Мариуш Вильк - Тропами северного оленя

— Пустота Севера, — утверждает Померанц (кстати, знаток восточных религий), — это живой образ целого. Поэтому теперь, когда люди в потребительском изобилии предметов, жратвы или сенсаций ощущают потерянность, так важна внутренняя сосредоточенность, какую дает наблюдение пустоты в природе. Природа всегда целостна, распад привносит цивилизация. Так называемый исторический прогресс ведет к разрушению прагармонии и духовно калечит современного человека. Лишь в уцелевших архаических культурах сохранилось это ощущение единства.

Так что, возможно, имеет смысл пойти против течения и вернуться к истокам?

В понедельник 17 января 1927 года около полудня в ловозерский погост прибывает Лопарская экспедиция (лопарями русские называли саамов) под руководством профессора Д. А. Золотарева.[30] Впереди едет молодой саам, проводник. К его высоким самоедским саням, запряженным четверкой оленей, привязаны олени, которые тянут сани с Давидом Алексеевичем. Чуть позади — тройка оленей и сани с еще двумя участниками экспедиции — врачом Ивановым-Дятловым и этнографом Чарнолуским. Сто десять верст от железнодорожной станции в Пулозере путешественники преодолели за восемнадцать часов. Сегодня этот путь на машине занимает полтора часа.

Ученые остановились в доме богатого коми-ижемца,[31] где их угостили строганиной — мороженой олениной, наструганной тоненькими, почти прозрачными ломтиками. Оленья туша оттаивала на Крещение.[32]

Лопарская экспедиция Золотарева была первой научной экспедицией на Кольский полуостров со времен революции и вообще первым предприятием такого масштаба за всю историю исследования региона. Что касается информации о кольских саамах, ни одна из более поздних экспедиций не добилась подобных результатов. За четыре месяца ученые проехали полторы тысячи верст по бездорожью тундры на оленьих упряжках, посетили саамские погосты, сфотографировали и собрали уникальные предметы быта — одежду, утварь, орудия труда, — составили карты, записали сказки, песни и саамские пословицы, а также произвели антропометрические измерения более трехсот саамов. Каждый из участников собрал богатейший материал по своей специальности и впоследствии написал книгу. Интересующихся экспедицией как таковой отсылаю к первоисточникам. Меня же занимает прежде всего ловозерский погост. Каким его увидели и описали участники этой экспедиии почти восемьдесят лет назад?

Владимира Чарнолуского поразил плоский ландшафт с беспорядочно разбросанными домами. На огромной равнине сразу обращал на себя внимание особняк богача Рочева, первого коми-ижемца, в конце XIX века перебравшегося на Кольский полуостров с Печоры. А саамские тупы[33] настолько поврастали в землю, что два десятка дымков поднимались… из-под снега. На севере сизая даль, на юге — хребет Ловозерских тундр,[34] словно припорошенная снежком буханка хлеба. И — всё. Даже солнца не видно! Его появления ожидали на следующий день.

Профессор Золотарев отметил, что церковь и горсточка избушек, среди которых выделялись двухэтажные дома коми-ижемцев, напоминали грязную кляксу на листе белой бумаги. В отличие от Чарнолуского, Давид Алексеевич утверждал, что небо было безоблачным, и участники экспедиции любовались северным солнцем, золотившим снег. Так как же обстояло дело?

(Выглядываю в окно. На горизонте из морозного тумана выстреливает вертикально вверх мощный сполох. Однако самого солнца нам сегодня не увидеть!)

Наиболее точен Иванов-Дятлов. Его описание сразу выдает руку врача. О солнце, правда, ни слова, зато Ловозеро предстает перед нами как живое. Поселение расположено на совершенно плоской и голой болотистой равнине, по обоим берегам Вирмы, двумя километрами ниже впадающей в Ловозеро. Правый берег реки заняли саамы и ненцы. Избы и тупы стоят там параллельно реке, в два ряда, фасадами друг к другу, образуя что-то вроде улицы. Среди плохоньких избушек выделяется дом богача Николая Юрьева. Это единственный настоящий дом, принадлежащий сааму. В каждом дворе, позади жилого помещения, на расстоянии пары саженей от него, стоит на сваях небольшой склад для хранения продуктов, упряжи и домашней утвари. Рядом — кое-как сколоченный из досок овин. Только в четырех хозяйствах есть уборные, остальные жители справляют нужду в кусты. Овечий навоз и человеческие нечистоты выплескивают на берег Вирмы, а весенние воды смывают все это в озеро. Левый берег, принадлежащий коми-ижемцам, выглядел немного чище. Дома здесь, хоть и поставлены хаотично, большие (до пяти-шести комнат), крыши добротные, крашеные, есть уборные и бани, на задах разбиты огороды. Иванов-Дятлов, врач, возмущался, что во время весеннего половодья жители ловозерского погоста берут воду практически из грязных луж.

