Федор Раскольников - Взятие Энзели

Федор Раскольников

Взятие Энзели

I

Серго Орджоникидзе жил в Баку на площади Свободы, недалеко от могилы жертв революции.

Вход в его квартиру был со двора, небольшого, но довольно опрятного. Просторные светлые, но скудно меблированные комнаты с длинной стеклянной верандой казались пустыми. Крепкие деревянные половицы блестели свежей ярко-желтой краской. Однако даже эта новизна пола не придавала квартире уюта. Здесь было что-то от походного бивуака, всегда толпилась масса народу, раздавались непрерывные, режущие ухо телефонные звонки.

По вечерам за чайным столом, покрытым клеенкой с цветными узорами, собиралась большая компания. Чай разливала приветливая и радушная жена Орджоникидзе — простая и добрая женщина, как мать о сыне заботившаяся о Серго.

16 мая 1920 года, когда мы сидели за чайным столом, к Орджоникидзе пришел Нариман Нариманович Нариманов — человек с бронзовым цветом лица, большой лысиной и темными, как чернослив, глазами. Он был председателем Совнаркома Азербайджанской Советской республики и только что вернулся из Москвы.

Я поглядел на часы: приближалось время, назначенное для съемки с якоря. Поднялся из-за стола и стал прощаться.

— Ну, товарищ, желаю вам успеха, — сказал Нариман Нариманович, глядя на меня своими глубокими темными глазами.

Раскрасневшийся от волнения Серго тоже произнес несколько добрых слов. Мы обнялись и крепко расцеловались.

В лице тт. Орджоникидзе и Нариманова я получил как бы последнее напутствие партии и правительства Советского Азербайджана. Расставшись с ними, сел в ожидавший меня у ворот длинный открытый автомобиль, сильно потрепанный в астраханских песках за годы гражданской войны, и поехал в военную гавань. Искусный шофер Астафьев, полный, широкоплечий, словно из одних мускулов сотканный матрос, быстро вез меня по тускло освещенным улицам Баку.

Проехав мимо Приморского бульвара, помчался по нескончаемой набережной в сторону Баилова мыса, окруженного темнеющими вдали горами. Где-то направо мелькнул в стороне резной силуэт тонкого минарета.

Добравшись до военной гавани, я поднялся на борт эскадренного миноносца «Карл Либкнехт» и приказал сниматься с якоря. Население города уже спало, и уход эскадры, по крайней мере до утра, мог остаться незамеченным.

Зашипели паровые лебедки, прозвенели звонки машинного телеграфа, загремели тяжелые чугунные звенья якорного каната, и миноносец плавно и медленно стал отделяться от каменной стенки. Мы проплыли мимо мигающих огней маяка на острове Нарген и ушли в черный, как нефтяная копоть, сумрак каспийской ночи.

II

Горячее южное солнце заливает безбрежную синеву Каспийского моря. Мерно подрагивает стальной корпус эсминца. Из широких его труб выбиваются и относятся ветром густые клубы дыма.

Угольная пыль, как песок, хрустит под ногами на скользкой железной палубе. На баке и на юте в небеленых парусиновых чехлах дремлют 4-дюймовые пушки. Посреди миноносца вдоль его корпуса вытянуты длинные козырьки минных аппаратов, заряженных сверкающими на солнце минами Уайтхеда, похожими на гигантские серебряные сигары.

Стройной кильватерной колонной идут за «Либкнехтом» другие миноносцы. На флангах соединенной флотилии РСФСР и Азербайджана ритмично покачиваются от мертвой зыби обладающие слабой устойчивостью однотрубные канонерские лодки «Карс» и «Ардаган».

В центре нашей эскадры, прикрытый со всех сторон военными кораблями, идет высокобортный нефтеналивной пароход. На нем — десантные кожановские отряды.

За несколько дней до похода у нас было военное совещание. Кроме меня и начальника штаба, расторопного и живого, худого, как мальчик, Владимира Андреевича Кукеля, на нем присутствовали все флагманы и командиры судов. Перед нами стояла задача: совершить поход на Энзели, захватить белогвардейский флот, уведенный туда сторонниками Деникина, и отнять военное имущество, увезенное из Петровска и Баку. Мы знали, что в Энзели стоят английские войска, но, невзирая на это, решили действовать.

