Зверобой - Джеймс Фенимор Купер
Непоседа был глубоко потрясен и удивлен, застав своего старого приятеля в таком отчаянном состоянии. Во время борьбы с гуронами в «замке» он был слишком занят, чтобы интересоваться судьбой товарища.
Индейцы старались захватить его самого живьем, не прибегая к оружию. Вполне естественно, что Непоседа думал, будто Хаттер попросту попал в плен, тогда как ему самому удалось спастись благодаря своей неимоверной физической силе и счастливому стечению обстоятельств. Смерть в торжественной тишине комнаты была для него в новинку. Хотя Непоседа и привык к сценам насилия, но ему еще никогда не приходилось сидеть у ложа умирающего и следить за тем, как пульс постепенно становится все слабее и слабее. Несмотря на перемену в его чувствах, манеры у него остались в значительной степени прежними, и неожиданное зрелище заставило его произнести следующую весьма характерную речь.
– Вот так штука, старый Том! – сказал он. – Так, значит, бродяги не только одолели тебя, но и распорядились с тобой по-свойски. Правда, я считал, что ты в плену, но никогда не думал, что тебе придется так круто.
Хаттер раскрыл остекленевшие глаза и дико посмотрел на говорившего. Целая волна бессвязных воспоминаний, видимо, поднялась в его уме при взгляде на бывшего товарища. Казалось, он боролся с осаждавшими его видениями, но был уже не способен отличить фантастические образы от действительности.
– Кто ты такой? – хрипло прошептал он, так как силы совсем изменили ему и он уже не мог говорить полным голосом. – Кто ты такой? Ты похож на штурмана «Снега», он тоже был великан и едва не одолел нас.
– Я твой товарищ, Плавучий Том, и не имею ничего общего с каким-то снегом. Теперь лето, а Гарри Марч с первыми морозами всегда покидает эти холмы.
– Я знаю тебя, ты Гарри Непоседа. Я продам тебе скальп. Отличный скальп взрослого мужчины. Сколько дашь?
– Белый Том! Торговля скальпами оказалась совсем не такой выгодной, как мы думали. Я твердо решил бросить это дело и заняться каким-нибудь другим, менее кровавым ремеслом.
– Удалось тебе раздобыть хоть один скальп? Что чувствует человек, когда снимает чужой скальп? Я теперь знаю, что он чувствует, когда потеряет свой собственный: огонь и пламя в мозгу и мучительное сжатие сердца. Нет, нет, Гарри, сперва убивай, а потом скальпируй!
– О чем толкует старик, Джудит? Он говорит так, как будто это занятие ему опротивело не меньше, чем мне. Почему вы перевязали голову? Или дикари раскроили ее своими томагавками?
– Они сделали с ним то, Гарри Марч, что вы хотели сделать с ними. Они содрали кожу и волосы с его головы, чтобы получить деньги от губернатора Канады, как вы хотели содрать кожу с головы гурона, чтобы получить деньги от губернатора Йорка.
Джудит изо всех сил старалась сохранить внешнее спокойствие, но чувства, обуревавшие ее в эту минуту, не позволяли ей говорить без едкой горечи. Хетти посмотрела на нее с упреком.
– Не годится дочке Томаса Хаттера говорить такие слова, когда Томас Хаттер лежит и умирает у нее на глазах, – возразил Непоседа.
– Слава богу, это не так! Какое бы пятно ни лежало на памяти моей бедной матери, я, во всяком случае, не дочь Томаса Хаттера.
– Не дочь Томаса Хаттера?! Не отрекайтесь от старика в его последние минуты, Джудит, потому что такой грех бог никогда не простит. Если вы не дочь Томаса Хаттера, так чья же вы дочь?
Этот вопрос заставил несколько присмиреть неукротимую Джудит; радуясь избавлению от отца, которого она никогда не могла любить по-настоящему, девушка совсем не подумала, кто же должен занять его место.
– Я не могу сказать вам, Гарри, кто был мой отец, – ответила она более мягко. – Надеюсь, по крайней мере, что это был честный человек.
– Чего вы не можете сказать про старого Хаттера? Ладно, Джудит, не отрицаю, что о старике Томе ходили разные слухи, но никто не застрахован от царапин. Есть люди, которые рассказывают разные гадости даже обо мне; да и вы, при всей вашей красоте, не избежали этого.
Трудно сказать, какие последствия могли вызвать эти слова при уже известной нам горячности Джудит и при ее застарелой неприязни к говорившему, но как раз в этот миг всем присутствующим стало ясно, что приближается последняя минута Томаса Хаттера. Джудит и Хетти стояли у смертного одра своей матери и хорошо знали все признаки неизбежного конца. Хаттер широко раскрыл глаза и в то же время начал шарить вокруг себя руками – несомненное доказательство, что зрение уже изменяет ему. Минуту спустя дыхание его начало учащаться, затем последовала пауза и наконец последний долгий вздох, с которым, как думают, душа покидает тело. Эта внезапная смерть предотвратила начавшуюся было ссору.
День закончился без дальнейших происшествий. Гуронам удалось захватить одну пирогу, и они, видимо, решили этим удовольствоваться и отказались от немедленного нападения на «замок». Приблизиться к нему под ружейным огнем было небезопасно, и этим, вероятно, и объясняется наступивший перерыв в военных действиях. Тем временем шла подготовка к погребению Томаса Хаттера. Похоронить его на берегу было невозможно, и, кроме того, Хетти хотелось, чтобы его тело покоилось рядом с телом матери на дне озера. Она напомнила, что сам он называл озеро «семейным кладбищем». К счастью она выразила свое желание в отсутствие сестры, которая непременно воспротивилась бы ее намерению. Но Джудит не вмешивалась в приготовления к похоронам, и все было сделано без ее участия и совета.
Чтобы совершить этот примитивный обряд, назначили час солнечного заката. Трудно было избрать для этого более подходящий момент, даже если бы речь шла о том, чтобы отдать последний долг праведной и чистой душе. Смерти присуще какое-то величавое достоинство, побуждающее живых людей смотреть с благоговейным уважением на бренные останки своих ближних. Все мирские отношения теряют свое значение, опускается некая завеса, и отныне репутация усопшего не зависит больше от человеческих суждений.
Когда Джудит сказали, что все готово, она, повинуясь зову сестры, вышла на платформу и только тут впервые увидела все приготовления. Тело лежало на палубе, завернутое в простыню. К нему привязали тяжелые камни, взятые из очага, чтобы оно
