Мариуш Вильк - Тропами северного оленя

Однажды, возвращаясь от источника с коромыслом, Никия столкнулась с матерью Найнаса.

— Эх, милая, — жалуется старуха, — вроде я его мать, а ни разу своего сыночка не видела. Едва рассветет, его и след простыл, днем любимое имя нельзя вымолвить, ночью слышу, что приходит он к тебе, но не вижу его. Помоги мне сына увидеть.

— Я Никия, меня нет.

— А я его мать. Разве это справедливо, что ты его каждую ночь обнимаешь, а я даже разочек увидеть не могу?

— Тяжела твоя доля, матушка, попытаюсь тебе помочь. Вытку пояс звездами, темный, как ночное небо. Заслоню им вход в наш чулан, чтобы лучи Солнца не могли заглянуть внутрь. Когда твой сын проснется, подумает, что еще ночь. И тогда ты его увидишь.

Всю ночь Никия ткала пояс, серебряными и золотыми нитками звезды на нем вышивала и перед рассветом, прежде чем заря встала, развесила темное небо над головой Найнаса, а сама пошла по воду, оставив мужа в теплой постели. Найнас проснулся раз, проснулся другой, увидал, что ночь звездами на небе мерцает, и на другой бок перевернулся.

Солнце тем временем уже высоко поднялось.

Не дождавшись Никии, мать Найнаса раздвинула звездный пояс, чтобы увидеть сына. Лучу Солнца того и надо. Вскочил Найнас с теплой постели, в одну сторону метнулся, в другую бросился, наконец наружу выскочил. Тут Солнце его и настигло… Только мать сына и видела. На ее глазах тенью растаял. Никия как раз воду домой несла, бросила коромысла, хотела мужа грудью заслонить. Солнце ее за волосы схватило и потащило вверх, обжигая. Никия кричала, звала мужа на помощь. Тщетно! Наконец Солнце смилостивилось и бросило несчастную на лоно Луны.

Посмотри на Луну, видишь на ней тень? Это жена Найнаса — Никия. Тень-той-которой-нет. Ткачиха звездного неба.

Вот и сказке конец.

ПОХВАЛА ТЕНИ

Западная бумага свет отражает, а наша впитывает, словно пушистая поверхность первого снега.

Паскаль Киньяр относит «Похвалу тени» Танизаки к лучшим текстам, созданным человечеством! Я вполне разделяю точку зрения французского мэтра. Более того — в эссе японского писателя, воспевающем красоту древней Ниппонии, я обнаруживаю мысли, которые вполне приложимы к волшебству Севера. Я имею в виду созерцание света как беспрерывной игры бледных огней и оттенков полумрака различной интенсивности. Этой игрой я восхищаюсь здесь уже многие годы.

На первый взгляд, Танизаки ведет с читателем игру. Начинает с оды в честь мрака японского сортира, которому противопоставляет стерильные западные туалеты, где снежная белизна раковины и яркое освещение слишком открыто демонстрируют выделения нашего тела. Восхваляет темные лаковые миски, скрывающие пищу (не то, что европейская тарелка — мелкая и светлая), ладонь ощущает колыханье жидкости, облачко пара доносит аромат, и суп обретает вкус дзен. Танизаки восхищается черненными зубами японских женщин, которые, в отличие от западных барышень в неглиже, прячут во тьме даже внутренность рта. И так далее. Через весь текст — рефреном — проходит противопоставление эстетики Востока и Запада. Порой кажется, что пример взят исключительно забавы ради, порой задумываешься всерьез. Пока наконец до тебя не доходит, что суть — в чем-то более глубоком, чем кажется на первый взгляд.[142]

Возьмем еще один пример — строительство. Танизаки пишет, что на Западе дома строят так, чтобы внутрь проникало как можно больше света, а японские дома с их широкими навесами подобны… пещерам. Вот именно — пещеры! Автор недвусмысленно напоминает читателю о каменном веке, когда жилища первобытных людей освещались живым огнем (а не презираемым Танизаки электричеством), а тени, маячащие на стене, были реальнее идей Платона. Потом пути человечества разошлись. Разум одних погнался за греческими абстракциями, разделяя свет и мрак, правду и фальшь, грязь и чистоту, добро и зло. Другие удовлетворились созерцанием обманчивых форм мира, видя в них бренность и эфемерность собственного существования.

Нетрудно догадаться, чью сторону принимает автор «Похвалы тени» — подобно своему европейскому ученику Паскалю Киньяру, создателю «Блуждащих теней»!

