Три столицы - Шульгин Василий Витальевич
В 1923 году Шульгин в одной из статей одобрил книгу И. М. Биккермана, И. О. Левина, Д. О. Линского, В. С. Манделя, Д. С. Пасманика «Россия и евреи», вышедшую в эмиграции, за честность, с которой признавалось, что «евреи заблудились». Это нашло свое отражение и в концовке «Трех столиц», в ее главе «Эпилог. Одиннадцать заповедей, или Речь, которая не была сказана». Не говоря уже о перекличке тематической с ранними его писаниями, мы сталкиваемся с таким пассажем:
«Когда по приказанию еврея была уничтожена семья, носившая имя Романовых; когда евреи принимали видное участие в избиении целых классов, русских по крови; когда громили помещиков; избивали офицеров; уничтожали под именем эксплуататоров крупную буржуазию; когда вырезывали крестьянство под именем кулаков; когда уничтожали торговцев под именем спекулянтов; когда убивали служителей религии, как таковых; когда вытоптали мещанство под именем мелкого буржуя; когда смели интеллигенцию, обвинив ее в контрреволюции; когда «били» все нации — украинцев, татар, армян, грузин, сартов, калмыков, киргизов, то как вы хотите, чтобы только одних евреев оставили в покое? Это по теории вероятности было бы абсолютно невероятно».
Поскольку это было на воображаемом советском суде над Шульгиным и речь шла о еврейских погромах, он с торжеством выложил, что эти слова написаны евреем Биккерманом, а не фашистом Шульгиным.
Он напомнил свое поведение во время дела Бейлиса, свою статью «Пытка страхом» 1919 года и предлагал разобраться в понятиях «антисемитизм, черносотенство» и, как бы сейчас сказали, «русофобство».
Да, он — русский фашист, и основателем русского фашизма считает Столыпина. Фашизм и коммунизм — родные братья, оба делают ставку на сильных, на энергичное меньшинство. Муссолини подражает Ленину, он создавал свою организацию по образу коммунистических ячеек. Впрочем, это шульгинское старое убеждение, что судьбами народа и человечества управляло, управляет и будет управлять меньшинство…
Кстати, рассказывая как-то о Чебышеве, сразу назвавшем Якушева провокатором, и о большинстве, осудившем за это бывшего сенатора, Шульгин припомнил слова Екатерины II в такой интерпретации: «Всегда право меньшинство. Почему? Потому что умных меньше, чем глупцов».
Это и есть «шульгинизм». Но зачем же прибегать к излишней жестокости, истребляя русских или евреев?
Человечество обогатилось и положительным и отрицательным опытом со времени написания «Трех столиц». Создается впечатление, что сильные мира сего, к каким бы партиям они ни принадлежали, в каких бы государствах ни правили, какую бы идеологию внешне ни исповедовали бы, друг к другу ближе и друг друга лучше понимают и уважают, чем собственные народы, которые они одинаково стараются держать в узде, либеральной или кровавой, но узде. Может последовать возражение — а разделение на государства, а войны и пр.? По крайней мере, из опыта последних десятилетий известно, что между сильными происходит внутривидовая борьба. Но меньшинство объединяется, трудно сказать, как сложатся судьбы мира в всесветском масштабе — то ли это будет наследственная тирания избранных, а народ жестким химическим, генным или иным контролем превратится в безгласное стадо рабов, либо народу дадут возможность проявлять инициативу и жить лучше, чтобы повышался объем и качество производимого продукта, чтобы и избранным перепадало больше. Впрочем, из истории известно, что и при полной нищете народа избранным всегда жилось неплохо, и порой ощущение власти ценится ими больше, чем роскошь. Пример тому Сталин, хотя позже стремление урвать неправедный кусок и положить его в швейцарский банк, при полном государственном обеспечении, охране и привилегиях, которые не снились никаким миллиардерам, свойственно было не одному члену Политбюро… Причем эта внутривидовая борьба тем жестче, чем уже рамки мафии, а зарождается она с самого появления организации, претендующей хотя бы на крохотную власть. А что же говорить о страстях, возникающих при дележе большого пирога?
