Побег из Рая - Шатравка Александр Иванович
Моросил мелкий противный дождь. Ноги по колено проваливались в заболоченную почву. Финнам было легче, они были в плащах и резиновых сапогах. Шли долго, пока не вышли на пустую дорогу. Из-за поворота выехала целая колонна машин и остановилась возле нас.
Собака, не обращая внимания на окрики Антти, помчалась к мини-вэну и прыгнула внутрь. Она отлично справилась со своей работой. Правительство Финляндии наградит Антти Лейво и её большим кубком, который будет стоять в его доме в Куусамо на самом видном месте.
Я оказался с пограничниками, братом и собакой в одном вэне; машины с Борисом и Толиком ехали за нами. Из леса выходили просёлочные дороги и рядом с ними стояли невысокие помосты с бидонами молока. Подъезжал грузовик, забирал молоко, взамен оставляя пустые бидоны, которые потом забирали фермеры. Бидоны с молоком меня просто поразили.
«Надо же, никто их не ворует. Да не поймай нас финны, уж точно на этом молоке дошли бы мы до Швеции», — с сожалением думал я.
Мелькали ухоженные дома с разноцветными машинами, стоявшими во дворах. Наша дорога была без единой выбоины с ярко-желтой разметкой по средине. Я таких дорог никогда не видел в Советском Союзе.
Дорожный указатель у одинокой сопки показал, что это посёлок Руки, популярное место горнолыжников, а дальше — город Куусамо и машины въехали в ворота погранчасти. Высокие березы украшали двор. На ступеньках двухэтажного здания сидели пограничники, рядом играли маленькие дети. Нас провели на второй этаж, разместив по одному в комнатах с аккуратно застеленными кроватями. В полуоткрытых дверях посадив часовых.
Промокший насквозь я лег на кровать и задремал. Кто-то меня толкал. Это был часовой, жестом показывавший, что я должен иди за ним. В одноэтажном здании находилась столовая. В просторном зале стояли столики, накрытые белоснежными скатертями. Посредине был большой длинный стол со стоявшей на нём чистой посудой, с нарезанным хлебом и булками разных видов, пакетами с маслом и молоком, яйцами и розовым мороженым.
В больших фарфоровых с красивыми узорами посудинах были какие-то блюда. Симпатичная девушка-официантка всё время приносила из кухни еду. Пограничники подходили к столу, и каждый сам брал то, что ему нравится. Некоторые, как дети, ели только одно мороженое.
Мы сели за один столик. Подошел офицер, позвал моего брата и, подойдя вместе с ним к фарфоровой чаше наполнил его тарелку вкусным супом с колбасой, жестом показав нам, чтобы мы сделали то же самое. Толику скромности не занимать. Он взял половник и наполнил свою тарелку так, что она стала похожа на одинокую сопку в лесу, состоящую из одной колбасы и картошки.
— Ну, ты и нахал, — ворчал на него Борис.
Офицер предложил нам взять добавки, но, не знаю почему, все еще сильно голодные мы отказались. Толик с недоумением посмотрел на нас и тоже замахал руками, мол, хватит. Тогда офицер сам поставил нам на стол яйца, молоко и вазу с клубничным мороженым. Пограничники заходили в столовую и выходили, и на нас никто не обращал внимания, будто мы сидели в городском кафе.
7
НА СВОБОДЕ ЗА РЕШЁТКОЙ
12 июля 1974 года. Солнце низко катилось по горизонту. Машины остановились у здания из стекла и бетона. Высокого роста крупного сложения молодой финн с длинными рыжими волосами и бородкой делал уборку внутри помещения. Он был одет в тенниску и совсем непривычные для нас шорты. Другой — пожилой — проверил наши карманы, забрал всё из них, заставил снять ремни, вынуть шнурки из обуви и затем развёл нас по камерам. Камер было десять-двенадцать, и все были пустыми, только мы занимали четыре. Окно моей камеры выходило на городскую улицу с невысокими двухэтажными домами и неоновыми вывесками на них.
Здание полиции в Куусамо и окна камер. Фото автора.Редко проезжали машины. Парочки влюбленных, одетые в разноцветные куртки и брюки, иногда выходили из местного бара. Рыжебородый финн закончил уборку. Загремели замки в коридоре.
