Джеймс Нельсон - Гнев викинга. Ярмарка мести

Четыре года, лучшие в его жизни, он провел именно так, а затем все закончилось. Луи привык видеть опасности на поле боя, но не сумел вовремя заметить их в собственном доме.

За эти четыре года он стал тем, в ком другие ищут и видят вождя. Воины Руана уважали его и подчинялись ему. Если он хотел набрать солдат, ему было достаточно дать об этом знать и люди со всех концов провинции устремлялись под его штандарт.

Подданные графа тоже любили его. Они видели в нем защитника, красивого юношу на черном скакуне, который мчался в битву с пришлыми варварами и охранял их дома и владения.

Луи запросто смог бы сместить своего отца и стать графом Румуа. Титул обычно отходил старшему сыну, но во Франкии не всегда придерживались традиций. Луи, однако, нравился его образ жизни, и он совершенно не интересовался властью. Мысль о том, что он может использовать свое влияние и статус, чтобы занять место отца, ни разу не приходила ему в голову. Но она пришла в голову его брату Эберхарду.

Их отец скончался в феврале 853 года, в один из тех холодных дней, когда ветер кружил редкие снежинки над огромным замком в Руане. Какое-то время он болел, страдая от мокрого кашля и лихорадки. Врачи лечили его травяными отварами, с серьезным видом разглядывали его мочу, делали кровопускания, но он все равно умер. И только тогда Луи осознал, как тщательно Эберхард готовился к этому дню.

Покойный граф Хинкмар все еще лежал на смертном ложе, когда Эберхард приказал арестовать Ранульфа и других капитанов, подчинявшихся Луи. Остальных лишили оружия, доспехов, лошадей и тоже заключили под стражу. Охраняли их воины, которых Эберхард давно уже втайне собирал вокруг себя. Луи никак не мог этому помешать. Он лишь наблюдал за этим с ужасом и яростью, ожидая, когда топор коснется его шеи или нож вонзится ему под ребра.

Но никто не нанес ему смертельного удара. Луи предоставили относительную свободу, когда его брат укрепил свою власть над Румуа. Ему позволили передвигаться по замку и землям, но всегда под присмотром по меньшей мере одного вооруженного стражника, который оставался на виду, и, как подозревал Луи, еще нескольких, следивших за ним из укрытия. Ему не давали лошадей и не позволяли покинуть Румуа.

Спустя пять дней после смерти отца, когда его тело навеки упокоилось в мраморном саркофаге церкви Руана, Луи вызвали к брату, в большую комнату, ранее принадлежавшую отцу. Эберхард расположился здесь еще до смерти Хинкмара, когда отец метался в агонии на своем ложе. Луи миновал знакомые двери, почти ожидая снова увидеть отца, и недовольно поморщился, обнаружив брата, удобно устроившегося в кресле Хинкмара.

– Брат мой, – начал Эберхард, – наш покойный отец, как ты знаешь, всегда заботился о твоем образовании и состоянии твоей души. И никогда не считал, что твои военные игрища помогут тебе достичь рая.

– Наш покойный отец радовался тому, что я не позволял данам превратить Румуа в пепелище, – ответил Луи. – Если собираешься убить меня, обязательно найди, кем меня заменить.

– Убить тебя? – переспросил Эберхард с почти искренним изумлением. – Я не собираюсь тебя убивать, брат мой. Как ты можешь так думать? Нет, наоборот. Я хочу, чтобы ты обрел жизнь вечную. Я, как и отец, боюсь за твою душу. И считаю, что тебе пора оставить греховное военное поприще. Скажи, ты когда-нибудь слышал о монастыре в Глендалохе? В Ирландии?

Вот в чем было дело. Эберхард не посмел бы расправиться с Луи, потому что тот был слишком популярен в народе и среди воинов. По крайней мере так позже решил Луи. Младшие сыновья обычно становились воинами либо священниками. Луи выбрал первое, а теперь брат собирался принудить его ко второму. В конце концов, такое уже случалось. Людовик Благочестивый сослал в монастырь двух своих сводных братьев, которые могли причинить ему хлопоты. Но они хотя бы остались во Франкии. Эберхард же хотел убедиться в том, что Луи окажется как можно дальше отсюда.

Две недели спустя Луи отправили в Глендалох, обучаться у монахов и переписывать древние рукописи в ожидании пострига. В монастыре он чувствовал себя, как рыба, попавшая на крючок, он бился, метался и пытался глотнуть воздуха. Из всех новоприбывших только он не нравился аббату. По правде говоря, его, непокорного и наглого, здесь едва терпели. В те редкие моменты, когда он молился, он просил Бога о том, чтобы его выгнали из Глендалоха и отправили обратно в Румуа. Но этого не случилось, и Луи догадался, что брат отправил в монастырь немало серебра, чтобы монахи продолжали терпеть присутствие Луи.

