Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона.
Он поднял руку, прося нас замолчать, и прокричал строку латинских стихов ясным, высоким и певучим голосом. Вот эти стихи:
…Quae песreticere loquenti,Nec prior ipsa loqui didicit resonabilis Echo.
На этот раз Эхо точно повторило все слова, даже четко прозвучали все «С».
Мы выразили наше восхищение, а старина Боб, сидя на козлах, возмутился:
— Вы только посмотрите. Это Эхо издевается над честным англичанином, а какому-то французишке точно отвечает! Ах чтоб его…
Зара спросила джентльмена:
— Сэр, что вы сказали Эху?
Он ответил, что в вольном переводе эта фраза будет звучать так: «Фея — женщина, с хорошими манерами, поэтому сама не может начать разговор. Но если к ней вежливо обратиться, то она обязательно даст ответ».
Зара разозлилась, думая, что он над ней посмеялся. Тогда он опять что-то крикнул, но на этот раз не стал нам переводить, мне показалось, что он выкрикнул какие-то не совсем приличные стишки.
Леди Гардинер обратилась к нему:
— Сэр, вы мне кажетесь ученым человеком. Как-то в моем доме обсуждали тавтологическое эхо. Что это такое?
Мужчина объяснил, что бывает эхо, повторяющее слова дважды или даже больше раз. Кончиком шпаги он начертил на дерне линии, чтобы пояснить математическое обоснование этого удивительного явления.
— Повторяющееся или тавтологическое эхо было замечено в Риме, у подножья холма, где была возведена белая мраморная гробница Цецилии Метеллы. Такое же эхо было услышано в развалинах неподалеку. Одно из этих мест называется Капо ди Буой,[14] и там на мраморе вырезано около двухсот бычьих голов. Эти стены очень ровные, и эхо скользит между ними, и если кто-то посылает звук вдоль этой линии, — он отметил линию движением шпаги, — то он может услышать первый стих Вергилия {13} aeneid, повторенный восемь раз очень отчетливо, а затем эти стихи повторяются уже не так четко.
Леди Гардинер и ее кузина поблагодарили джентльмена, а он поклонился в ответ, заметив, что ему его пояснение не составило труда. Затем леди Гардинер поинтересовалась, как его зовут.
Он как-то странно огляделся и сказал:
— Мадам, сегодня я человек без имени. Но вы можете меня называть Тиресием, {14} потому что я — поэт.
Он еще раз сдержанно поклонился, надел шляпу, сел на лошадь и помчался через парк, вскоре он скрылся из вида в лощинке.
— Господи, — сказала старая леди. — Все поэты сумасшедшие и очень несдержанные. Садимся Боб, погоняй, вот тебе шиллинг на эль, который ты просил у Эха, бездельник!
Мы снова выехали на дорогу к Энстоуну и, торопясь попасть в город чуть раньше Их Величеств, проехали через город. Мы двигались быстром трусцой и прибыли в Энстоун через два часа. Там нас ожидал сэр Томас, он сказал, что приготовил для нас места в зрительских рядах, с которых нам будет хорошо видно церемонию. Я сейчас расскажу, что это была за церемония. Добрый джентльмен, эсквайр Бушел, разрабатывавший королевские шахты в доминионе Уэльса, много лет назад приказал вычистить ручей Голдвел и поставить резервуары, чтобы можно было пить воду из ручья. Там все заросло кустами и вереском, а когда все вырубили, то он увидел озеро и красивую скалу. Сэр Бушел решил, что ее стоит еще немного приукрасить. Он приказал разместить резервуары у подножия скалы, а между камнями провести трубы, наверху построить летний домик с банкетным залом и комнатами на втором этаже. Он также приказал насадить рощицы красивых развесистых деревьев, между ними проложить тропинки. Кругом располагались навесные мостики, били каскады чистейшей воды и были устроены всевозможные «сюрпризы». Когда все было готово, он пожелал, чтобы король и королева сами увидели все, и задумал устроить праздник в честь короля.
На подмостках увитых зеленым пологом с вышитыми шелком разноцветными цветами были поставлены скамьи для почетных гостей. Сцену построили на холме, выходящем на гроты и фонтаны. Рядом с нами уже сидели почетные гости. Вскоре на сцену вышел господин из Вудстока в сопровождении джентльмена, о ком сэр Томас тихо сказал на ухо своей матушке.
— Сударыня, джентльмен в алом — это мистер Генри Лоуз, {15} который пишет музыку для Их Величеств. Его песни всем хорошо известны. Он писал музыку вместе с господином Саймоном Айви пару лет назад для знаменитой пьесы в стихах, поставленной на Сретенье во Дворце Уайтхолл.
