Георгий Ишевский - Честь

Вице-фельдфебель строевой роты, Авенир Ефимов, с гордо поднятой головой, как изваяние, стоял с древком будущего знамени, торжественно, в положенный для этого момент, вручал его знаменщику Ломанову. Ломанов с достоинством нес воображаемое знамя на средину зала, с противоположных сторон с шашками на голо, шли ассистенты… Много раз раздавалась команда: — «На молитву шапки долой»… «Накройсь»… «Под знамя слушай, на краул»… Оркестр играл гимн, и молодое «ура» оглашало огромный зал.

Каждая следующая репетиция проходила более гладко, чем предыдущая, а в осанке директора, в манере держаться, чувствовалось, что то «ВЕЛИКОКНЯЖЕСКОЕ». Расчет всех не оправдался, прошло 8-ое сентября, а Великий Князь не приехал. Прошел октябрь… пришла зима, а с нею новые беспочвенные гадания с смутным решением возможного прибытия августейшего гостя в один из дней ротных праздников: 8-го ноября — 2 роты, 26-го ноября — 3 роты и 30-го — строевой. И на этот раз надежды предсказателей не сбылись…

Корпус готовился к традиционному концерту и балу 6-го декабря. День 6-го декабря корпус праздновал особенно торжественно. После литургии и молебна, на внутреннем плацу корпуса производился зимний парад всех трех рот, во время обеда играл корпусной оркестр, и сам обед состоял не из трех, а из четырех блюд. В 8 часов вечера в портретном зале строевой роты на эстраде, сплошь украшенной живыми цветами, светящимися вензелями и флагами, силами учащих и учащихся давался разнообразный концерт, после которого открывался первый зимний бал.

Огромный зал строевой роты переполнен до отказа. Дамы в бальных туалетах различных цветов и оттенков, словно нежные цветы на клумбах, военные в парадной форме при орденах, штатские во фраках. Первые три ряда заняты высокопоставленными гостями, за ними коричневые ряды гимназисток Мариинской гимназии и серые Якубовской, ряды воспитательского и преподавательского персонала с семьями, и у задней стены черная масса кадет с сверкающими в огнях люстр: галунами мундиров, начищенными пуговицами и бляхами поясов. Жоржик Брагин с самым маленьким кадетом корпуса Володей Симогуловым стоит на украшенной цветами площадке двухсторонней симметричной лестницы в створе 1-го ряда. На эстраде мать Володи, преподавательница музыки, мастерски играет один из этюдов Шопена.

— Встать смирно! — громом проносится по залу. Аккорд Шопена обрывается нестройным диссонансом. За шумом подымающихся с мест мужчин, наступила тишина. Головы всех с любопытством потянулись к площадке лестницы, на которой, в сопровождении блестящей свиты, показалась высокая, худощаво-стройная фигура Августейшего гостя — Великого Князя Константина Константиновича в красочной форме 4-го Его Величества стрелкового полка. Потерявший великокняжескую осанку директор корпуса подбежал к Августейшему гостю, что то взволнованно отрапортовал, но чарующая улыбка и протянутая рука Великого Князя быстро возвратили ему на момент утраченное спокойствие и самообладание.

«Здравствуйте, Симбирцы» — радостно приветствует Великий Князь, высоко подняв голову и устремив полный ласки взор в черную массу кадет.

— Здравия желаем Ваше Императорское Высочество, — дружно гремит в воздухе, и зал снова погружается в тишину.

— Продолжайте концерт…

Направляясь в первый ряд, Великий Князь, словно случайно, подхватил на руки маленького Володю и опустился в кресло, посадив, растерявшегося от счастья, кадета к себе на колени. Жоржик с завистью смотрел на счастливую рожу Володьки и искренне сожалел, почему он Брагин, а не Симогулов. Концерт продолжается… Мать Симогулова, выйдя на эстраду и увидев своего сына на коленях Великого Князя, теряет контроль над собой и безжалостно коверкает Шопена, за что очевидно и награждается бурными апплодисментами всего зала. Эстраду занял большой хор корпуса, с регентом Александром Михайловичем Пузыревым. Кадеты старательно пропели: «Ворон к ворону лети», «Бородино» и под шумные апплодисменты всего зала закончили «Калинкой». Наступил момент выступления Жоржика Брагина. Он заметно волнуется… Преподаватель русского языка Александр Александрович Мирандов ободряюще гладит его по голове и что то шепчет на ухо… Жоржик нерешительно выходит на эстраду, в горле стоит какой-то клубок, который он силится проглотить и не может.

