Джером Джером - Ангел, автор и другие

Помыслами его руководит одно-единственное желание — оставаться хорошим и полезным. Время от времени, правда, он задумывается о прекрасных звездах. Вы даже не знаете, дома ребенок или нет. Отправляетесь на поиски и обнаруживаете его на подоконнике, с прижатым к стеклу милым личиком. Мечтательное создание любуется золотым закатом. Никто его не понимает. В итоге маленький мученик благословляет родителей и тихо покидает этот мир. Хочется верить, что когда-нибудь джентльмен из Кембриджа получит собственного малыша — настоящего, из плоти и крови. И поделом ему!

Ну а пока суд да дело, наш наставник трудится над новой поучительной статьей, в которой намерен сообщить человечеству, что мы переучиваем детей. Забиваем светлые головки кучей никому не нужных фактов и глупых формул, ошибочно называемых знаниями. Автору невдомек, что все это время дитя прыгает, бегает и радуется жизни. Он считает, что информация поступает в некий неподвижно лежащий организм. Мы приказываем ребенку вести себя тихо и обещаем в случае неповиновения свернуть шею; с этого момента он превращается в молчаливое привидение, бесшумно скользящее к могиле.

Мы поднимаем свое чадо рано утром, умываем холодной водой и с ранцем за спиной отправляем в школу. Всезнающая пожилая девственница делает собственный вывод: ребенок тратит мимолетное детство на постижение никому не нужной информации.

Поверьте, дорогая мадам, слезы ваши напрасны. Вытрите глаза, высморкайтесь и взбодритесь; тот, о ком вы печалитесь, не переутомится; об этом он непременно позаботится сам.

В наши дни ребенок живет не просто хорошо, а слишком хорошо. Рискую прослыть жестоким, но, задумываясь о будущем, все-таки выражу собственное мнение: мы непомерно балуем детей. Считается, что родители должны существовать исключительно ради ребенка. Сами они ничего не значат. Представим, что садовник скажет примерно следующее:

— К черту цветы, пусть гниют, мне не жалко. Чем быстрее они уберутся с глаз долой, тем лучше. Единственное, что важно — это семена.

Лишь заботливо ухоженные цветы оставляют после себя достойные семена. Философ, мечтающий об исполненном совершенства ребенке, рано или поздно осознает, что важны в первую очередь родители. А едва осознав, изменит тактику и обратится к самим детям. Вот тогда-то мы наконец заживем. Учитель объяснит ученикам, как важно беречь родителей, и напишет дюжину проникновенных книг о непонятых, изможденных тревогами и заботами отцах, преждевременно сошедших в могилу.

Будут созданы специальные фонды чистого воздуха — эти организации начнут отправлять родителей подальше от детей, в приморские пансионаты, где они смогут отдохнуть под присмотром добрых холостяков. Появятся специальные успокаивающие книги о мире, устроенном совсем не так, как наш, а по идеальным законам — с бесплатными школами и спокойно спящими до самого утра младенцами. Возникнут общества защиты родителей от жестокого обращения. Непослушные девочки, успевающие растрепать старательно причесанные волосы и испачкать парадное платьице, когда надо идти в гости, и мальчики, то и дело сбивающие ботинки, будут получать наказание за общественный счет.

XVI

Давно известно, что браки совершаются на небесах. Но, как добавил один цинично настроенный писатель, «исключительно на экспорт». В человеческом обществе не найти явления более замечательного, чем отношение к институту брака. Мысль эта посетила меня пару дней назад, когда я сидел на плетеном стуле в плохо освещенном школьном зале одного маленького городка. Дело было во время благотворительного концерта. Сначала мы выслушали некую увертюру в исполнении леди-профессора и старшей дочки пивовара. Потом викарий продекламировал длинную невнятную поэму. Симпатичная вдова, о которой ходят разные слухи, сыграла на скрипке. Хочется верить, что слухи преувеличены. Наконец на сцену вышел бледнолицый джентльмен с длинными черными усами. Оказалось, что это местный тенор. Он исполнил песню о любви. Сюжет заключался в следующем: возникло обоюдное непонимание; обидные, жестокие упреки, вызвав мгновенное сожаление и раскаяние, пронзили нежную, чувствительную душу. Последовало расставание. Несчастный умер с разбитым сердцем, без надежды на взаимность. Но ангелы принесли утешение: отныне он знал, что сейчас она его любит — акцент на слове «сейчас».

