Рене Баржавель - Голод тигра
Но его серьезный тон, его тревога, дрожащий голос и трясущиеся руки убидили меня в его искренности. Он верил во все, что говорил! Мне стало бесконечно жаль его, и на многократно повторенный им вопрос: "Ответь мне, неужели ты утратил веру?" я тихо ответил: "Нет." Это не было, по сути, ложью — ведь я не мог утратить то, чего у меня не было.
В общем, я отправился на свое первое причастие, сделав это и для моей бабушки, которой исполнилось 86 лет, потому что мой отказ мог оказаться реальной угрозой для ее хрупкой жизни, и для этого бедняги-пастора, у которого мой отказ мог разрушить всю систему иллюзий, защищавших его абсурдную веру.
Когда этот прекрасный человек протянул нам чашу и поднос с кусочками хлеба, он снова задрожал, на этот раз от счастья. Он был убежден, что собравшиеся в церкви юноши думали о Христе с любовью и благодарностью, в то время, как они думали — я хорошо знал их — или о роскошном семейном обеде, ожидавшемся после церемонии причастия, или об отложенной игре в шарики, которую они собирались возобновить сразу же после окончания всей этой муры, или даже о девушках.
Он полагал, этот добряк, что в сердцах членов семей, наблюдавших за церемонией, в которой участвовали их херувимы, не было ничего, кроме любви к Богу и ближнему, в то время, как они изучали и сравнивали одеяния юношей, со злорадством обнаруживая те, что уже послужили одному или даже двум старшим братьям, отмечали плохо помытые уши и готовили запас язвительных замечаний, чтобы обменяться ими с соседями после окончания церемонии.
В это же время на противоположной стороне главной улицы, в католической церкви, такое же сборище питало такие же мысли перед таким же спектаклем.
И на всех лицах как родителей, так и детей, как протестантов, так и католиков, было наклеено одно и то же благочестивое, слащавое выражение, маскирующее истинное безразличие и злобу.
Охвативший меня стыд не имел отношения к тому, чего я опасался — что преимущество в росте выставит мою физиономию на всеобщее обозрение; мне было стыдно за ложь, которую кто угодно мог прочитать на ней, за лживость на лицах всех других участников церемонии, за церковь, за невероятную историю, рассказанную этим простодушным, за ложь всем прихожанам, собравшимся в церкви и притворяющимся, что они верят.
Где же во всем этом была правда? Кто из сотен собравшихся в двух церквях заботился об этом?
Все они лгали, лгали, лгали.
Мои щеки и лоб горели от стыда. Я обливался потом. Проглоченный хлеб застрял у меня в глотке. Мне хотелось залпом выпить все вино из серебряной чаши и швырнуть ее в пропитанную елеем аудиторию, словно камень в болото с головастиками. Я удержался, но мне стало еще более стыдно за это. Мне стыдно и сегодня, стыдно за себя, ствдно за других, стыдно за всеобщую ложь Церквей, за их законы и законы общества, за ложь миллионов верующих, которые притворяются, что верят видимости, которую им предлагают.
Ложь — это болото, в котором тонет надежда человечества.
67
Мои предки-протестанты расстались с католической церковью потому, что им стало стыдно за нее. Они были не правы.
Никто не бросает жилье, которое показалось вам грязным. Его убирают.
Когда они расстались с церковью, Римская церковь устроила банный день, а они так и остались за дверью. Они оказались оторванными от традиций и лишились блага владеть этими секретными языками, которыми являются культовые действия, архитектура, одеяния и украшения священников, организация церковной иерархии и так далее. Разумеется, те, кто остался в доме давно забыли смысл этих языков, но ведь если вы ищете дорогу в подвал, то вряд ли вы выйдете во двор и отправитесь спать в сарае.
Цикл Круглого стола, несомненно, созданный монахами, которые еще помнили, где находится свет, рассказывает в символической манере, используя в качестве образов представителей эпохи и обычаи того времени, как выглядел духовный маршрут, по которому нужно было пройти, чтобы достичь Круглого стола. Все эти образы стали совершенно непонятными для современного читателя.; лишь отдельные из них сохранили очевидный смысл и остались ясными.
Например, Грааль, который должен отыскать Рыцарь, и который будет вознаграждением за его приключения. Это чаша, в которую стекла кровь Иисуса, пораженного ударом копья в бок. Он должен утолить жажду и голод странника, он сверкает невыносимым светом, подобно лику Моисея. Это всегда один и тот же образ.
