Генри Хаггард - Элисса

Генри Р. Хаггард

Элисса

Повести

Элисса, или Гибель Зимбое

На свете немало руин, но их происхождение редко бывает окутано покровом такой непроницаемой тайны, как происхождение развалин древнего города Зимбабве в Южной Африке. Многие народы из поколения в поколение, должно быть, задавались вопросом: кто и для чего возвел эти каменные строения?

Изыскания, проведенные мистером Уилмотом, убедительно доказывают, что в средние века город Зимбабве — или Зимбое — был столицей варварской империи, верховного правителя которой называли императором Мономотапы, а также то, что в тени его башен одно время ютилась иезуитская церковь. Но об изначальном предназначении этих башен жители средневековой Мономотапы знали, по всей вероятности, еще меньше, чем сегодня знаем мы. Полные глубоких наблюдений труды покойного мистера Теодора Бента, чья смерть — большая потеря для всех, интересующихся этой загадкой, почти неоспоримо убеждают, что Зимбабве был финикийским городом или, по крайней мере, городом, обитатели которого придерживались финикийских обычаев и поклонялись финикийским богам. Все остальное — из области предположений. При каких обстоятельствах цивилизованные люди сумели возвести в самом сердце Африки торговый город, защищенный обширной системой укреплений, с храмами, где поклонялись сидонским божествам (и не только Зимбабве, а еще несколько городов), — мы, по-видимому никогда не узнаем с достаточной точностью, хотя обнаружение кладбищ их обитателей и могло бы пролить какой-то свет на эту тайну.

Но, хотя достоверные доказательства и отсутствуют, вряд ли подлежит сомнению, что именно богатые золотые копи, где трудились рабы, соблазнили финикийских торговцев и перекупщиков забраться, вопреки своему обыкновению, так далеко от моря в глубь материка; это предположение подтверждается старыми разработками в Родезии. Может быть, город Зимбое и есть Офир, упоминаемый в третьей Книге Царств[1]? Как бы то ни было, можно с достаточной уверенностью утверждать, что главным промыслом тамошних жителей была переплавка и продажа золота; путешествие сюда по морю и суше из Иерусалима, а затем возвращение с грузом золота, драгоценных камней, слоновой кости и красного дерева занимало, вероятно, не менее трех лет. В те времена в Африке путешествовали медленно, а об опасностях, которым подвергались путники, до сих пор свидетельствуют руины древних фортов, расположенных вдоль дороги между золотыми городами и морем.

Таким образом, остается широкий простор для предположений относительно как загадочного возникновения города, так и еще более загадочного его исчезновения; можно только догадываться, что могущество Зимбое было подточено чрезмерной роскошью и смешением рас, после чего полчища дикарей растоптали его обагренными кровью ногами, точно так же, как в более поздние времена они растоптали империю Мономотапы. В этой своей романтической повести автор попытался изобразить, как произошло первое разрушение Зимбое, — а это, разумеется, нелегко. Остается надеяться, что ему удалось выполнить роль скромного пионера; разрушенные крепости-храмы Южной Африки, несомненно, привлекут внимание последующих поколений романистов, которые будут располагать более точно установленными фактами.

Глава I

Караван

В гордом великолепии садилось солнце над просторами Юго-Восточной Африки, которую в те далекие времена, около трех тысяч лет назад, называли Ливией. Его последние, но еще жгучие лучи пекли погонщиков каравана, которые вели за собой верблюдов, ослов и быков; с большим трудом взобрались они на гряду каменистых холмов и остановились здесь для отдыха. Перед ними простиралась равнина, одетая желтой и жухлой — ибо стояла зима — травой и замкнутая не очень высокими горами, на склонах которых и был разбросан город — цель их длительного путешествия. То был древний город Зимбое, ныне почти не сохранившийся и известный нам, людям современным, под названием Зимбабве.

