Александр Лысёв - «Раньше смерти не помрем!» Танкист, диверсант, смертник
— Вот это да… — обалдело проговорил наводчик, отфыркиваясь после выстрела от пошедших в башню пороховых газов.
Пятившуюся задним ходом самоходку накрыли уже у самой проселочной дороги. Выскочив на тракт, успели улизнуть по нему несколько мотоциклов. Танковые пулеметы дробно били им вслед. А вот оставшуюся последней немецкую «тройку» погоняли по высоким колосьям изрядно. Вражеский танк, грамотно маневрируя, огрызался огнем, сам долго оставаясь неуязвимым. Несколько раз по башне хорошенько приложило как будто здоровенным молотом. Но пробитий и повреждений от немецких снарядов не было.
— Шиш! — констатировал Барсуков, впрочем, слегка оглушенный.
Лязгнул затвор орудия. По специальному лотку пошел в камору гаубицы очередной снаряд. Энергично орудовал прибойником-досылателем замковый. Опять клацнул затвор. Отработанная процедура раздельного заряжания в очередной раз прошла четко и быстро.
— Готово!
Загудели электрические приводы, медленно ворочая тяжеленную и страшную башню.
— Огонь!
— Выстрел!
Грохот, дым, удушливые газы, несколько мгновений ничего не понятно — где ты и кто ты.
— Мажешь, наводчик, — раздался всего лишь через пару секунд ровный голос Барсукова.
— Юркий, падла, — сквозь губу процедил наводчик, ожесточенно вращая ручной секторный подъемный механизм вертикального наведения. — Я за ним не успеваю.
— Хитрый и быстрый, — невозмутимо уточнил капитан и адресовал следующую фразу механику:
— Витяй, выводи напрямую. Он нам ничего не сделает.
Коломейцев выкатил КВ на мягкую пыль ровного проселка и плавно затормозил.
— Орудие готово! — доложили после очередного лязга сверху.
Но не успела прозвучать команда «Огонь!», как немец влепил им новый снаряд. Срезав несколько наружных болтов, снаряд с визгом маневрового паровоза рикошетом ушел в сторону.
На этот раз попадание пришлось в бронемаску орудия. Всех приложило лбами о броню. Чертыхаясь, полетел из своего сиденья наводчик.
— Да завалите мне его к е…й матери!!! — потеряв терпение, закричал в радиостанцию остальным танкам роты Барсуков. — Сколько можно всей толпой щи лаптем хлебать!..
Точку поставил экипаж Ивлева. Хоть Москаленко и затормозил так, что тяжеленный КВ буквально закачался на широких гусеницах взад-вперед, натренированный расчет, подловив немца на развороте, снес обложенной со всех сторон «тройке» половину катков по левому борту. Вместе с комьями земли вверх полетели ошметки порванных гусениц. И сразу во всей округе стало тихо.
Осмотревшись сначала изнутри башни по всем сторонам, Барсуков откинул крышку люка и осторожно покрутил головой. Позади догорали сожженные во встречном бою танки. Еще дальше и выше над ними жалобно крутила лопастями заполыхавшая с одной стороны ветряная мельница. Словно отчаянно размахивала руками, призывая на помощь. А впереди не было никого. Выслав взвод танков в дозор на три стороны, Барсуков разрешил остальным экипажам выбраться из машин. Возбужденные и чумазые, в пропотевших комбинезонах танкисты оживленно обменивались репликами после первого боя.
— Товарищ капитан! — подскочил к Барсукову младший лейтенант Ивлев. — Там немца из «тройки» взяли. Живой!
Заинтересовавшийся Барсуков, окруженный экипажами своей роты, подошел по изрытому гусеницами полю к разбитому немецкому танку. При его появлении сидевший под охраной двух танкистов германский офицер в черной танковой блузе поднялся и, прихрамывая, сделал два шага вперед, коснувшись закопченными пальцами края своей пилотки с розовым кантом.
Барсуков, вскинув руку в ответном приветствии к уже сменившей на его голове танкошлем фуражке, внимательно рассмотрел немца. Обер-лейтенант, одних примерно с ним лет, боевые награды и какие-то значки с различными изображениями танков на груди. Все понятно — профессионал.
— Зер гут, — произнес Барсуков, легонько указав пальцами сначала в сторону немца, а затем на его подбитый танк.
Немец чуть смущенно улыбнулся, дотронувшись ладонями до своих ушей. Вытекшая из них кровь уже успела засохнуть на шее и воротнике.
— Я говорю, зер гут, — наклоняясь к немцу, громко повторил Барсуков. И сделал несколько витиеватых движений рукой, долженствовавших обозначать умелые маневры немецкого танка в минувшем бою. — Абэр…
На этом познания Барсукова в языке противника заканчивались. Указав сначала на развороченную «тройку», выглядевшую довольно жалко на фоне громадного КВ, а потом обведя руками остальные танки гигантских размеров, выстроившиеся полукольцом неподалеку, капитан закончил:
— Но у вас не было шансов. Ивлев!