Грааль, содержащий кровь Иисуса, это традиция, это ключ и дверь, это место, в котором хранится Истина.
Известно, что Грааль хранится в потайной комнате замка, охраняемого раненым королем. Король был ранен в бедро тем же копьем, которое нанесло рану в бок Иисусу, и эта рана не могла быть исцелена. Эта вечная рана кровоточила и причиняла королю мучения, но он не мог умереть, подобно тому, как не мог и излечиться. Ему поручено сберечь Грааль, он теряет кровь и рана его загнивает; он жалуется всем рыцарям, которые ищут путь к замку раненого короля, и те сочувствуют ему, жалеют этого несчастного, теряющего кровь при охране Грааля.
Когда один из рыцарей, преодолевший все преграды, разгадавший все дьявольские хитрости, победивший всех врагов, наконец, обнаруживает замок, входит в зал, где находится раненый король и, испытывая жалость к несчастному, спрашивает его о самочувствии, Грааль немедленно исчезает. Этот рыцарь больше никогда не увидит его.
Только Галахад, Белый рыцарь, войдя в замок выкрикивает вопрос, который и должен быть задан. Он не беспокоится о здоровье короля. Он не считает себя ни врачом, ни плакальщицей, он пришел сюда не за тем, чтобы ставить пластырь. Не для того он прокладывал себе путь с раннего детства, преодолевая иллюзии, колдовство и ложь. Он пришел сюда ради Грааля, а не ради бедняги-короля. Поэтому, едва войдя в замок, он кричит, кричит нетерпеливо, почти гневно: "Где тут Грааль?"
И он получает свой Грааль.
Мне достаточно ясно, что король, хранитель Грааля, представляет собой церковь. Церковь материальна, церковь человечна, она не может и никогда не сможет быть абсолютно здоровой. Но какое значение имеют ее раны, какое значение имеет то, что они загнили и отвратительно пахнут? Нам некогда ни жалеть ее, ни пытаться исцелить эту неизлечимую плоть. Мы можем только крикнуть: "Где Бог?" И если церковь больше не в состоянии указать нам путь и нужную дверь, то мы будем искать вместе с ней.
68
Люди, которые отвернулись от духовности с ложным лицом чтобы попытаться отыскать уверенность в реальности, сегодня начинают замечать, что она отнюдь не менее обманчива. Реальность — это не истина; все — это ничто; то, что мы видим — невидимо; коснуться мы можем только неосязаемого. Материя исчезает под ногами у материализма. Наши чувства и наш разум воспроизводят в нашем сознании архитектуру Вселенной, картина которой обладает глубиной не большей, чем театральные декорации. За этим фасадом, ограничивающим познание, перемещается вихрящаяся бесконечность уравновешивающих друг друга нематериальных сил. Эти силы, эта бесконечность, это равновесие, этот порядок, который можно обнаружить в ноже и в женской груди, в розе и в звезде, эта гигантская тщательная упорядоченность, которая создает все из ничего… Мы догадываемся, что это единственная реальность, всегда одна и та же реальность, проглядывающая сквозь обманчивые черты реализма и спиритуализма.
Поэтому те, кто пытается проникнуть за первую или за вторую декорацию, неизбежно встречаются друг с другом, едва они прорываются сквозь эти уловки, хотя и создается впечатление, что они двигались в противоположных направлениях.
69
Когда наши дети найдут ответы на наши вопросы, будут ли они удовлетворены? Найдут ли они объяснение, почему представители царства живых существ занимаются самоубийством, отыщут ли они оправдание терзаемой плоти?
Существует классическая проблема, которая может помочь нам понять необходимость живого. Вот ее суть.
Имеется герметично закрытая комната с непрозрачными стенами, внутри которой нет ни одного живого существа и отсутствуют какие-либо научные приборы. С потолка комнаты свисает на шнуре электрическая лампочка, которая включается снаружи. Если дать ток в лампочку, которая нормально функционирует, появится ли свет внутри комнаты?
Ответ вам покажется очевидным. Вы скажете: "Да! Конечно!"
Осторожно…
Давайте, подумаем.
Повторим опыт. Поместим в комнату фотоэлектрический элемент, связанный с находящимся снаружи гальванометром и будем наблюдать за его показаниями. Мы увидим, что когда лампочка включается, на гальванометр поступает электрический ток.
Сделаем ли мы из этого вывод, что лампочка испускает ток?
Конечно, нет. Лампочка может испускать лучи, фотоны, кванты… Остановимся на этом в ожидании появления новой теории и скажем просто, что она испускает колебания.