Я оглянулся. Вокруг сидели обычные люди: торговцы, портные, военные, моряки; кто-то пришел с кузиной, кто-то с сестрой, кто-то с женой. В глазах стояли слезы. Дочка мясника с трудом сдерживала рыдания. Молодой жестянщик прикрыл лицо программкой и делал вид, что сморкается. Пышная грудь супруги аптекаря вздымалась от тяжких вздохов. Отставной полковник громко шмыгал носом. Души утонули в печали: если бы не опрометчивые, поспешные обвинения, судьба могла бы сложиться иначе! Похороны не потребовались бы. Церковь пестрела бы свадебными букетами. Как восхитительно выглядела бы невеста в белом венке! Как радостно и гордо мог бы жених произнести свое «да», взять избранницу в жены и повести по жизни в радости и горе, в богатстве и бедности, в здравии и болезни, в любви и уважении, пока не разлучит смерть. Да, он мог бы дать торжественную клятву.

Аплодисменты стихли, и прекрасные слова венчальной службы почти ощутимо прозвучали в тишине зала: влюбленные могли бы остаться вместе, в мире и согласии. Жена твоя да уподобится щедрой лозе. Дети твои да соберутся вокруг стола, как ветви оливы. Верь, только так Бог благословляет мужчину. Пусть же мужчина любит жену свою, как себя самого, пусть не обижает неласковым словом и не смотрит сверху вниз, как сильный на слабого. Жене пристало почитать супруга и радовать скромным, спокойным нравом.

Все истории, прочувствованно спетые сладкоголосыми певцами, эхом отозвались в наших сердцах. Это были истории истинной любви, которой лишь в последнем куплете удалось преодолеть многочисленные препятствия; о галантных кавалерах, отважно сражавшихся с судьбой; о нежных подругах, доверчивость и терпение которых вознаграждались золотым венцом. Свадьба и бесконечная счастливая жизнь — таков желанный финал.

Но вот на сцену выбежал толстый лысый человек. Мы приветствовали его с энтузиазмом — местного комика знали все. Пианино призывно забренчало. Самоуверенный артист подмигнул, широко открыл рот и разразился забавной песней. Как же мы хохотали! Последняя строчка каждого куплета оставалось неизменной: «Так всегда бывает в браке».

Раньше было так:

«Котенок, птенчик, милый».

Ну а теперь все изменилось:

«Ах, как ты надоел, постылый».

Когда-то ходили за ручку и ворковали:

«На свете нет тебя милее».

Теперь комик летит вперед (следует имитация с помощью неизменного зонта; не рассчитав собственного энтузиазма и скромных размеров сцены, лысый нечаянно сметает аккомпаниаторшу со стула) и рычит:

«А ты не можешь побыстрее?»

Потом толстый комик рассказывает нам потрясающе смешной анекдот:

«Муж возвращается домой поздно. Жена ждет на лестнице с метлой. Он целует служанку. В отместку она встречает в гвардии кузена».

Любимого артиста не отпускают со сцены, требуя выступления на бис. Я оглядываюсь и вижу вокруг смеющиеся лица. Дочка мясника вынуждена заткнуть рот платком. Молодой жестянщик рыдает от смеха и, не стесняясь, вытирает слезы. Массивный бюст супруги аптекаря колышется, напоминая о фруктовом желе. Полковник сияет улыбкой.

Потом в полном соответствии с программой вечера учительница — незамужняя леди средних лет — спела «Дарби и Джоан». Голос у учительницы приятный, а потому исполнение «Дарби и Джоан» пользуется неизменным успехом. Комик вновь появился во втором отделении и порадовал нас (по многочисленным просьбам публики) рассказом о теще.

Так и продолжается эта странная комедия: сегодня мы льем слезы над историей Ромео и Джульетты, а завтра заказываем билеты на «Розовое домино».

— Не желает ли очаровательная леди узнать судьбу?

Румянец, смущенный смех, протесты. Галантный спутник настаивает. Выясняется, что в очаровательную леди влюблен темноволосый джентльмен. Цыганка ясно видит приближающуюся свадьбу.

— Что за глупости! — восклицает очаровательная леди. Впрочем, выглядит она вполне серьезной. Хорошенькие веселые подружки отпускают шпильки. По странному стечению обстоятельств галантный спутник оказывается темноволосым. Цыганка ухмыляется и уходит.

Неужели старая гадалка больше ничего не знает о будущем очаровательной леди? Ах, эти хитрые слезящиеся глаза! Когда-то, много лет назад, когда морщинистая кожа еще была гладкой и свежей, они сверкали и обжигали. Столько всевозможных жизненных историй прошло перед проницательным взглядом, так неужели на изящной ладошке не написано ничего, кроме свадьбы?