Иван Лукаш - Граф Калиостро
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Иван Лукаш - Граф Калиостро краткое содержание
Граф Калиостро читать онлайн бесплатно
Иван Лукаш
Граф Калиостро
Повесть о философском камне, госпоже
из дорожного сундука, великих ро-
зенкрейцерах, волшебном золоте,
московском бакалавре и о про-
чих чудесных и славных
приключениях, бывших
в Санкт-Петербурге
в 1782 году
Печатается по изданию: Лукаш И. Граф Калиостро.
Берлин: Книгоиздательство писателей в Берлине, 1925.
ДОРМЕЗ У ЗАСТАВЫ
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный...
Пушкин
Петербургской белой ночью, к рассвету, когда столица тускло дымит серебристой мглой, у Митавской заставы, что за Обуховым мостом, часовой гренадер заслышал глухой гул колес о щебень государевой дороги.
Старый солдат, хвативший пенника в торговых банях у портомоен и продремавший всю ночь на крыльце кордегардии, взбил пятерней буклю, осыпавшую плечо мукой, и, кряхтя, поднял с земли фонарь.
-- Кого черти несут? Чтоб их, неугомонники, -- проворчал солдат, откидывая рогатку.
Желтая тропинка света нырнула в туман.
Покачиваясь, точно похоронная колесница, надвинулся дорожный дормез.
Запряженные четвериком лошади окутаны паром. Коренник злобно покосился на фонарь и чихнул, обрызгав гренадера пеной.
Щуплый возница ежится на высоком кучерском сиденье, подняв многие воротники шинели. Лицо утонуло в горбатой черной треуголке.
-- Буди, чучело, барина, подорожную надобно, -- окликнул гренадер.
Возница сипло затараторил, прищелкивая языком.
Старый солдат, понурясь, слушал непонятную болтовню: "Пускай-де немецкий щеголь отщелкивает". Кучер подернул локтями, хлопнул бичом -- коренник, зачихав, поплыл мимо гренадера, обтирая ему плечо влажной шерстью.
-- Да тебе ли говорят, стой!
Гренадер расставил ноги. Тень упала за ним, как раскрытые черные ножницы. Дубовая перекладина шлагбаума звякнула. Кони попятили.
Из кордегарии, -- обвертывая канительный шарф вокруг живота и припадая на левую ботфорту, куда впопыхах не успел вбить всю ступню, -- вышел заставный офицер.
-- По какой причине шум? -- равнодушно спросил он зевая и почесывая под буклей затылок.
-- Да эфти вот подорожной выказывать не хотят.
Заспанный офицер посмотрел на козлы, зевнул и прикрикнул:
-- Пашпорт!
Возница в горбатой треуголке что-то залопотал. Офицер ступил к козлам и дернул щуплого кучера за полу. Мелькнули кривые ноги, и у дормезного колеса офицер и солдат увидели на корточках странное существо: плоский нос, крутые скулы и обритые губы, изрезанные морщинами вдоль.
С запяток выглянул и другой слуга, форейтор, с длинным загнутым носом, похожим на клюв. Долговязый форейтор подбежал с поклонами к офицеру, путаясь в полах долгой шинели и прижимая к животу круглую шляпу.
-- Кто таков? Оный вроде обезьяны, сей прямой попугай, -- оттолкнул его офицер, подступая к стеклянным дверцам дормеза. Но тут же отпрыгнул: за темным стеклом горят два кошачьих зрачка.
-- Испужал, -- передохнул офицер и вежливо снял треуголку. -- Коли не почиваете, сударь, извольте выдать подорожную вашу, понеже в столицу без сего не токмо иностранным, но и российским особам въезжать не дозволено.
Стукнуло стекло. Пухлая ладонь в кружевной манжете брезгливо протянула листок. Гренадер поднес фонарь:
Лист для проезду
Митавская канцелярия Его Высокопревосходительства Господина Генерал-губернатора свидетельствует, что показатель сего Его Высокоблагородие, Кавалер и Граф, Испанских Королевских Войск Полковник и Ученый Медикус Александр Феникс, он же де Калиостр, имеет быть без препятствий...
-- Ка-ли-остр, -- разбирал офицер круглые буквы.
Тем временем старый гренадер осматривал дормез. Верх у дормеза был черный, низ -- желтый. "Важная работа, -- примирительно похлопал солдат по кожаной обивке. -- Надо полагать, в Гамбурхах эфтих мастерили, а то в каких Хранциях. Баре, оны што не придумают".
-- Токмо долг служения повелевает чинить препятствия приятству вашего путешествия, -- заговорил заспанный офицер голосом внезапным и тонким. Гренадер удивленно поднял лохматые брови, моргнул усом.