Остается объяснить, при чем тут Север. А очень даже при чем! Достаточно пожить в кочевом чуме и посидеть у огня, запанибрата с тенями (тени в чуме переливаются, точно значения слов), чтобы понять — мы недалеко ушли от пещерных жителей. Достаточно пережить долгую полярную ночь с космической бездной над головой, чтобы голова эта наконец уразумела — неба нет.

Поэтому о Севере лучше всего писать на японской бумаге, впитывающей свет, насыщающей им текст. Западный глянец пускай остается фирменной бумагой всевозможного гламура. Ведь и писателю следует жить в тени своего текста, подобно северному охотнику, таящемуся во мраке, чтобы не быть замеченным жертвой. На свет летят лишь ночные мотыльки да топ-модели.

Сейчас мало кто хочет оставаться в тени. В тени ведь человека не видно, а кого не видно (например, на телеэкране), тот словно бы не существует вовсе. Поэтому все, кто может, тянутся к свету — желая «засветиться» (как говорят в России), то есть продемонстрировать себя! Хоть анонимной мордой из-за чужой спины на пятом плане выглянуть. Хоть ценой скандала на мгновение сделаться героем. Только бы свет вспышки вырвал из мрака.

Несколько дней назад я встретился со своим старым приятелем Рышардом С. Рысек изъездил полмира. Практиковал дзен в монастырях Японии, в Калифорнии писал портреты голливудских див. Познал эстетику Востока и Запада. Потягивая вино под зонтиком «Каси» (прежняя «Роксана») в Бискупине, мы болтали о тенях. В воздухе пахло салатом и сиренью. В какой-то момент С. поставил свою рюмку перед свечкой, а в ее тени — коробок спичек.

— Посмотри, оказавшись в тени, большей, чем ты сам, теряешь собственную тень.

Вроцлав, май 2007

Порывистый ветерзадул осень— словно свечу.

Опавшие листьядогорают в снегу.

1

Пер. А. Бобовича. Здесь и далее примеч. пер.

2

Нойд — саамский шаман. Курсивом выделены примечания автора. И. А.

3

Монах соловецкого монастыря.

4

Сейд — в переводе с саамского — «дух»; сейд-камень — дух человека, который превратился в камень.

5

Ежи Гедройц (1906–2000) — польский публицист, политик, мемуарист, основатель и редактор польского эмигрантского журнала «Культура» (1947–2000) в городке Мезон-Лаффит неподалеку от Парижа.

6

Один из Соловецких монахов.

7

Явр — в переводе с саамского — «озеро», Сейдъявр — озеро Духов.

8

Жена Мариуша Вилька.

9

Надежда Валентиновна Лобанова (р. 1953) — археолог, научный сотрудник Института языка, литературы и истории Карельского Научного центра РАН. С ранних студенческих лет и до настоящего времени ее научная деятельность связана с эпохой неолита и карельскими петроглифами. С 1981 г. проводит самостоятельные полевые исследования онежских, а с 2000 г. — беломорских наскальных изображений. Основное направление научных интересов Н. В. Лобановой связано с датировкой петроглифов, раскопками неолитических памятников в районе Бесова Носа. В 1998–2002 гг. Н. В. Лобанова являлась координатором и руководителем карельско-норвежского проекта «Сохранение петроглифов Карелии». В рамках этого проекта были открыты новые гравировки на Онежском озере и Белом море, создана электронная база данных, включающая всю необходимую информацию о наскальных памятниках: цветные и черно-белые фотографии петроглифов, графитные копии, описания, трактовка рисунков различными исследователями, степень сохранности и обрастания лишайниками и т. д., созданы детальные карты и схемы расположения памятников.

10

Владислав Иосифович Равдоникас (1894–1976) — профессор, выдающийся советский археолог, крупный специалист в области изучения древнего монументального искусства, первооткрыватель группы петроглифов Старая Залавруга, Ерпин Пудас 1–2 и Бесовы Следки (южная группа). В. И. Равдоникас положил начало изучению наскальных памятников в СССР. Одной из самых больших его заслуг являются обстоятельные публикации наскальных изображений Онежского озера и Белого моря (1936, 1938) — результат тщательных и интенсивных полевых исследований. В своих работах ученый (автор «солярно-лунарной гипотезы», основной научный оппонент А. М. Линевского) рассматривал наскальные изображения Карелии не как простые снимки с натуры, а видел в них фантастические образы, наделенные символическим содержанием. Работы В. И. Равдоникаса являются актуальными и в настоящее время, а его интерпретация загадочных онежских знаков в качестве солярных символов принимается большинством ученых.