Меня могут объвинить в цинизме… Будут говорить об идеалистах. Но рано или поздно все идеалисты, пришедшие к власти, теряют свои идеалы. Во-первых, идеалист может прийти к власти только при очень странном стечении обстоятельств, но и то ему придется притворяться и хитрить при карабкании по иерархической лестнице, а это не проходит даром ни для психики, ни для идеалов. Во-вторых, страх перед соперниками кидает его в объятия силы международной, не скрывающей в последнее время свои претензии на богоизбранность.
Не лучше и воинственные идеалисты, одержимые, от Кальвина до Пол Пота, захлебывавшиеся в крови своих жертв…
Какие только преступления не совершались во имя идеалов!
Шульгин был идеалистом. Но его идеалы скромны и, кажется, осуществимы.
«Самое важное для меня в данную минуту установить, что руководство страной при помощи организованного меньшинства вполне совместимо с предоставлением большинству широких политических прав. При этой системе организованное меньшинство стоит на страже основных и как бы непоколебимых принципов. Если на эти принципы покушаются, оно, организованное меньшинство, защищает их всеми средствами — словом и делом, пером и штыком.»
Но где народу взять веру в «непоколебимость принципов» после стольких обманов и жертв? В развороченном улье теряется инстинкт самосохранения вида и совершается немыслимое — пчелы жалят друг друга, издыхают, очищая место… для кого?
Не получилось тиранией одного, делается попытка тирании многих. Шульгин приметил, что приход Сталина был заложен в словах Бухарина: «Владимир Ильич был великим инструментом сбережения партийной энергии». Сберегая энергию, докатились до полной лености мысли и некомпетентности в большинстве областей человеческой деятельности. И на это еще наслоилась потеря понятий чести и честности, связанная с разрушением религий, что есть уже чистый сатанизм.
Шульгин был человеком верующим, икону в старости брал с собой даже в дома творчества, но он никогда не был силен в богословии. Хотя кто теперь силен?.. Многословие его в этой области можно свести к тезису о свободе воли. Человек свободен в своих поступках в этой жизни, но судим будет по делам своим там… в вечной жизни за гробом. Но вечность отменили, уподобившись французскому королю, который сказал: «После меня хоть потоп». Исчезла вечность — исчезло ощущение греха. Остался страх наказания, «система социальной защиты», основанная на требованиях текущего политического момента, то есть не на праве, а на произволе.
Напомним, что Шульгин приехал в Россию в период нэпа, и то, что происходило, он считал началом возвращения к естественному развитию экономики, «скоропостижной кончиной марксизма», которую провозгласил будто бы Ленин, «сильнейший в истории внушитель».
Лучше ли стало, когда в СССР слопали всех капиталистов? Теперь добиваются с превеликим трудом того, что уже имели при капиталистах.
Капитал может лежать мертвым грузом. Может спать земля, к которой не приложены ленивые поневоле руки. Нарушается закон спроса и предложения. Пущенный в ход капитал подстегивает труд и удовлетворяет спрос… И вот в социалистической республике твердо установлено собственническое сознание. Наконец русский крестьянин получил свой хутор. Исполняется мечта убитого Столыпина, сказавшего: «Вам нужны великие потрясения, а нам Великая Россия…»
По парадоксальному мнению Шульгина, побеждает «белая идея». Как бы не так!..
Проводив в сентябре 1925 года Шульгина в Сремских Карловцах, бывший сенатор Чебышев потерял его из виду на целый год. Он вспоминал Шульгина думского — щеголеватого, с закрученными кверху усиками, Шульгина крымского — в парусиновой рубахе, бритого, с голой головой, загорелого…
В 1926 году Чебышев съездил в Париж на эмигрантский съезд и узнал, что Шульгин вернулся, а увидел его лишь в октябре, когда В. В. вернулся с Ривьеры. И записал в дневнике:
«Я вспомнил, как во Флоренции показывали Данте на базаре и говорили:
