Крайний случай - Андрей Викторович Дробот
Обнажается гладкая и блестящая стопроцентная лысина без единого волоска. С чувством превосходства и глубочайшего самодовольства горожанин уверенно предлагает зрителям:
– Попробуй!
***
Картина седьмая
Лысина заполняет сиянием весь экран и возникает надпись: «Пользуйтесь шампунем для укрепления корней, и ваши волосы больше не будут вас беспокоить».
Порезали
«Из человека можно сделать урода и словом, и жестом, и…»
– Ой порезали!!! Ой порезали!!! – сокрушалась жена Анфиса, глядя на мужа. – И-зу-ро-до-ва-ли! И сам-то хорош! Зачем поперся в этот вертеп? Через знакомых бы договорились. Сколько содрали-то?
– Да почитай все из карманов выгребли, – ответствовал ее муж Федор. – У них же счетчик и бритва у шеи. Я бы последнее отдал, лишь бы похожим на живого выползти.
– Ничего, зарастет, – утешала теща Настасья Филипповна. – Молодо-зелено. Мой дед никогда к этим кровопийцам не ходил. Они только говорят, что не беспредельничают. На деле только и умеют наголо человека обдирать. Срезают все, даже последнее.
– Ну вы, мама, даете! – напала на мать Анфиса. – Дед! Да вы в каком веке живете? Никак в прошлом еще! Ну и что хорошего, что он с бандюганами не знался. Так и проскрипел всю жизнь в избе, ни гроша на старость не скопил. Без бандюганов этих, мамаша, сейчас далеко не уедешь. Зайди-ка без них в кабинет к начальству какому. Спросит сразу: что за рыло? А если через мафию – примут с почестями. Потому как не рыло, а лицо.
Этот разговор Федор вспоминал, когда через несколько месяцев опять брел на поклон… На дорожку теща его перекрестила и в лоб поцеловала.
– Может, повезет, может, минует тебя беда! – громко причитала она. – Все ж не все волки одни кругом. Есть и добрые средь стаи той. Надейся на лучшее. Ты с добром – и вернешься с горшком.
«Не плюй в колодец», – говорят. Он и не плевал, только между собой обсуждали. А им в лицо с благоговением: «Здравствуйте!» В общем, Федор опять шел на истязание и знал, что добром не кончится. Сколько раз уговаривал их: «По-человечески отнеситесь, прошу. Не режьте». Все пустое.
Он шел, и шаги были тяжелы. Дело противное, но нужное. Ну вот и тот дом. Федор откинул с глаз длиннющий чуб. Прямо перед ним возникло название заведения: «ПАРИКМАХЕРСКАЯ». Он горестно вздохнул, представил, как ему опять порежут волосы, и открыл дверь, понимая, что из человека можно превратить в урода разными способами, в том числе и стрижкой…
Гололед
«Суета, неустроенность, человеческие слабости гасят небо и звезды, миллиарды природных и культурных откровений, и даже сердца…»
Он брал с полки книгу, читал первую страницу, восхищался:
– Как хорошо…
Книга падала из рук, и его по гололеду относило в винно-водочный отдел. Он быстро перебирал ногами, стараясь удержаться у книжных полок, но его несло и несло. Он тянулся к искусству, но впадал в пьянство. Это продолжалось многократно…
– Коньков, кончай ногами пинаться, – разбудил его родной голос.
– Боже мой, – прохрипел Сергей пересохшей глоткой, – приснится же такое!
Он глянул на ежесекундно щелкавшие часы.
– Елки-палки! – вскрикнул он и вскочил с постели. – Чуть на работу не проспал.
Не завтракая и не умываясь, Сергей принялся скакать на одной ноге, натягивая штанину, змеей обвившуюся вокруг стопы, нашел носки, которые, как тараканы, разбежались по разным углам… и выскочил за дверь…
На свежем воздухе его опять понесло. На неимоверно скользком льду, пытаясь удержаться на ногах, он неожиданно для себя без какой-либо подготовки исполнил тройной тулуп, подскок и некоторые другие элементы одиночного катания. Дворничиха от удивления выронила скребок. Чей-то одиноко гуляющий доберман с заносящимся на гололеде задом, повизгивая, устремился домой. Машина, ехавшая мимо подъездов на скорости, предполагающей охоту на пешехода, поприветствовала его долгим гудком. Сергей еле успел увернуться от бампера, прокрутился на одной ноге в изящном пируэте и остановился, схватившись за забор.
«Five, five; five, seven; five, nine…» – так он представил себе оценки некоторых соседей, в любое время суток дежуривших у окон.
Сергей оглянулся на протанцованный путь. Вспомнил вчерашний мокрый снег. Понимающе оценил нынешний морозец и зеркальную поверхность льда, начинающуюся прямо от подъезда. И пошел дальше, прощупывая взглядом застывшую землю, словно прутом миноискателя. Каждый семенящий шажок был ювелирной работы. Мимо тенями проскакивали такие же сосредоточенные прохожие. Легкомысленная девочка, выбежавшая из-за угла и, видимо, опаздывавшая в школу, как подстреленная, завалилась на бок. Кто-то впереди взбрыкнул взлетевшими в воздух ногами… Остальные же на манер канатоходцев помахивали руками.
– Привет, – справа раздался голос Саньки, тоже склонившего голову.
– Привет, – ответил Сергей, бросив из-под бровей узнающий взгляд.
– Вот же каток, будь он неладен. Говорят, песка на весь город не хватает.
– Не знаю, чего не хватает и где, но летом смотришь под ноги, чтобы лужу обойти, зимой – чтобы на льду не навернуться. А ведь слышал, что в городе дома покрасили, отремонтировали, да и еще много всякой красоты появилось. Вот бы увидеть…
Сергей, опрометчиво оторвав взгляд от земли, посмотрел на Саньку и весело взметнул свои рабочие лапы… В коротком беспамятстве ему привиделось, как ветер гнал прохожих по гололеду, словно легкие парусники по водной глади… Когда он открыл глаза, то лежал на спине. Прямо над ним синело необыкновенно глубокое небо…
– Как хорошо! – восхитился Сергей.
Тут он заметил протянутую ему дружескую пятерню, ухватился, поднялся.
– Чего хорошо? – непонимающе спросил Санька.
– Да ничего, – отмахнулся Сергей, устыдившись своих чувств.
И они, глядя себе под ноги, пошли дальше.
Перебор
«Всегда мало достигнутого и тянет на перебор…»
Хороша работа сторожа, да плохо спится. Кошмары одолевают. На сдвинутых стульях приляжешь – планерки мерещатся. На столе – каракули объяснительных и докладных…
Сверчки свиристят, привидения сокращенных работников летают…
Прасковья от этих вредностей рецепт имела: бутылочка винца да ломтик сальца. Вот и шла сторожить на каждое следующее дежурство со все большей радостью, возбуждением и жаждущим блеском в глазах.
Но когда организм потребовал две бутылки на ночь, чтобы утихомирить все более звонких сверчков и все более многочисленных призраков, пришлось купить вино дешевле, и казус вышел.
Пришла, как обычно, деловито прошла по коридору, выгоняя переодевающихся сотрудников. Захлопнула за ними дверь, ключ провернула на два оборота – и