Начальник десантных отрядов Иван Кузьмич Кожанов, худой, скуластый, нервный молодой человек с косым разрезом узких, как щелочки, глаз, настойчиво предлагал двинуть свои отряды по сухопутью, берегом Каспийского моря на Астару — Энзели; флотилия должна была лишь прикрывать его с флангов. Я не согласился с этим планом. Успех операции зависел от быстроты и внезапности. Продвижение отрядов по берегу Каспийского моря позволило бы белогвардейцам эвакуировать награбленное имущество в глубь Персии, а их союзникам — англичанам стянуть к Энзели дополнительные военные силы.

Я предложил иной план похода на Энзели с высадкой десанта в непосредственной близости от города. Этот план был поддержан большинством флагманов и командиров.

III

На рассвете 18 мая, когда персы и англичане еще спали, наша эскадра неожиданно появилась перед глинобитными, с плоскими крышами домами Энзели. В бинокль был виден стоящий на берегу дворец губернатора, окруженный бананами и зонтиками стройных пальм. Влево от Энзели раскинулся военный город Казьян с его казармами, складами и еще какими-то длинными одноэтажными зданиями. На ясном бирюзовом небе резко выделялись две тонкие мачты беспроволочного телеграфа.

Я на своем миноносце прошел вдоль берега.

Восточнее Энзели и Казьяна в поле зрения моего цейсовского бинокля попало несколько тяжелых 6-дюймовых орудий. Они стояли на открытом песчаном берегу без всякого искусственного прикрытия. Людей нигде не было видно.

Выбрав место, удобное для высадки десанта, я распорядился поднять сигнал о начале десантирования.

Дул южный ветер, и разноцветные флаги колыхались и рвались улететь на север. Мертвая зыбь мерно раскачивала корабли и переваливала их с борта на борт.

От высоко сидящего черного нефтеналивного парохода отделились первые шлюпки. Наши моряки в синих голландках с белыми воротниками и развевающимися на ветру длинными ленточками фуражек энергично гребли. Но шлюпки медленно подвигались к берегу. Отлив относил их в открытое море.

Наконец несколько матросов в кожаных сапогах с высокими голенищами, крепко сжимая в руках коричневые винтовки, бодро выскочили на песчаную отмель. В их руках, как огромная птица, трепетало широкое Красное знамя с перекрещенными молотом и серпом.

Матросы с привычной ловкостью и проворством влезли на телеграфные столбы, срезали медную пряжу проводов. Телеграфная связь Энзели с внешним миром была прервана. Затем они заняли шоссейную дорогу, идущую из Энзели на Решт и Тегеран.

Мимо грозных, но странно молчавших орудий я прошел на миноносце к Казьяну и сделал несколько выстрелов, чтобы разбудить спящих безмятежным сном англичан. Не желая разрушать легких и воспламеняющихся, как солома, домов мирного населения, мы сосредоточили артиллерийский огонь всецело по казармам.

Из Казьяна вышла цепь солдат и быстро двинулась на сближение с нашим десантом. Это были храбрые и воинственные гуркасы из индийского «независимого» государства Непал. Их головы, словно бинтами, были обмотаны белоснежными чалмами. Из двух орудий «Карла Либкнехта» мы стали производить пристрелку. После нескольких невидимых нам перелетов, ложившихся где-то далеко в лесу, начались недолеты, поднимавшие в воздух гигантские всплески воды. Наконец получилось накрытие: снаряды стали падать в самую цепь.

— Прицел — двадцать восемь, целик — два, — скомандовал я.

Сигнальщики отрепетовали ее красными флажками, и все корабли, словно обрадовавшись, открыли частую и оглушительную пальбу.

Снаряды изрыли всю землю вокруг индийских солдат. Но смуглые гуркасы в белых как снег чалмах продолжали двигаться по узкой песчаной косе, сжатой с одной стороны морем, а с другой — болотами и прудами. На открытом пространстве им негде было укрыться и негде маневрировать. Пославшие их в бой генералы смотрели на них как на пушечное мясо и гнали на верную смерть.

Только когда частые разрывы снарядов встали на пути стеной, непальские стрелки разбежались. В этот момент дежурный телеграфист принес мне из радиорубки наспех записанную карандашом депешу. Английский генерал с очаровательным запозданием спрашивал меня о цели визита красного флота. Радиограмма на английском языке была подписана командиром бригады генералом Чемпейном.

Я ответил, что красный флот не имеет никаких агрессивных намерений ни против английских войск, ни против персидского правительства. Наша цель — вернуть суда и военное имущество, украденные деникинцами. Во избежание недоразумений я предложил британскому командованию немедленно вывести войска из Энзели.

Неудачливый английский военачальник вступил со мной в радиопереписку.