Маргарет Этвуд - ... Она же «Грейс»

Маргарет Этвуд

…Она же «Грейс»

Посвящается Грэйму и Джесс

За эти годы что бы ни случилось,

Воистину я говорю: «Ты лжешь».

Я неподсудна.

I

HA КРАЮ

Я не могу сказать вам, что есть свет, но я могу сказать, что не есть свет… Какова причина света? Что такое спет?

Когда я посетила тюрьму, в ней находилось лишь сорок женщин. Это говорит о более высокой морали слабого пола. Главной целью моего визита в это отделение было знакомство со знаменитой убийцей Грейс Маркс, о которой я много знала, но не из газет, а от джентльмена, защищавшего ее в суде. Его талантливая речь спасла эту женщину от виселицы, на которой закончил свой преступный жизненный путь ее несчастный сообщник.

Взгляни на цветы настоящие этого скорбного мира.

1

Из гравия растут пионы. Они пробиваются сквозь разбросанные серые камешки, бутоны ощупывают воздух, словно глазки улиток, затем набухают и раскрываются — огромные бордовые цветы, гладкие и блестящие, будто атлас. Потом они распускаются и опадают на землю.

Перед тем как осыпаться, они напоминают пионы в саду мистера Киннира — в самый первый день, только те были белые. Нэнси их срезала. Она была в светлом платье с розовыми бутонами, в юбке с тройными оборками и в соломенной шляпке, закрывавшей лицо. В руках неглубокая корзинка, куда она складывала цветы. Наклоняясь от бедра, как леди, она держала талию прямо. Услыхав нас и оглянувшись, она в испуге схватилась рукой за горло.

Я шагаю, понурив голову, нога в ногу с остальными. Молча, опустив глаза, мы парами обходим квадратный двор, окруженный высокими каменными стенами. Руки сжаты впереди: они растрескались, костяшки покраснели. Не помню уже, когда они были другими. Носки туфель то выглядывают, то исчезают под краем бело-голубой юбки, хрустя по дорожке. Мне они впору, как ни одни другие туфли.

Сейчас 1851 год. Скоро мне исполнится двадцать четыре. Я заперта здесь с шестнадцати лет. Я образцовая заключенная и не доставляю никаких хлопот. Так говорит жена коменданта, я однажды подслушала. Я умею подслушивать. Если я буду вести себя хорошо и смирно, возможно, меня выпустят. Но вести себя смирно и хорошо не так-то просто — все равно что висеть на краю моста, с которого ты уже упала. Не двигаешься, а просто висишь, но это отнимает все силы.

Я смотрю на пионы краем глаза. Я знаю, что их здесь быть не должно: на дворе апрель, а пионы в апреле не цветут. Вот еще три, прямо передо мной, посреди дорожки. Я украдкой касаюсь одного. На ощупь он сухой, и я понимаю, что цветы матерчатые.

Потом вижу впереди Нэнси — она стоит на коленях, с распущенными волосами, и кровь затекает ей в глаза. Ее шея стянута белым хлопчатобумажным платком в синий цветочек, «девица в зелени»[6] — это мой платок. Она поднимает голову и протягивает ко мне руки, моля о пощаде. У нее в ушах — золотые сережки, мне раньше было завидно, только меня они больше не волнуют, пусть остаются у Нэнси, ведь теперь все будет иначе, на этот раз я прибегу к ней на помощь, подниму ее и вытру кровь с юбки, оторву лоскут от своего подола, и ничего плохого не произойдет. Мистер Киннир вернется днем домой, проедет по аллее, и Макдермотт заберет лошадь, а мистер Киннир войдет в гостиную, и я приготовлю ему кофе, который Нэнси внесет на подносе, как ей это нравится, и он скажет: «Славный кофе!» — а вечером в сад вылетят светляки и при свете ламп зазвучит музыка. Джейми Уолш. Мальчик с флейтой.

И почти уже подхожу к Нэнси — туда, где она стоит на коленях. Но не сбиваюсь с шага и не бегу, мы продолжаем идти парами. И тогда Нэнси улыбается — одними губами, ведь ее глаза залиты кровью и скрыты волосами, — а потом рассыпается на пестрые обрывки, которые кружатся на камнях, подобно красным матерчатым лепесткам.

Я закрываю руками глаза, потому что вдруг темно, и мужчина со свечой загораживает лестницу наверх. Меня окружают стены подвала, и я знаю, что никогда мне отсюда не выбраться.

Об этом я рассказала доктору Джордану, когда мы подошли к этой части моей истории.