Ловозеро, как и другие саамские погосты того времени, было типичным зимовьем кочевников — поселением, куда те съезжались на период с ноября по май. От прочих зимовий оно отличалось тем, что одновременно выполняло функцию центра Лопарской волости, объединявшей девять подобных поселений, разбросанных по территории площадью двадцать пять тысяч гектаров, на которых проживали тысяча триста один человек, в том числе пятьсот десять саамов (согласно переписи населения 1926 года).[35] Итак, кроме саамских туп и коми-ижемских домов, участники Лопарской экспедиции обнаружили в Ловозере административный центр и несколько зданий общественного назначения: школу с интернатом и избой-читальней, фельдшерский и ветеринарный пункт, фабрику замши, кооператив, а также метеостанцию. Ну и, разумеется, толпы народу. Как и в давние времена, на Крещение в Ловозеро стягивался народ со всей волости.

В то время как внешний облик поселения за последние годы претерпел некоторые изменения, — записывает профессор Золотарев, — большинство обычаев кочевников совершенно не переменилось. Например, празднование Крещения с традиционной ярмаркой. Вот почему столько пьяных шаталось по улице в предвкушении праздника.

Сегодня после долгой полярной ночи наконец выглянуло из-за горизонта солнце! Я наблюдал это своими глазами — окна моей ловозерской квартиры выходят на юг, то есть туда, откуда, согласно саамской легенде, олени приносят на рогах солнечное божество. И погода благоприятствовала: на небе в последние дни ни облачка! Так что не прав Золотарев, который якобы видел солнце над Ловозером 17 января, как не прав и Чарнолуский, зафиксировавший его лишь 20 января. Возможно, их ввели в заблуждение облака, а может, подвела память. Интересно, у скольких еще авторов я обнаружу подобные неточности? Именно поэтому я предпочитаю все проверить сам — прежде чем переносить на бумагу.

Зрелище действительно волшебное. К горизонту уже несколько дней подступало свечение, казалось, нас вот-вот захлестнет этим сиянием. Потом оно отступало — бледнело и темнело. И вот сегодня — взрыв золотистого света, выплескивающегося на землю. Это продолжалось около четверти часа, может, чуть дольше. После чего все медленно скрылось за Вавнбедом.[36] Если бы не круги перед глазами и выступившие слезы, я бы подумал, что это сон.

Впервые в жизни я оказался свидетелем возвращения солнца из зимнего небытия. Ловозеро лежит в полутора сотнях верст за Полярным крутом. Мы приехали сюда в конце декабря, когда ночи бесконечны, а день напоминает узенькую полоску света за сценой, над которой кто-то второпях начал было подымать занавес, но потом опомнился — рано! — и поскорее опустил обратно. Теперь я понимаю культ Пейве, саамского бога солнца, и смысл его знаков на шаманском бубне. А еще я понял, почему зимой олени упорно движутся к югу — по направлению к этой щелке света.

О, сегодня я сам пережил эту атавистическую радость. Словно опрокинул натощак кружку света.

На Крещение мороз ударил нешуточный. На улице Советской, главном проспекте Ловозера, жалкие березки закутались в великолепные дохи из инея. На голове чугунного Ленина — пушистая снежная шапка. Ни нарядных оленей, ни разодетых девок, которыми восхищались участники экспедиции 1927 года. Ни ярмарки, ни гонок на упряжках, ни купаний в проруби. Торопливо пробегают ловозеряне — поскорее бы добраться до тепла. В окнах голубоватое телевизионное зарево. Странно, что традиции Крещения, которые были живы здесь даже при коммунизме, бесследно исчезли, как только православие снова оказалось в чести. Словно ветром сдуло. Быть может, его вытеснили духи нойдов, пробужденные шаманскими бубнами Якова Яковлева? А может, новые веяния?

Да что тут говорить… Со времен экспедиции Золотарева Ловозеро изменилось до неузнаваемости. Взять хоть саму дорогу: тогда — бездорожье и сугробы оленям по холку, сегодня — прямое как стрела, расчищенное шоссе, по обочинам — военные базы (благодаря им трассу регулярно чистят), напоминающие поселения инопланетян. Или вид издали: в те годы — горсточка разбросанных по тундре туп, сегодня — бесчисленные блочные дома, две заводские трубы, водонапорная башня и огромная ретрансляционная мачта на горизонте. Неизменен лишь хаос, о котором вскользь упоминает Чарнолуский. Более того, он превратился в основательный кавардак.