При виде плоских домов из необожженного кирпича, а еще выше — огромного круглого здания из темного камня, послышались громкие крики радости. Кричали на самых разных языках: финикийском, египетском, еврейском, арабском, на наречиях прибрежной Африки — ибо среди путников были представлены все эти народы и племена. Ликование вполне понятное: восемь месяцев, преодолевая многочисленные опасности, добирались сюда эти люди от побережья, — и вот наконец их глазам открылись стены золотого библейского Офира, где им предстоит желанный отдых. Когда караван выходил из восточного порта, в нем помимо женщин и детей насчитывалось полторы тысячи мужчин, но до места назначения добралась лишь половина. Однажды они попали в засаду, устроенную диким племенем, и многие были убиты. Однажды переболели губительной лихорадкой, свирепствующей в низменных частях Африки, — она также унесла десятки жертв. Дважды испытали губительный голод и жажду; немало путников были пожраны львами, крокодилами и другими хищниками, которыми изобилуют эти края. И вот, наконец, трудный переход завершен; шесть месяцев, а может быть, и целый год можно спокойно отдыхать, заниматься своим торговым промыслом в Великом Городе, наслаждаясь его богатой, сытой и веселой жизнью и принимая участие в тех нечестивых оргиях, которые финикийцам угодно было считать обрядами поклонения небесным божествам.

Скоро, однако, шум и гам прекратились, и караван без всякого повеления поспешно устремился вперед. С лиц измученных людей как будто смыло всякую усталость; даже худые — кожа да кости — верблюды и ослы, казалось, поняли, что их тяжкий труд, вознаграждаемый лишь побоями, вот-вот закончится, и, забыв о навьюченной на них поклаже, без всяких понуканий торопливо брели вниз по каменистой тропе. Лишь один из путников задержался. Он был, очевидно, человек сановный, ибо его окружали восемь-десять слуг.

— Ступайте, — сказал он слугам, — я хочу побыть немного один, а потом догоню вас.

Слуги низко поклонились и поспешили вслед за караваном.

Оставшийся один путник был молод: лет двадцати шести — двадцати семи. По его смуглой, почти до черноты обгоревшей коже, по короткой квадратной бородке и платью видно было, что он еврей или египтянин, а может быть, и смешанной крови: его высокий сан подтверждали золотая цепь на шее и резной золотой перстень на пальце. То был не кто иной, как принц Азиэль, по прозванию Вечно Живущий, так как на плече у него было родимое пятно странных очертаний, похожее на crux ansata[2], символ вечной жизни у египтян. Он был внуком могущественного израильского царя Соломона и сыном египетской принцессы.

Азиэль был высок, худощав и не очень широк в кости. Черты его овального лица, особенно губы, отличались тонкостью и чувственностью; обращали на себя внимание его глаза — большие, темные, исполненные задумчивости — глаза человека, отмеченного роком. Выражение у них было, по большей части, мрачное, слишком сосредоточенное, и, случалось, они вспыхивали странным огнем.

Принц Азиэль приставил ладонь ко лбу, защищая глаза от лучей заходящего солнца, и долго и внимательно разглядывал город на горе.

— Наконец-то, хвала Всевышнему, я вижу тебя! — прошептал принц, который поклонялся Яхве, а не богам, которых чтила его мать. — Честно сказать, путешествие измотало меня. Хотел бы я знать, что ожидает меня в твоих стенах, о Город Золота и дьяволопоклонников.

— Этого не знает никто, — послышался голос у его уха. — Может быть, вы найдете там себе супругу… может быть, престол, а может быть… и безвременную кончину.

Азиэль, вздрогнув, обернулся и увидел рядом с собой человека в некогда роскошном, но теперь рваном и запыленном платье, в черной шапке, смахивающей на феску, какие носят на Востоке. Человек был уже довольно пожилого возраста, с седоватой бородой, проницательными, не лишенными доброты глазами и с острыми, решительными чертами лица. Это был финикийский купец — он пользовался особым доверием тирского царя Хирама, который и назначил его начальником каравана.

— А, это ты, Метем! — сказал Азиэль. — Зачем ты оставил караван и вернулся?

— Потому что мой самый ценный груз — вы, принц, — почтительно склонился купец. — До сих пор я оберегал сына Израиля от всех опасностей, теперь осталось лишь передать его правителю города. Слуги сказали мне, что вы отослали их, поэтому я и вернулся: по ночам здесь, за стенами города, рыщет множество разбойников и дикарей.

— Благодарю за заботу о моей безопасности, Метем, хотя я и не думаю, что мне что-нибудь угрожает. Да я и сам могу постоять за себя.

— Не благодарите меня, принц, все это время я охраняю вас, потому что мне будет хорошо заплачено. Сначала я получу щедрое вознаграждение от правителя города, а затем, через несколько лет, когда мы возвратимся в Иерусалим, и от великого Царя: я надеюсь загрузить его дарами целый корабль.