Герои «безгеройного времени» - Туровская Майя Иосифовна
Естественно, что получить сведения о наших ближайших соседях из первых рук любопытно каждому. Но читатель, интересующийся жанром путешествий с точки зрения, скажем, этнографической, почерпнет из книг Адамского не так уж много занимательных подробностей. Он обнаружит, что жители иных миров до смешного похожи на нас с вами. Правда, они вегетарианцы и питаются преимущественно фруктами и овощами, пьют нечто похожее на воду, но, конечно, чище, нечто похожее на джус, но, конечно, вкуснее, нечто похожее на вино, но, конечно, безвреднее. Он выяснит, что женщины на иных планетах, будь то венерианка Кална или марсианка Илмус, прекрасны (пусть каждый читатель создаст свой идеал красоты - он подойдет), что мужчины мужественны и проницательны; что одежда их проста и унифицирована: женщины носят хитоны, перехваченные поясом с бриллиантами, и сандалии в античном вкусе, мужчины - белые блузы с отложным воротником и длинными рукавами в стиле романтиков. Читатель выяснит, что на любой планете, в точности как у нас, есть города и деревни (фермы, однако ж, располагаются там по кругу), что существуют, правда, летающие, города наподобие Свифтовой Лапуты, но зато на межпланетных кораблях приходится, совершенно как на Земле, мыть посуду.
Одним словом, не только любой вымысел фантаста, но даже простое описание быта какого-нибудь экзотического, гималайского племени шерпов, или не менее экзотической современной формации лондонских «модов», или американских «хиппи» производит куда более фантастическое впечатление. Автор не утруждает свое воображение и не изменяет идеалам гимназического образования.
Такое же количество информации может почерпнуть из книги Адамского читатель, интересующийся проблемами межпланетной техники. Он найдет описание некоего магнитного столба в центре корабля, который служит одновременно двигателем и телескопом, весьма сбивчивый рассказ о каком-то пульте управления, напоминающем примитивное счетно-решающее устройство, туманное рассуждение о «природных силах», которые используются для передвижения, и о межпланетных течениях в космическом пространстве, и странное сообщение о рассеянном свете на кораблях, представляющем собой смесь белого (!), голубого и других цветов...
Одним словом, «разоблачить» Адамского так легко, что задача эта не представляется ни благодарной, ни существенной. Гораздо существеннее другое: почему эта наивная фантастика, поданная со всей серьезностью документального факта, стяжала повсеместный успех?
Не означает ли это, что секрет Адамского заключен в чем-то другом? Не в его описаниях со всеми их слащавостями и наивностями, а в гениально угаданной потребности читателя, и его исступленной жажде чуда и в той смелости, с какой автор пошел этой потребности навстречу?
Только так и создается миф. Кто бы ни был Адамский - ловкий шарлатан, сумасшедший или ослепленный собственным мессианством пророк - он и не пытается приводить читателю доводы и доказательства. Он апеллирует прямо к его потребности верить.
Книге предпосланы два предисловия.
В первом из них Шарлотта Блаже - ревностная последовательница Учителя - делит будущих читателей на три категории. Одну, которая примет рассказ Адамского за чистую монету, другую, которая, чувствуя его искренность, отнесет его приключения к сфере воображения, и третью, которая сочтет их остроумной мистификацией. Ответить им всем она предоставляет Учителю, приведя его письмо.
По Адамский отказывается от защиты своих позиций с помощью доказательств по соображениям принципиальным. Ибо для того, кто сомневается, и доказательства будут сомнительны. Если он не верит фото, уже опубликованным, то почему бы ему поверить каким-нибудь еще фото? Почему, если он не верит Адамскому, он даст веру другим свидетелям? Чем доказать, что сосуд для воды действительно с Марса? Итак, суть вопроса не в доказательствах, а в вере, ибо мудрость не нуждается в доказательствах: «истина познается не доводами, а внутренним чувством. Ее можно принять или не принять, вот и все».
Таковы условия игры в мифе о летающих блюдцах. Таковы они в любом мифе, в любой религии, в любом чуде, ибо доказанное логикой может быть логикой же и опровергнуто. Миф требует веры.
