Дэвид Уоллес - Женщина в депрессии
Несколько месяцев спустя, когда психотерапевт женщины в депрессии внезапно и неожиданно умерла — из-за того, что полиция определила как «случайная» токсическая комбинация кофеина и гомеопатического средства для подавления аппетита, но какую комбинация, учитывая глубокое медицинское прошлое психотерапевта и знание химических взаимодействий, только человек в глубоком отрицании не принял бы за в каком-то смысле намеренную — не оставив никакой записки или кассеты или воодушевляющих последних слов кому-либо из знакомых и/или клиентов, которые, несмотря на свои ослабляющие страхи и изоляцию и механизмы защиты и рудиментарные раны от травм прошлого, приходили к ней сблизиться и эмоционально впустить ее в себя, хотя это и делало их уязвимыми к возможности травм потери и покинутости, женщине в депрессии эта травма свежей потери и покинутости показалась настолько жестокой, ее итоговые агония и отчаяние и безнадежность такими невыносимыми, что теперь ей, как ни иронично, пришлось отчаянно и неоднократно связываться на еженощной основе с Системой Поддержки, иногда обзванивая трех или даже четырех подруг за вечер, иногда звоня одним и тем же подругам два раза за ночь, иногда в очень поздний час, иногда даже — женщина в депрессии была до тошноты уверена — будив их или прерывая на середине здоровой, приятной сексуальной интимности с партнером. Другими словами, инстинкт самосохранения в турбулентности пробудившихся чувств шока и скорби и потери и покинутости и горького предательства, последовавших после внезапной смерти психотерапевта, теперь вынудили женщину в депрессии забыть врожденные чувства стыда и неполноценности и смущения из-за того, что она жалкое бремя, и со всей силой опереться на сострадание и эмоциональную заботу Системы Поддержки, несмотря на то, что это, как ни иронично, было одной из двух областей, в которых женщина в депрессии наиболее яростно сопротивлялась советам психотерапевта.
Даже не считая сокрушительных проблем покинутости, неожиданная смерть психотерапевта не могла случиться в более неподходящий момент с точки зрения пути к выздоровлению женщины в депрессии, ведь она (т. е. подозрительная смерть) произошла именно тогда, когда женщина в депрессии, благодаря терапевтическому процессу и влиянию близких отношений типа психотерапевт-пациент на ее (т. е. женщины в депрессии) невыносимые изоляцию и боль, начала разбираться и обрабатывать некоторые критические проблемы со стыдом и обидой. В рамках процесса скорби женщина в депрессии поделилась с участниками Системы Поддержки тем, что ей казалось, что она, как она поняла, переживала значительную травму и мучения и чувства изоляции даже в самих отношениях с психотерапевтом, понимание, над которым, как она сказала, они с психотерапевтом как раз вместе работали и которое изучали. Один из примеров, которыми поделилась женщина в депрессии по междугороднему, было то, что она обнаружила и боролась во время терапии с чувством — что иронично и унизительно, учитывая нездоровую озабоченность родителей деньгами и чего ей в детстве стоила эта озабоченность — что сейчас, во взрослом возрасте, ей приходится платить психотерапевту 90 долларов в час, чтобы та ее внимательно слушала и честно и сочувственно отвечала; т. е. было унизительно быть вынужденной покупать терпение и сочувствие, как признавалась женщина в депрессии психотерапевту, плюс вызывало отголосок такой же детской боли, которую она (т. е. женщина депрессии) была так рада забыть. Психотерапевт — внимательно и неосуждающе подойдя к тому, что, как позже женщина в депрессии призналась Системе Поддержки, можно было легко интерпретировать всего лишь как нытье из-за дороговизны психотерапии, и после долгой и взвешенной паузы, во время которой и психотерапевт, и женщина в депрессии смотрели на яйцевидную клетку, которую психотерапевт в этот момент сложила ладонями на коленях {4} — ответила, что, хотя на чисто интеллектуальном или «головном» уровне она могла бы со всем уважением не согласиться с «предположительным содержанием» того, о чем говорила женщина в депрессии, тем не менее она (т. е. психотерапевт) всем сердцем поддерживает женщину в депрессии в любых признаниях о чувствах, которые в ней (т. е. в женщине в депрессии{5}) вызывают сами психотерапевтические отношения, чтобы можно было их вместе обработать и исследовать безопасные и подходящие среды и контексты для их выражения.