— Значит, другой господин с прилизанными волосами, который сейчас разговаривает с господином Лоузом, видимо, и есть господин Айви? — спросила леди.
— Нет, сударыня. Не знаю, кто это, но точно не господин Айви, ибо он стоит за аркой в костюме отшельника.
Я слышала, как наш новый знакомый, севший позади нас, сказал господину Лоузу, что вчера ехал из Гортона в Букингемшире и ночевал в Оксфорде, а господин Лоуз спросил его, чем он сейчас занят. Он помедлил, потом сказал, что пытается расправить крылья для далекого полета. Но потом все-таки пояснил, что собирается написать пьесу в стихах о короле Макбете. И хочет, чтобы эта пьеса была лучше пьесы Уильяма Шекспира, написавшего лет тридцать тому назад пьесу на ту же тему. Шекспир, конечно (так он сказал), хороший поэт, но он не описал те события с подобающим трагизмом. Он смешал благородные чувства с похотью, что достойно осуждения, и таким образом нарушил целостность, как этому учил Аристотель, и временами становился просто абсурдным. Наш джентльмен говорил резким и четким голосом, и сэр Томас рассердился, потому что, будучи воспитанным человеком, он не мог его перебить, но по дороге домой он нас страстно убеждал, что ни один существующий драматург не смеет критиковать сэра Уильяма Шекспира и никто его не превзойдет ни в комедии, ни в трагедии, и что только дурак или мошенник может попытаться превзойти его.
Мистер Лоуз заговорил и о пьесе, поставленной в Ладлоу в Михайлов день, стал жаловаться, что множество судей литературы (люди уважаемые, им в этом не отказать) просили у него копии пьесы, и их было так много, что он устал ее переписывать. Потом он наконец перешел к сути дела и спросил:
— Дружище Джон, разве мы не можем напечатать эту пьесу? Что бы там ни говорили, это чудесная вещица вполне достойна прекрасного поэта.
Наш знакомый приводил разные мелкие доводы, сказал, что в пьесе есть уйма строк, которые надо изменить.
— Но почему же вы этого не делаете? — спросил его Лоуз.
Он был настойчив, и господин Тиресий наконец с ним согласился, что пьесу можно публиковать, но сделал это с неохотой и при условии, что его имя, ни под каким видом, не появится на обложке книжки.
Вскоре раздался звук фанфар, и гости заволновались. Все мужчины сняли головные уборы и поднялись, затем дамы присоединились к ним. Издалека доносились звуки труб. Господин Лоуз извинился перед нашим спутником и сказал, что его место среди музыкантов, поблагодарив за беседу, он поспешил прочь. Спустя три минуты в саду показались герольды и верховые. Барабанщики били в барабаны. Мы слышали громкие крики людей, приветствующих Их Величества у ворот. Постельничий заметил, что двое модных молодых людей курят табак под деревом, он учуял запах табака. Он быстро направил к ним своего коня и грубо выхватил у них изо рта трубки, заявив, что Его Величество ненавидит этот запах, добавив, что, похоже, молодые люди воспитывались среди дикарей Америки. Юноши устыдились.
Вскоре у озера показалась почти вся процессия. Их Величества ехали верхом. У короля была высокая кобылка из Фландрии. Он считался лучшим всадником трех королевств. Королева ехала на невысоком арабском жеребце, который двигался так плавно, словно его смазали машинным маслом. Их сопровождали придворные джентльмены, такие статные и красивые, что глаз не оторвешь! Среди них были трое джентльменов из Шотландии — граф Карлайл и граф Келли, и маркиз Гамильтон. Все они были членами Тайного Совета. Они были очень богатыми, на них были роскошные платья. Сам король не мог с ними соревноваться. Процессию сопровождали прекрасные леди на чудесных конях, в одеждах, сверкающих золотом и драгоценностями. Сзади в каретах ехали епископы, важные лица Оксфорда и члены Тайного Совета короля. Из них мне запомнился только лорд-казначей, граф Портланд, чьи жена и дочь были в свите королевы, они, как и королева, исповедывали старую религию.
В то время король правил с помощью Тайного Совета, ибо он не переносил парламент, но без парламента было трудно получить деньги со своих подданных. Мы поприветствовали Их Величеств, и король позволил нам сесть. Мужчины оставались с непокрытыми головами, хотя солнце нещадно палило.
Я и Зара были еще глупыми, поэтому удивлялись, почему король сидит без короны и почему он такой коротышка. Он был самым маленьким человеком в своем окружении за исключением его карлика. Королеву и короля подвели к деревянным тронам, украшенным королевским гербом, им подали прохладительные напитки и разные вкусные желе, а негритенок (я первый раз в жизни увидела негритенка!) обмахивал королеву опахалом из страусовых перьев. Король с улыбкой сделал знак, что можно начинать представление.