Десмонд Лесли - автор второго предисловия и литературный сотрудник Адамского по книге «Летающие блюдца приземляются», - однако ж, делает попытку обратиться к разуму. Он ссылается на экспертизу негативов Адамского главным трюк-оператором знаменитого кинорежиссера Сессиля де Милля. Он приводит свидетельства еще двух лиц, имевших контакты с жителями иных миров. Он ссылается, наконец, на собственный опыт. Но, понимая всю скудость доказательств, он апеллирует к прагматическому разуму читателя, ставя ему на вид практическую пользу веры.
Коль скоро есть лишь две возможности восприятия этого «удивительного документа» - счесть его правдой или ложью, - то не лучше ли спросить себя прямо: что удобнее? Приятнее? Выгоднее?
Вы хотите чуда? Так не лучше ли оставить в покое доказательства, говорит Лесли. Не лучше ли принять чудо как данность и как надежду, как раскрепощение от тревог и освобождение от ответственности, ибо альтернатива будущего беспощадна: «идти ли человечеству дорогой звезд» и «слушать музыку сфер» или «вернуться в пещеры и исчезнуть».
Такова печальная логика разума, пришедшего к необходимости веры.
Все дело в том, что история межпланетных контактов и странствий Адамского не есть жанр путешествия, каким она поначалу может показаться; это, скорее, жанр пророчества, Евангелие от Адамского, предложенное читателям и почитателям как возможная надежда.
Сквозь беспомощность плохого научно-фантастического романа проступают очертания социальной утопии, контуры вероучения.
Вот почему автор столь беззаботно предоставляет читателю верить или не верить в могущество магнитного столба, в межпланетные течения и прочий наукообразный дилетантизм. Вот почему он не изощряет свою фантазию, как это сделал бы самый захудалый романист, ограничиваясь скудными подобиями - подобием Свифтовой Лапуты, подобием греческого хитона, подобием современных пластиков или вегетарианского обеда в космических условиях.
Зато он предлагает читателю поверить в возможность всеобщей гармонии, предвечного разума, тысячелетней жизни и неомрачаемого счастья. И в этом пафос его искренен и боль за людей неподдельна.
Быть может, пророки никогда не утруждали себя дотошным соответствием подробностей. Надежда для отчаявшихся важнее мелочного правдоподобия, а документальность не более как форма подачи материала. Ведь и закон Моисея был лишь изложением заветов отца небесного, лишь стенограммой беседы с Высшим разумом, правда, не на межпланетном корабле, а на горе Синай.
Нужды нет, что та смесь христианства, индийской философии и научного дилетантизма, которую излагает Адамский от имени мозгового треста вселенной, не заключает в себе ни нового рецепта мудрости, ни нового секрета счастья. Нужды пет, что здесь мы найдем и переселение душ и идею «служения», охватывающую всю природу, где Элементы получают повышение в чине за выслугу (так железо переходит в магнит), что Всевышний по отношению к вселенной выполняет роль программиста, а насилие - будь то насилие над силами природы или над себе подобными - изгнано навсегда, что любовь здесь универсальна и бесплотна, а гармония охватывает всю вселенную от отдельных элементов до человеческих существ... В основе своей это все та же Нагорная проповедь, слегка модернизированная с помощью летающих блюдец, все тот же старый призыв к совести человеческой.
Да, в этой странной проповеди звучит неподдельный гнев и презрение к расовой вражде, и искренняя вера в возможность человеческих контактов, и патетическая надежда на высший разум - хотя бы межпланетный, который удержит человечество от самоистребления и приведет его, наконец-то, к солидарности...
Не потому ли у Адамского находятся не только читатели, но и почитатели, ученики, адепты, стекающиеся в Маунт-Паломар, где находится его маленькая обсерватория (по иронии судьбы там же, в Паломарских горах, построен самый большой в мире электронный телескоп) и где они живут, наподобие толстовской коммуны, пытаясь осуществить на практике свой «тарелочный» вариант социальной утопии.