Утром я проснулся от звука открывающегося замка. Дверь распахнулась и бородатый финн с большой плетеной корзиной в руке подошел к столику. Он аккуратно начал выставлять на стол пакетики с молоком и маслом, затем налил кофе в малюсенькую чашечку, стоявшую на таком же маленьком блюдце, и ничего не сказав, вышел, заперев дверь на замок.
Я выпил кофе и сидел на кровати в одних плавках. Снова отворилась дверь, и рыжебородый махнул мне рукой: выходи. Я начал одевать брюки, но финн снова замахал руками, мол иди так.
В большой светлой комнате с кипой папок, лежавших на столе, меня встретил худощавый, низкого роста человек. Он что-то сказал мне и исчез. Я находился на первом этаже, окно было открыто, на нём не было решетки.
«Бежать? — мелькнула мысль, — но как, в одних плавках? А может финны нам предоставят встречу с американским представителем, раз так слабо охраняют?» — не зная как поступить, спрашивал себя я.
Тем временем вернулся финн с фотоаппаратом со вспышкой. Он сделал несколько снимков, снял отпечатки пальцев и провел меня в соседнюю комнату, где за столом сидел молодой человек в белой рубашке со светлыми длинными волосами. «Наверно, следователь», — решил я.
Рядом с ним сидел человек лет пятидесяти. Увидев меня, он представился учителем русского языка местной школы и сказал, что будет переводчиком.
— Почему ты не пытался официально выехать из Советского Союза, как турист? — спросил следователь.
— Пытался, но это оказалось очень опасным делом.
— Можешь поподробней рассказать?
— Три года назад мне эта идея пришла в голову. Я работал тогда на Каспийском море, кильку ловил. Стояли мы под разгрузкой в Красноводском порту, это в Туркмении. Жара страшная, делать нечего, и я решил к юристу сходить на консультацию, узнать какие нужно документы подавать, чтобы выехать из Союза и мир посмотреть. До этого я в Астраханском мореходном училище вместе с Борисом Сивковым почти пять лет проучился. За все эти годы ни разу меня в загранплавание не пускали, может, потому что мой дед, мамин отец, был репрессирован, а я хотел мир посмотреть, а не коммунизм строить.
— Конечно, любой желающий в нашей стране может свободно выехать, — обрадовал меня юрист, — пиши заявление в ОВИР.
Я тогда даже такого слова не знал.
— Укажи причины своего желания, вот и всё.
«Вот и всё» началось сразу. Вечером за мной приехал человек на мотоцикле и привез меня в КГБ, где меня ждал зам. начальника майор Бобырь.
— Зачем тебе эта заграница нужна, что ты там будешь делать? — спросил он.
-Путешествовать, смотреть, как в разных странах люди живут, — ответил я.
Я стоял на своём, отчего майор сменил тон беседы.
-Хорошо, теперь слушай меня и запомни. Пойдёшь к границе — пулю в спину получишь и ещё раз только услышу от тебя слова «запад» и «заграница», — я с тобой буду иначе разговаривать, — и добавил: — Спросят на работе зачем вызывали, скажи, что из-за паспорта.
После этой беседы я понял, что выехать из этой страны для меня нет возможности. В этот же вечер в отместку Бобырю я выколол у себя на груди большими буквами — Spirit of West. Я поднял рубашку и показал финскому следователю слова, как я их тогда написал с ошибкой.
— А это что за шрамы? — указал он на белые рубцы на груди.
— Это другая история, — продолжал я. Меня все эти годы пытались в армию призвать. Во время призывов я устраивался работать чабаном, пас овец в калмыцких степях. Для военкомата было сложным делом меня там отыскать. Я даже жаловался им, мол, годы идут, а я долг Родине отдать никак не могу. В военкомате даже извинялись и обещали обязательно призвать. Так, после очередного набора я приехал домой к родителям в Кривой Рог. Не успел я ночь переночевать, как курьер повестку принес: «К обеду быть в военкомате». Я себя представить не мог в армии со звездой во лбу и в кирзовых сапогах. Это был просто ужас! Идти в тюрьму на три года за отказ служить в армии, тоже желания не было, и я придумал план. Я знал, что в Криворожском военкомате военком подполковник Оленников-очень нервный и вспыльчивый человек и решил поиграть на его нервах, записав все его вопли на магнитофон, а там видно будет.