Долгим и извилистым был путь, который привел его сюда, на узкую улочку, где он, обнаженный, одинокий и несчастный, стоял под проливным дождем. Теперь его посетила новая мысль. Стремясь убраться подальше от меча Колмана, он оставил Фэйленд на милость ее разъяренного мужа. Когда речь шла о постели, Луи был жаден и тороплив, но когда ей понадобилась защита, он ускользнул прочь, как и положено трусу.

«Господи, я отвратителен, я раб, я ничтожество», – подумал он. Луи почувствовал, как по щекам потекли слезы, или, возможно, это был все тот же дождь. Он двинулся вдоль стены к воротам, ведущим на территорию монастыря, и его больше не волновало, увидит ли кто-то его наготу. Он был готов упасть на землю и медленно утонуть в грязи.

Луи спотыкался, увязая в мокрой глине, он погрузился в свое отчаяние так глубоко, что не замечал ничего вокруг. Поэтому внезапно окликнувший его голос заставил Луи подпрыгнуть от неожиданности.

– Брат Луи?

Он обернулся на звук. По ту сторону стены стоял отец Финниан, один из священников монастыря. С едва заметной улыбкой он поднял руку и расстегнул фибулу, удерживавшую на его плечах плащ.

– Возьми, брат Луи. Ты выглядишь так, словно плащ тебе не помешает.

Глава восьмая

Будь дома весел,

будь с гостем приветлив,

но разум храни;

прослыть хочешь мудрым —

в речах будь искусен…

Не успел Годи закрыть дверь, как Сутар снова ее открыл. Он шагнул внутрь и придержал створки. Из ветра и проливного дождя соткалась фигура с накинутым на лицо капюшоном длинного плаща, который мог быть какого угодно цвета, но сейчас казался угольно-черным. Человек прошел внутрь, и следом за ним в зал шагнул воин, который нес длинный шест. С шеста свисал штандарт с изображением ворона, и вода капала с него на пол. Затем вошли еще несколько хорошо вооруженных людей.

Человек в капюшоне поднял руку и стянул с головы промокшую ткань, открывая взглядам лицо с короткой, аккуратно подстриженной бородкой. Несмотря на малый рост и неприметную внешность, Кевин мак Лугайд, похоже, обладал немалой властью в той округе, которую ирландцы называли Киль-Вантань. Она являлась частью страны, известной как Лейнстер.

Торгрим двинулся навстречу Кевину, когда дверь вновь закрылась за последним из его стражников.

– Приветствую, – сказал он, протягивая руку, которую Кевин пожал.

Ирландец ответил что-то на родном языке, видимо тоже поздоровался. Харальд стоял рядом, но переводить его слова не стал.

Приблизился Сеган, который вел себя с Кевином более подобострастно, чем с Торгримом, и принял у ирландца плащ. Одежда под ним оказалась такой же мокрой, как накидка, но все равно ее роскошь бросалась в глаза: то был лучший наряд из всех, которые Торгрим до сих пор видел на Кевине, и он сделал вывод, что серебро течет в кошель гостя буквально со всех сторон.

Торгрим взял ирландца под локоть и подвел его к очагу. Сеган вновь возник рядом, чтобы подать рога с медом ему и Торгриму. Как хозяин, Торгрим и должен был проявить подобное гостеприимство, и он искренне желал устроить гостя поудобнее. Но не слишком. Если предстоят переговоры, пусть Торгрим будет наслаждаться сухой одеждой и теплом очага, в то время как ирландец останется промокшим и несчастным.

Кевин постоял у огня в молчании, глядя на пламя. Он придвинулся к нему так близко, как только мог, рискуя обжечься. Затем он сделал добрый глоток меда, повернулся к Торгриму и заговорил. Харальд, стоявший рядом с Торгримом, переводил:

– Он спрашивает: «Что ты думаешь об ирландской погоде в эту весеннюю пору?»

Кевин, ожидая ответа, чуть заметно улыбался.

– Скажи ему, что погода тут именно такая, какой я и ожидал от страны, заслуженно проклятой богами.

Харальд перевел. Кевин улыбнулся шире и заговорил снова.

– Он говорит: «Есть только один Бог, и Он действительно проклял эту землю», – перевел Харальд.

Торгрим улыбнулся и поднял свой рог, Кевин ответил тем же, и они коснулись их краями. Это была третья или четвертая их встреча, и каждая последующая оказывалась выгоднее предыдущей.

Первая состоялась всего через полтора месяца после того, как ирландская армия под командованием Лоркана мак Фаэлайна атаковала Вик-Ло и потерпела поражение. Лоркан был убит, как и десятки других, в том числе и большинство его командиров. Гримарр Великан, властелин Вик-Ло, тоже погиб. Кровавая схватка, длившаяся каких-то полчаса, привела к тому, что вся структура власти в этой части Ирландии взлетела в воздух и рассеялась, как мякина.