II

КАМЕНИСТАЯ ТРОПА

Во вторник, около десяти минут первого, в новой тюрьме нашего города был подвергнут высшей мере наказания Джеймс Макдермотт, убийца мистера Киннира. При этом событии наблюдалось большое стечение мужчин, женщин и детей, с нетерпением ожидавших предсмертной агонии грешника. Трудно понять, какие чувства могут охватывать женщин, пришедших отовсюду, невзирая на грязь и дождь, дабы посмотреть на это отталкивающее зрелище. Осмелимся предположить, что они были не очень благородными или утонченными. Несчастный преступник проявил в этот ужасный миг те же хладнокровие и бесстрашие, которые отличали его поведение, начиная с самого ареста.

Грейс Маркс, она же Мэри Уитни,

Джеймс Макдермотт,

какими они явились в суд. Обвиняются в убийстве мистера Томаса Киннира и Нэнси Монтгомери.

2

Убийство Томаса Киннира, эсквайра, и его экономки Нэнси Монтгомери в Ричмонд-Хилле, суд над Грейс Маркс и Джеймсом Макдермоттом и казнь Джеймса Макдермотта в новой тюрьме Торонто 21 ноября 1843 года

А их хозяин ТомасКиннир вольготно жилИ экономку НэнсиМонтгомери любил.

«Ах, Нэнси, не печалься,Я в город поскачу,И, в банке сняв наличных,К тебе я прилечу».

«Хоть Нэнси и не леди,А родом из простых,Но разодета в пух и прах —Богаче щеголих.

Хоть Нэнси и не леди,Но мною, как рабой,Жестоко помыкает,Век сокращая мой».

Грейс полюбила Киннира,Макдермотт Грейс любил,Вот только их любовный пылВсех четверых сгубил.

«Будь, Грейс, моей зазнобой!»«Нет-нет, уйди, не смей!Любовь свою мне докажи —Монтгомери убей».

Он взял топор и НэнсиПо голове хватил,И, притащив к подвалу,По лестнице спустил.

«О, пощади, Макдермотт,Не убивай меня,Грейс Маркс, одеждою своейЯ одарю тебя!

Не за себя прошу я,Не за свое дитя,А за Томаса Киннира,Кого люблю так я!»

Макдермотт хвать за волосы,За шею Грейс взяла —И стали бедную душить,Пока не померла.

«Ах, что же я наделала!На свете мне не жить!»«Тогда придется нам с тобойИ Киннира убить». —

«Молю тебя, не надо,Его хоть пожалей!» —«Нет, он умрет, ведь ты кляласьЗазнобой стать моей».

Вот Киннир прискакал домой,Макдермотт чутко бдит:«Ба-бах!» — Хозяин уж в крови,Застреленный, лежит.

Приходит коробейник в дом:«Вам платья не продать?» —«Нет, мистер Коробейник,Их у меня штук пять».

Мясник затем приходит в дом:«Филе вам не нужны?» —«Нет, мистер, нам еще надолгоХватит свежины!»

Они украли золотоИ серебра чуть-чутьИ вот в коляске краденойВ Торонто держат путь.

Глухой порою добралисьДо города, как тать,И в Штаты через ОзероРешили убежать.

Бесстыдно под руку онаМакдермотта бралаИ в Льюистоне МэриУитни себя звала.

Нашли в подвале трупы:Хозяин на спине,А за лоханью — НэнсиС лицом, как в жутком сне.

И пристав Кингсмилл судноВзял напрокат в порту,На всех парах поплыл он,Чтобы поспеть к утру.

Каких-то шесть часов прошло,Хоть время и летит,И вот в отель заходит онИ громко в дверь стучит.

«Кто там? — спросила Грейс. — И чтоВам нужно от меня?» —«Убийство совершили вы.Вас арестую я».

Потом все отрицала ГрейсИ поклялась в суде:«Не знала я ведь ничегоО той большой беде.

Меня принудил он, сказав,Коль стану я болтать,Меня он пулей из ружьяОтправит прямо в Ад».

Макдермотт так сказал в суде:«Не я повинен в том,Что из-за ейной красотыСпознался я с грехом».

И Джейми Уолш сказал в суде,Поклявшись, что не врет:«На Грейс надето платье Нэнси,Нэнсин капор — вот!»

Макдермотта на виселицуВздернули, а ГрейсВ темницу упекли, чтоб тамНесла свой тяжкий крест.

Он провисел пару часовИ прямо из петлиНа стол учебный угодил,Разъятый на куски.

У Нэнси роза на холме,У Томаса — лоза,И меж собой они сплелись,Как будто навсегда.

Но всю оставшуюся жизньЗа свой тяжелый грехТомиться будет Грейс в тюрьме,Чтоб был урок для всех.

Но ежели искупит ГрейсВ конце свою вину,Стоять ей после смертиОт Спаса одесну.

Стоять от Спаса одеснуИ боле бед не знать,Он смоет с грешных дланей кровьИх выбелит опять.

И Грейс, как белый снег, чиста,На небо взмыв потом,Отныне будет жить в Раю,В блаженстве неземном.

III