Джеймс Купер - Пионеры, или У истоков Сосквеганны

Говоря это, он соединил руку молодого человека с рукой своей дочери и сделал знак майору, приглашая его последовать за ним.

— Послушайте, девица, — добродушно сказал майор, — бивай я такой, какой бивал, когда ходил в походы с его дед, этот молотшик не получшал бы так легко такой приз.

— Идем, идем, старый Фриц! — сказал судья. — Вам не семнадцать лет, а семьдесят! Ричард поджидает вас в столовой за чашкой пунша.

— Ритшард! Черт побирай! — воскликнул немец, поспешно выходя из комнаты. — Его пунш годится для моя лошадь! Черт побирай! Он накладает в пунш патоки.

Мармадюк улыбнулся, дружески кивнул молодой чете и вышел, оставив их наедине.

ГЛАВА XLI

Наступил октябрь. За это время произошло много важных событий.

Двумя главнейшими были свадьба Оливера и Елизаветы и смерть майора Эффингама. Оба события произошли в первых числах сентября, и первое предшествовало последнему всего несколькими днями. Старик угас, как догоревшая свеча.

Одной из забот Мармадюка было согласовать обязанности должностного лица с его личными чувствами по отношению к провинившимся перед законом друзьями. На другой день после событий у пещеры Натти и Бенджамен вернулись в тюрьму, где оставались, обставленные всеми удобствами, до возвращения из Альбани нарочного, который привез помилование Кожаному Чулку.

Гирама убедили отказаться от подачи жалобы, и двое заключенных в один и тот же день вышли на свободу.

Однажды, в середине месяца, Оливер вошел в залу, где Елизавета отдавала обычные хозяйственные распоряжения на этот день, и предложил ей прогуляться с ним к озеру.

Оттенок грусти на лице мужа привлек внимание Елизаветы. Она накинула на плечи легкую шаль и, взяв под руку Оливера, последовала за ним, не спрашивая, куда он ведет ее. Они перешли через мост, свернули с дороги и направились вдоль берега озера.

Елизавета догадывалась о цели их прогулки и, видя задумчивость мужа, не хотела нарушать ее несвоевременными вопросами. Вскоре они вышли на простор, и перед ними открылось спокойное озеро с массой водяных птиц. Склоны холмов осень уже расцветила яркими красками.

— Ты, наверное, догадываешься, куда мы идем? — спросил Оливер Елизавету. — Я рассказывал тебе о моих планах. Как ты их находишь?

— Сначала я должна посмотреть, как они исполнены, — сказала она. — Но у меня есть тоже свои планы. Пора мне рассказать о них.

— У тебя? Наверное, что-нибудь относительно моего старого друга Натти?

— Разумеется, относительно Натти, но у меня есть и другие друзья, кроме Кожаного Чулка. Разве ты забыл о Луизе и ее отце?

— Нет, конечно, но ведь я подарил добрейшему Гранту одну из лучших ферм в графстве. Что касается Луизы, то мне хотелось бы, чтобы она всегда оставалась с тобой.

— Тебе бы хотелось, — сказала Елизавета, ревниво сжимая губы, — но, быть может, бедняжка Луиза имеет другие виды. Быть может, она желает последовать моему примеру и выйти замуж.

— Не думаю, — сказал Эффингам после минутного раздумья. — Я, право, не знаю здесь ни одного подходящего человека для нее.

— Здесь, может быть, и не найдется такого, но есть и другие места, кроме Темпльтона.

— Неужели ты желаешь, чтобы мы лишились мистера Гранта?

— Что же делать, — возразила Елизавета, чуть заметно улыбаясь, — если это необходимо?

— Но ты забываешь о ферме?

— Он может сдать ее в аренду, как делают другие, тем более что ему некогда заниматься хозяйством.

— Но куда же он уедет? Ты забываешь Луизу?

— Нет, я не забываю Луизу, — сказала Елизавета, снова поджимая свои хорошенькие губки. — Помнишь, Эффингам, мой отец говорил, что я им командую и буду командовать тобой. Вот я и хочу испытать свою власть.

— Сделай одолжение, милая, но только не к ущербу всех нас, не к ущербу твоей подруги.

— Почему вы знаете, сэр, что это будет к ущербу моей подруги? — спросила Елизавета, ревниво глядя ему в лицо, на котором, впрочем, не заметила ничего, кроме выражения искреннего недоумения.

— Как почем знаю? Но, разумеется, ей будет жаль расстаться с нами.

— Наш долг бороться с нашими чувствами, — возразила она, — и у нас нет причины опасаться, что Луиза окажется слишком слабой для этого.

— В чем же, однако, заключается твой план?

— Мой отец выхлопотал для мистера Гранта место пастора в одном из городов на Гудзоне. Там он может жить спокойно, а его дочь найдет там общество и знакомства.

— Ты удивляешь меня, Бесс! Я не знал, что ты обдумала все так хорошо.

— О, я обдумала гораздо основательнее, чем вы воображаете, сэр, — сказала жена, лукаво улыбаясь.

Эффингам засмеялся. Они дошли до цели своей прогулки, и разговор перешел на другую тему.

Место, где они находились, было той самой площадкой, на которой так долго стояла хижина Кожаного Чулка. Площадка была очищена от обломков, выровнена и выложена дерном, который прекрасно прижился благодаря дождям и одевал ее густым газоном. Ее окружала каменная ограда с калиткой, в которую они вошли.

Они увидели, к своему удивлению, «ланебой» Натти, прислоненный к ограде. Гектор и сука лежали на траве. Сам охотник лежал на земле перед надгробным камнем, отодвигая рукой высокую траву, заслонявшую надпись.

Оливер и Елизавета неслышными шагами подошли к Натти, который не заметил их появления, всматриваясь в надпись и моргая глазами, точно что-то мешало ему видеть. Наконец, он медленно встал и произнес вслух:

— Так, так, могу сказать, хорошо устроено. Похоже, что тут что-то написано, но мне не разобрать. Вот трубка, и томагавк, и мокассины вышли очень хорошо, очень хорошо для человека, который, пожалуй, и не видывал их никогда. Ох-хо-хо! Вот они лежат здесь рядом, успокоились, наконец. Кто-то меня уложит в землю, когда придет мое время?

— Когда наступит этот печальный час, Натти, найдутся друзья, которые отдадут вам последнюю почесть, — сказал Оливер, тронутый словами охотника.

Старик повернулся, не выражая никакого удивления, так как усвоил в этом отношении индейские привычки, и провел рукой по лицу, словно стирая с него выражение печали.

— Вы пришли посмотреть могилы, детки? — сказал он.

— Я надеюсь, что все устроено, как вы хотели? — сказал Эффингам. — Ваш голос в этом случае имеет наибольший вес.

— Ну, я ведь не привык к богатым могилам, — отвечал старик. — Мой вкус тут не много значит. Вы положили майора головой к западу, а могикана к востоку, да?

— Да, как вы хотели.

— Так и следует, — сказал охотник. — Но прежде, чем я уйду, мне хотелось бы знать, что тут говорится людям, которые слетаются в эту страну, точно голуби весной, о старом делаваре и о храбрейшем из белых, который когда-нибудь ходил по этим холмам.