Перед глазами в бешеном вихре вращаются неведомо откуда-то взявшиеся белые круги, в которых он явственно видит улыбающееся лицо Великого Князя и счастливую рожу Володьки… Где то справа мелькнула улыбка Мирандова…

— «Уволен» — стихотворение К. Р., — взволнованным голосом чуть слышно проговорил Жоржик…

Уволен! Отслужена служба солдата,Пять лет пронеслись словно день;Попрежнему примет родимая хатаЕго под радушную сень.Там ждет не дождется жена молодая,Там ждут и сынишка и мать…Малютка-то вырос, отца поджидая,Пожалуй, его не узнать.Уж близко теперь: вот знакомые нивы,И речка, и жиденький мост;Вот церковь белеет, и старые ивыСклонились на мирный погост.Вот избы: все снегом пушистым одето,Овин, огороды, гумно,И трудно поверить ему, что все этоПокинуто им так давно.Как будто вчера лишь с родной, дорогоюСемьей разлучали его.Седая старушка дрожащей рукоюКрестила сынка своего…

Жоржик не слышит произносимых им слов и только замечает, как улыбка Августейшего автора постепенно сменяется сосредоточенным выражением лица. Он чувствует на себе добрые глаза Великого Князя и, овладев собой, каким-то подсознательным наитием, детским звонким голосом смело бросает в огромный зал: слова, фразы, мысли, постепенно развертывающие правдивые и яркие картины беспорочной службы солдата Государевой роты, одного из гвардейских полков, радость увольнения в запас, приезд в родную деревню…

Вот с края деревни знакомая крышаПриветливо манит к себе:Все шибче, земли под ногами не слыша,Бежит он к родимой избе,И все с каждым шагом растет нетерпенье…Вот, вот она, хата его…Но что это значит? В каком разрушении…Дверь настежь, внутри — никого,Повыбиты стекла, свалились ворота…Но что же жены не видать?Иль может нашлась ей какая работа,А с ней и сынишка и мать?И душу тревожит дурная примета…

Жоржик остановился, но не потому, что забыл заключительную часть стихотворения. Его парализовала мертвая тишина зала, тысяча вопрошающих глаз, как бы требующих от него правды. Они нашли жестокую правду на кладбище у развесистой сосны, где был схоронен отец солдата…

Других два креста та сосна осенилаУгрюмою тенью своей,И свежая детская чья-то могилаЮтилася тут же под ней,Случайным, рассеянным взглядом невольноПрочел имена он, и вдругВ глазах помутилось, грудь сжалась так больно,И выпала шапка из рук…

Не слыша произносимых слов, Жоржик в заключительных строфах открыл картину ужасной, незаслуженно жестокой правды осиротелого солдата, и сам очнулся только тогда, когда огромный зал загремел апплодисментами. Великий Князь и Володька тоже апплодировали. Директор корпуса подошел к Великому Князю и о чем то почтительно попросил его. Великий Князь встал, утопил Симогулова в своем кресле и вышел на эстраду. Волна несмолкаемых оваций огласила зал. В заключительном номере программы пел кадет Устимо-Руткевич, аккомпанировал певцу Августейший гость…

Кончился концерт… К оставшемуся на эстраде Великому Князю потянулись: представители города, командования и администрации корпуса. Взрослые разбрелись по гостиным, а молодежь в длинный ротный зал, превращенный в зимний сад с тремя аллеями елок, садовыми скамейками, лунным полумраком, фонтаном и затейливой избушкой с мороженым и прохладительными напитками. Малышей 3-ей роты против их желания быстро увели в столовую, где их ждал поздний, праздничный, вкусный ужин. Дядьки корпуса быстро расставили стулья по стенам зала и 12-ю щетками прошли шлифованную поверхность паркета. Блестя медью начищенных инструментов, оркестр корпуса занял эстраду. На руках кадет снегом забелели замшевые перчатки.

«ВАЛЬС», — громко и четко возгласил распорядитель танцев.

Великий Князь склонил голову перед седеющей, слегка располневшей, но сохранившей прелесть женского очарования, женой директора корпуса, и открыл бал. Его примеру последовала молодежь и зал закружился в первом вальсе.

ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ КОНСТАНТИН

Великий Князь Константин Константинович долгое время занимал ответственный пост Августейшего начальника военно-учебных заведений. Ему было вверено воспитание и образование молодежи, и едва ли во всей России можно было найти более достойного и подходящего государственного деятеля, быстро сумевшего направить это воспитание в широкое, национальное русло прекрасных и незыблемых традиций русской армии и флота.