— Я, товарищ капитан!
— Переведи ему.
— Зи хаттен кайне шансен, — отчеканил немцу в ухо младший лейтенант с классическим произношением семилетней школы средней полосы России.
Немец поглядел на окружавшие его КВ, согласно покивал головой и, пожав плечами, развел ладони в стороны — дескать, ваша правда, но попытаться-то я был обязан. Его молчаливая пантомима была адресована главным образом Барсукову. Тот прекрасно все понял, ухмыльнулся и, покровительственно чуть тронув немца за плечо, повторил:
— Гут.
Экипажи вокруг сдержанно заухмылялись. Ивлев, проявляя инициативу, классической фразой продолжил допрос дальше:
— Ирэ папир, битте.
Немец без препирательств полез за документами, передал их Ивлеву. Но дальше, бросив опять-таки на Барсукова взгляд, в котором без всякого перевода читалось: «Уж вы-то понимаете, что рассказывать я ничего не могу», спокойно, даже не пытаясь изображать какой-то вызов, чуть повернул голову в сторону и принялся демонстративно рассматривать разнесенную вдребезги ходовую часть своего танка.
Барсуков, предоставив Ивлеву разбираться с пленным дальше, вернулся к своему командирскому КВ. Они продвинулись на несколько километров к западу. Сзади кроме сожженных танков никого не было. Ситуация впереди была неясная. Капитан по радио связался с батальоном. Ему ответили быстро, запросили обстановку. Барсуков доложил, попросил пехотное прикрытие и снабжение. Все обещали прислать. В целом в штабе общую обстановку оценивали вполне оптимистично. Наступательные действия планировалось продолжать. Приказав радисту постоянно держать на прием, Барсуков в хорошем настроении выбрался из машины и зашагал к своим танкистам.
Пользуясь временным затишьем, Коломейцев с разрешения командира отправился посмотреть подбитые немецкие танки. Они его не впечатлили. Ничего особенного — на уровне наших «бэтэшек» и «двадцатьшестерок». Может, даже и похуже. Впрочем, справедливости ради надо было признать, что набили их немцы у нас уже изрядно. Но дело здесь явно было не в технике, а в подготовке командиров, выучке экипажей, организации взаимодействия в бою и снабжения. Ну и боевой опыт, разумеется… Подбитые танки еще кое-где дымились. От них тянуло тошнотворным запахом горелой человеческой плоти. Уже зная, что в распахнутых люках подбитых машин он увидит скрюченные обгорелые фигуры, Коломейцев повернул обратно. Ребятам уже не помочь, а на такие картины он вдоволь насмотрелся за финскую кампанию. Подойдут тылы, похоронят убитых, уволокут в ремонт то, что подлежит восстановлению. А у них наверняка сейчас появятся новые задачи…
Вернувшись в расположение, Коломейцев наткнулся на Ивлева с ФЭДом харьковского производства в руках. Младший лейтенант сбегал за фотоаппаратом в свою машину и теперь увлеченно щелкал затвором, запечатлевая, как он выразился, «для истории» подбитую вражескую технику. Мимо под охраной проводили пленного немца.
— Ну-ка, стой! — скомандовал Ивлев.
Танкисты остановились, немец послушно замер с руками по швам. Ивлев сунул фотоаппарат Коломейцеву в руки, а сам подвел немца к подбитой «тройке», встал рядом с ним и громко крикнул:
— Давай! Фото на память!
Витяй усмехнулся, взвел затвор и нажал на спуск. Младший лейтенант, однако, на этом не успокоился. Потребовав еще несколько снимков с разных ракурсов, он в итоге вытащил из кармана плитку наркомпищепромовского шоколада «Миньон» и протянул ее немцу.
— Давай-давай, снимай! — по-мальчишески задорно крикнул Ивлев Витяю.
Витяй навел объектив, в котором отразились немец со сделавшимся оловянным взглядом и улыбающийся во все тридцать два зуба Ивлев — и в очередной раз щелкнул фотоаппаратом. Вокруг уже, как на представление, собрались танкисты.
— Давай теперь я тебя с ним щелкну, — протянул руку за ФЭДом Ивлев.
— Да ну, — отмахнулся Коломейцев, — не хочу я с ним фотографироваться.
— Ребята, а давайте общую карточку сделаем, — предложил кто-то. И, сам того не ведая, произнес пророческие слова: — Кто знает, когда еще придется…
Они успели сделать общее фото на фоне ближайшего КВ, после чего Ивлев, получив фотоаппарат обратно в руки, объявил:
