Гарри Беар - Странный дом, Нимфетки и другие истории (сборник)
Клиенты Баруха немедля приняли его сторону, и тот щедрый кредит, которым Марк пользовался прежде у лавочников и кабатчиков, был закончен. Почувствовав это, «добрые приятели» Марка потихоньку стали избегать его. А когда деньги отца, бывшие у Марка, кончились вовсе, он впервые понял, что такое нужда и одиночество. Возможно, Барух и принял бы своего блудного сына и извинил бы его молодость, но тут пришла Она, самая могущественная, самая непреклонная, самая… словом, Барух Рапок умер. Все его лавки, ткани, нажитые драгоценности и деньги разошлись по его многочисленной еврейской родне, заполонившей собою весь мир, как выразился бы арабский историк. Марк Рапок, в свои двадцать лет привыкший к деньгам и почету, мигом остался ни с чем.
Добрые родственники, похоронив Баруха, оставили Марку лишь старый отцовский дом с кое-какой мебелью, немного денег да самые худшие ткани для собственных начинаний. Марк несколько оторопел… Жизнь и людские страсти впервые обратились против него, к чему он не был подготовлен. Он, правда, смутно помнил события том августовской ночи 1572 года, когда он был еще ребенком, те крики о помощи убиваемых на улице людей, ту суету в доме и тот страх, который охватил тогда весь квартал… Но тогда рядом находился его отец, заблаговременно откупившийся от погрома, были с ним и верные слуги, вооруженные аркебузами… Теперь же он был совсем один, к тому же презираемый и всеми покинутый. Марк оказался никудышным торговцем, он по дешёвке спустил оставленные ему ткани, продал отцовский дом за сущий бесценок и вскоре оказался в Париже совсем без гроша.
Лишь один из старых друзей его отца некий Жан Плутовье, за глаза прозываемый меж купцами Жаном В…ком, держатель трех лавок, предложил Марку настоящую помощь. Он дал ему место приказчика в самой скромной из своих лавок у ворот Сен-Дени, где покупателями были обычно небогатые люди. Рапок попробовал было и здесь ставить свои условия, но Плутовье лишь ласково потрепал его по плечу и на ушко сказал: «Еще одно непочтительное слово, и вон – на улицу! Говорят, нищие на паперти хорошо собирают?». Марк смирился и стал заниматься именно тем занятием, которое прежде так презирал. Рапок с трудом привыкал к своей новой скучной жизни: с раннего утра он уже шел на работу в лавку, раскладывал товары, сверялся с ценами, просматривал задолженности клиентов. Весь день он работал, не покладая рук, а вечером, сдав выручку хозяину или его законному сыну, сворачивал товары, проверял счета и, наконец, возвращался домой. Денег, которые платил ему новый хозяин, едва покрывали расходы на жилье и еду. Даже бутылку вина он не каждую неделю мог себе позволить… Марк часто гулял по тем местам Парижа, где он помнил себя богатым и известным. Иногда он встречал своих прежний знакомых и тех, кто называл себя его друзьями, но они в упор не узнавали Марка или не хотели видеть его. Прежних нарядных куртизанок заменила ему теперь дочь бедной лавочницы, которая за умеренную плату позволяла приказчику ласкать ее и даже погружаться в свое вместительное, хотя и дурно пахнущее лоно. Что было делать? Рапок не знал и не хотел даже думать о будущем.
Как-то Марк познакомился с одним славным парнем по имени Джоб, тот представился уроженцем Флоренции, и они разговорились. Молодым людям вообще свойственно быстро находить приятность в совместных попойках. Два похода по злачным местам, когда Джоб широким жестом швырял налево и направо золотые экю, сделали Марка и Джоба закадычными приятелями. К тому же оба они были католики, но оба не приветствовали поползновений лигеров Генриха де Гиза на высшую власть в стране. Это еще больше сблизило их. Теперь часто в конце недели Джоб заходил к Марку в лавку, помогал ему сложить товар, и они шли веселиться или прогуливались по Торговой галерее, задевая разряженных мещаночек и симпатичных субреток. Один раз они даже нарвались на пьяного мушкетера, и Марк едва не отведал острия его шпаги за неудачную остроту. Шустрый Джоб, однако, сумел приголубить пьяницу поленом, и приятели в тот раз дешево отделались.
В середине декабря Джоб достаточно неожиданно пригласил Марка отобедать у него. До этого они иногда собирались в комнатушке Рапока, но ни разу Джоб не осмеливался пригласить торговца к себе, ссылаясь на строгие правила хозяина. Теперь же Морелли объяснил Марку, что его хозяин уезжает на пару дней, и они могут провести нескучный вечер в его шикарном доме на улице Могильщиков. Марк, не будучи человеком рассудительным, сразу поверил новообретенному другу, и они договорились на семнадцатое число.
Генрих Мерсье был весьма доволен своим расторопным слугой.
4. Загадка картины
В этот год зима в Париже выдалась довольно суровой, хотя иногда случались и оттепели. Генрих Мерсье довольно быстро шел к дому на улице Могильщиков, так как от той улицы, где он жил, до этого района города было приличное расстояние. Почти никто не попадался ему навстречу, так как совсем недавно часы на башне пробили одиннадцать ночи… Идти было все же приятно: снег хрустел под ногами, фонари освещали центральные улицы довольно скупо, придавая им таинственный вид. До назначенного времени, когда Мерсье должен был встретиться с Джобом и Марком у странного дома, оставалось минут двадцать. Чтобы не ждать долго перед домом, барон замедлил шаги. Он вновь задумался о предстоящем деле: «Маркус! Его имя было в гороскопе… Только он может взять ее, только он… Что же, надеемся на удачу!». Оставалось немного.
Барон совсем остановился. Перед ним – начало улицы Старой голубятни, место не слишком безопасное для ночных прогулок. На противоположной стороне улицы за бароном уже давно следили две пары острых глаз… Злые языки говорили, что сами дворяне, проживавшие здесь, поистратившись в кабаках, иногда не прочь были присвоить себе чужой кошелек или богатую одежду зазевавшегося прохожего. И хотя это очень было похоже на грязные сплетни лакеев, такое мнение было весьма распространено среди парижан в те давние годы. Итак, как мы уже заметили, две пары острых глаз следили за бароном де Г…, а он и не думал об опасности.
Когда Мерсье, одетый в дорогой теплый камзол и длинный плащ, наконец приблизился к переулку, позволявшему сократить путь до дома на улице Могильщиков, его остановили. Невысокий человек в низко надвинутой шляпе подошел и вежливо осведомился у барона, куда он следует. Мерсье, не давая себе труда отвечать, попробовал продолжить свой путь, но человечек грубо схватил его за плечо. Тогда Мерсье, не вдаваясь в объяснения, отскочил в сторону и обнажил свою внушительных размеров шпагу. Человечек что-то крикнул и также отскочил. Лишь чудо и реакция Мерсье, закаленного в сражениях, спасли ему жизнь. Он, понимая, что выстрел неизбежен, упал на землю, и пуля расплющилась о стену дома, возле которого он только что стоял. Не медля ни минуты, барон подскочил к низенькому человеку, лихорадочно возившемуся с пистолетом, и, сделав выпад, проткнул его насквозь.
Второй вор, видя конец приятеля, не стал тратить время на аркебузу, из которой он выстрелил, и выхватил короткую шпагу. Мерсье бросился на него, больше опасаясь за исход дела, намеченного им, чем за свою жизнь. Но и вор, очевидно, неплохо владел этим оружием: убить его сразу барон не смог. Два быстрых выпада незнакомец отбил как заправский дуэлянт. Завязалась настоящая битва… Все выпады Мерсье незнакомец парировал, а вскоре и сам стал теснить барона к темному переулку. Тогда Генрих, не прекращая фехтовать, левой рукой осторожно расстегнул ножны с кинжалом и, когда вор немного замешкался, выхватил его. Очевидно, незнакомец понял его намерения, что-то негодующе прокричал, но было уже поздно. Мерсье метнул кинжал и, когда вор попытался отбить его шпагой, сделал длинный выпад и поразил противника точно в сердце. Незнакомец, обливаясь кровью, свалился замертво. Барон быстро подошел к нападавшему, содрал маску и вгляделся в лицо нападавшего: оно почему-то показалось ему знакомым. Но вспоминать, кто перед ним, не было времени.
Барон вытер шагу о плащ убитого, поднял кинжал и вернулся к первому из воров. Тот, очевидно, не был сражен бароном наповал, громко дышал и даже постанывал. Видя, что вор без сознания, Мерсье оттащил его в темный переулок, куда позже перенес и труп второго нападавшего. Затем, убедившись, что обнаружить их здесь смогут только утром, Мерсье продолжил свой путь, так как времени до встречи с Марком оставалось немного.
На улице Могильщиков полночь и тишина. Барон де Г…, не спеша прогуливался возле дома, ожидая своего слугу и Марка Рапока. Они несколько опаздывали, и это очень раздражало пунктуального Мерсье. Было холодно, а случай с ворами напомнил о том, что и небезопасно. К тому же Мерсье опасался, что хитроумный торговец что-нибудь заподозрит и пойдет ночью сюда. Наконец послышались шаги на противоположном конце улицы, барон отошел в тень и замер, слившись с тенью.