Из окна дормеза смотрела бледная дама в дорожной шляпке, повязанной лентами на подбородке.
Заставный офицер, кланяясь, отступал и до того крепко надавил гренадеру мозоль на мизинце, что тот крякнул -- "Ыг".
Захлопнулось окно, кони стронулись, дормез закачался в туман, как громадная колесница.
-- Ах, гордые персоны, кумплиманта терпения нет дослушать, -- недовольно пожевал губами офицер, косясь на гренадера. -- И тебя, как на грех, черт под ноги понес.
Когда старый солдат откидывал перекладину, возница, похожий на обезьяну в горбатой треуголке, захихикал, а долговязый форейтор, прокатывая мимо на запятках, явно показал язык.
-- Черт-то не тут, -- проворчал гренадер. -- А вот он, в столицу покативши.
Миновав верстовой столб у караулки, дормез въехал на Обухов мост, скатился в беловатую мглу и поплыл тенью в сребристом сумраке ночи...
Накрытый кожухом мужик, запухший от сна, с всклокоченной бородой, был первым россиянином, какого встретили в Санкт-Петербурге ночные путешественники. На Невской прошпективе дормез прижал к забору мужицкий воз с сеном. Щуплый и тонконогий коняга, как щенок, расставил ноги, а мужик стянул рваную поярку, кланяясь барской карете. Возница огрел его арапником по склоненной спине.
-- Батюшка, да чаво ж ты дерошься? -- покорно пробормотал мужик, оправляя сбитую веревочную шлею.
РЫЦАРЬ РОЗЫ И КРЕСТА
Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.
Пушкин
Обер-гофмейстер императрицы, канцлер и орденов кавалер, Иван Перфильевич Елагин, сухощавый старик с белоснежной головой, сидел в обтертых вольтеровских креслах, сцепив на коленях тонкие кисти рук. В бледной мгле рассвета мерцал на указательном пальце синий огонь квадратного перстня.
У кресел и на столе, где давно погасли свечи в жирандоле, навалены груды тяжелых книг в переплетах из свиной кожи, с красными тиснениями, все, как одна, похожие на древние библии.
Канцлеру не спалось. Всю ночь медленно перекидывал он пожелтелые листы "Хризомандера", "Путеводной книги чудес к храму древности" и рассматривал мистические эстампы в "Arcana Coelestia", славном творени Шведенборга.
Часы английского мастера Грагама мерно отбивали секунды и кварты...
А на рассвете послышался старику щемящий звук флейты, печальные переливы.
Елагин толкнул раму. Закашлялся от тумана. Теперь ясно слышалось, как в нижнем этаже льется и вздыхает флажолет.
-- Секретарь мой спозаранок в музыке упражняется, -- добродушно усмехнулся канцлер.
Обер-гофмейстер обходился без услуг дворовых людей. Сам опрятно убирал свое твердое ложе за щитом зеленой ширмы, сам вел счет кафтанам, камзолам и бриллиантовым пряжкам на башмаках.
В головах постели висит на стене мраморное Распятие. Старик, покряхтывая, опустился на колени. Он молился долго, ударяя костлявым кулаком в грудь...
И вышел в столовое зало уже в белом казимировом камзоле, причесав седые волосы в три букли.
В креслах, открыв рот буквой "о", спит старый дворецкий Африкан. Канцлер прошел мимо на носках. Он постоял перед дверью секретаря, слушая робкие переливы мелодии. Потом постучал.
С подоконника прыгнул молодой человек в набойчатом домашнем халате; стоптанные туфли на босу ногу. Флажолет, поблескивая клапанами, покатился под стол.
-- Рано, господин Кривцов, изволите музицировать, -- ласково прищурился канцлер.
Пойманный секретарь опустил голову. При поклоне закинулись на бледное, худое лицо рыжеватые пряди -- красная грива московского поповича или аттического героя, каких представляют во французских трагедиях.
На подоконнике, на узком диване, над которым висит гравюра "Похищение Европы", навалены книги, как и в кабинете обер-гофмейстера.
На столе -- медные часовые колеса, пружины, реторты, узкие щипчики, а стены увешаны коричневыми скрипками и грифами из черного дерева. Тут есть альтовиоли, виолончели и скрипки Страдивариуса, и Амати, и Штейнмейера.
Сводчатая комната молодого секретаря подобна неряшливому кабинету ученого, мастерской рассеянного часовщика и скрипичной лавке.
Действительно, секретарь господина Елагина, Андрей Степанович Кривцов, московского университета бакалавр, и музыкант, и механик, а всего больше -- мечтатель.