Воспоминания женщины в депрессии о терпеливых, внимательных и неосуждающих ответах психотерапевта даже на ее (т. е. женщины в депрессии) самые злобные и по-детски нелепые жалобы как будто вызывали еще большие, еще более невыносимые чувства потери и покинутости, как и свежие волны обиды и жалости к себе, которые, как отлично знала женщина в депрессии, были в высшей степени отталкивающими, как она заверила подруг, составлявших Систему Поддержки, доверенных подруг, которым женщина в депрессии к этому времени звонила почти постоянно, иногда даже среди дня, с рабочего места, набирая междугородние номера и упрашивая их отнять время от их собственных испытывающих, стимулирующих работ и сочувственно выслушать и вести диалог и помочь женщине в депрессии найти способ обработать эту скорбь и потерю и найти способ выжить. Ее извинения за обременение друзей в дневные часы на рабочих местах были продуманными, запутанными, многоголосыми, барочными, безжалостно самокритичными и практически постоянными, как и выражения благодарности Системе Поддержки только за то, что они Были С Ней, только за то, что помогали ей снова почувствовать способность доверять и рисковать связываться с людьми, пусть даже немного, потому что женщина в депрессии поделилась, что чувствовала, как будто благодаря резкому и молчаливому уходу психотерапевта узнала снова и с новой сокрушительной ясностью, делилась она по головному телефону рабочей станции, как мало и как далеко были люди, с которыми она могла хотя бы надеяться по-настоящему общаться и делиться и создать здоровые, открытые, доверительные, взаимно полезные отношения, на которые можно опереться. Например, ее рабочее окружение — как она, с готовностью признала женщина в депрессии, уже много раз утомительно ныла — было совершенно дисфункциональным и ядовитым, а совершенно неподдерживающая рабочая атмосфера превращала саму идею связаться с коллегами с какой-либо пользой в гротескную шутку. А попытки женщины в депрессии вырваться из эмоциональной изоляции и попробовать культивировать и развить заботливых друзей и отношения в сообществе с помощью церковных групп или полезных курсов йоги или духовных сообществ и тому подобного оказались такими мучительным, как она поделилась, что она почти умоляла психотерапевта отозвать свое мягкое предложение, что женщина в депрессии обязательно должна все это попробовать. Ну а что до идеи снова сесть в седло и рвануться на гоббсовский мясной рынок «мира свиданий» и вновь попытаться найти и установить какую-либо здоровую, заботливую, функциональную связь с мужчинами в плане физических интимных партнерских отношений или хотя бы просто как близкие и поддерживающие друзья — на этих словах женщина в депрессии горько смеялась в головной телефон, который она надевала у терминала в своей кабинке на рабочем месте, и спрашивала подругу, с которой она сейчас делилась, которая знала ее не хуже любой другой участницы Системы Поддержки, разве нужно углубляться в описание неисправляемой депрессии и напряженной самооценки и проблемы с доверием, которые превращали саму эту идею в маниловский полет икаровской фантазии и отказ? Взять только один пример, продолжала делиться женщина в депрессии с рабочей станции: во втором семестре первого курса в колледже произошел травмирующий инцидент, во время которого женщина в депрессии во время игры в лакросс между колледжами сидела одна на траве рядом с группой популярных уверенных в себе студентов-парней, и издалека подслушала, как один из них, смеясь, сказал об одной студентке, которую женщина в депрессии немного знала, что единственная существенная разница между этой девушкой и туалетом в уборной была в том, что туалет не шатается за тобой повсюду после того, как его используешь. Пока она делилась с поддерживающими подругами, на женщину в депрессии внезапно и неожиданно нахлынула волна эмоциональных воспоминаний об одном из первых сеансов, на которых она впервые рассказала психотерапевту об этом случае: они вместе работали над чувствами во время неприятной открытой стадии терапевтического процесса, и психотерапевт предложила женщине в депрессии определить, какое чувство вызвало у нее (т. е. у женщины в депрессии) это подслушанное ругательство в первую очередь: злость, одиночество, испуг или грусть.{6} {7}
К этому этапу процесса скорби, последовавшему после смерти, возможно, от собственной руки (т. е. руки психотерапевта) психотерапевта, чувства потери и покинутости женщины в депрессии стали такими напряженными и ошеломляющими и так перевесили ее рудиментарные защитные механизмы, что, например, когда какая бы подруга, с которой связалась женщина в депрессии, наконец не признавалась, что ей (т. е. «подруге») ужасно жаль, но ничего не поделать, ей абсолютно необходимо повесить трубку и вернуться к требованиям насыщенной, яркой, «бездепрессивной» жизни, первобытный инстинкт, который казался не чем иным, как инстинктом эмоционального самосохранения, заставлял женщину в депрессии отбрасывать последние распыленные остатки гордости и бесстыдно умолять о двух или хотя бы одной минуте времени и внимания подруги; и если «сочувствующая подруга», после выражения надежды, что женщина в депрессии поймет, как стать мягче и сострадательней к себе же, твердо стояла на своем и изящно заканчивала беседу, женщина в депрессии почти не тратила времени на бездумное прослушивание гудка и не грызла надкожицу указательного пальца и не терла ладонью лоб и не чувствовала ничего, кроме первобытного отчаяния, а лишь в спешке набирала следующий номер из десяти цифр из Телефонного Списка Системы Поддержки, списка, который к этому этапу скорби был несколько раз фотокопирован и лежал в телефонной книжке женщины в депрессии, файле PHONE.VIP терминала ее рабочей станции, бумажнике, в застегнутом тайном внутреннем отделе сумочки, в шкафчиках в Центре Йоги и Центре Здорового Питания и в особом вручную сделанном кармашке на нахзаце кожаного Дневника Чувств, который женщина в депрессии — по предложению покойного психотерапевта — всюду носила с собой.
