Евгений Костюченко - След мустанга
Они подошли к нему, и Брикс ногой перевернул Форсайта на спину.
— Теперь ты знаешь, каково это, когда пуля выбивает из седла, — сказал он. — Через пару часов ты будешь знать еще больше.
— Подонки… — жалобно промычал Форсайт, обеими руками держась за грудь.
Он посмотрел на свои окровавленные пальцы и заскулил от ужаса.
— Подонки! Ты, грязный подонок, ты стрелял в меня! В спину стрелял! В безоружного! Грязный подонок!
— Если б я не был подонком, мы бы не встретились, приятель, — сказал Энди Брикс. — Вот теперь лежи и вспоминай, был ли рядом с тобой хоть один порядочный человек? Сомневаюсь. Порядочные люди держатся подальше от таких, как мы с тобой.
— За что… — простонал Форсайт.
— А вот это — правильный вопрос. У тебя будет время, чтобы поискать ответ. Лежи и думай. Часа через два ты потеряешь сознание. Боюсь, времени слишком мало, чтобы ты вспомнил всех, за кого мы с тобой рассчитались.
Кирилл похлопал Брикса по плечу:
— Нам пора.
— Воды! — неожиданно громко взвизгнул Форсайт. — Дайте мне воды!
Они отъехали довольно далеко, а он продолжал кричать: «Воды, воды!»
— Надо было его добить, — сказал Илья. — Что такое одна пуля для эдакого борова? Вот увидишь, он встанет. Надо было добить.
— Зачем? — Брикс пожал плечами. — Тогда он ничего не поймет. А если поймет, сам жить не захочет.
Кирилл скинул плащ и отшвырнул белую шляпу. Она покатилась по песку, подпрыгивая и кувыркаясь под ветром.
— Это был последний маскарад «Потрошителей», — объявил Брикс, — и наша последняя драка. Никогда еще мне не было так паршиво, братишки.
— Принять бы сейчас ванну, — Илья зевнул. — Нет, сначала нажраться текилы, свалиться под стол, выспаться. А потом уже — ванна, немного рислинга, чистое белье…
— А в баню не хочешь? — спросил Кирилл.
32
Небольшой бревенчатый дом с одним-единственным окошком и высокой трубой стоял над ручьем, и стена его нависала над запрудой, выложенной булыжниками. Плоские камни лежали в траве, образуя удобную дорожку, и Кирилл поднимался по ней вслед за Лукой Петровичем, за ними бодро хромал Ахо, а последними шагали Илья и Энди Брикс.
Все они, босые и обернутые в белые полотнища, должны были пройти ритуал очищения. Их старые и новые раны были замазаны зеленым жидким тестом, которое быстро превратилось в липкую корку. Ногу Ахо, слегка обструганную шайенским томагавком и пулей Грубера, плотно укутывала кора неизвестного наукам растения. А ко всем ссадинам и синякам великий врачеватель Лукас прилепил жгучие засоленные листья, которые извлек из бочки.
Он остановился перед входом в парную.
— Отдышитесь. Успокойтесь. Думайте только о том, как хорошо вам сейчас будет. Как хорошо избавиться от грязи. Как хорошо смыть кровь с души. Как хорошо заново родиться…
Слушая его, Кирилл глядел вниз и видел свои босые ступни. По ноге бежал муравей, останавливаясь, вертя головой и снова перебегая вперед и вверх. Кирилл уже поднял другую ногу, чтобы пяткой придавить наглеца, но передумал и осторожно стряхнул его краем простыни.
Они расселись по мокрым лавкам в темной парилке. Лукас плескал воду в огромную печь, и воздух густел на глазах, превращаясь в мягкий обжигающий пар. Пот выступал на плечах крупными бусинами и градом сыпался с лица.
— Ты хорошо потеешь, — сказал Лука Петрович Кириллу. — Крепкое у тебя сердце. И кровь быстрая. Детишки у тебя будут здоровые. И проживешь долго.
— А я? — спросил Энди Брикс.
— А ты сядь на пол, там тебе полегче будет.
— Ох, и жаркая печь у вас, — отдуваясь, сказал Илья.
— А вот ему спасибо скажи, — старик показал на Кирилла. — Его дровишки, сам напилил.
Лука Петрович встал возле печи и принялся хлестать себя мокрыми вениками. Ромбики прилипших листьев оставались темнеть на малиновой спине. Удовлетворенно крякнув, он отложил веники в бочку. Кирилл, не желая уступать, тоже подверг себя самобичеванию, и Брикс смотрел на него, разинув рот…
Пропотев и покрывшись клейкими листьями, они вылезли из бани и один за другим попрыгали в ледяную воду запруды. А когда выскочили на берег и завернулись в горячие простыни, все вокруг казалось обновленным. На сияющем небе застыли ослепительно белые пушинки облаков, под ногами блестела изумрудная трава, и все это Кирилл видел, казалось, впервые в жизни.
Из-за кустов сирени, что отделяли баню от жилого дома, показался Питер с охапкой чистой одежды.
— Папаша, вы бы поживее, а? Стол накрыт, а за столом никого. А у меня кишка с кишкой грызутся. — Он подмигнул Кириллу. — Да и хозяйка томится, места не находит.
Крис, а большая у тебя шхуна? Сколько, скажем, мешков муки берет? Да ладно, сколько бы ни брала, все больше, чем на фургон погрузишь. Мы с тобой такие обороты раскрутим, через год флотилия под нашим флагом ходить будет! Тут у нас старой кости — море-океан, перемолоть — вот и удобрение. Затрат — тьфу, прибыли — гора. Эх, и развернемся! Только давайте, братцы, поживее, уж невтерпеж на пустые тарелки глядеть!
Он разложил одежду на лавке и убежал к дому.
— С таким компаньоном, пожалуй, развернешься, — сказал Илья. — Надо будет с ним переговорить насчет удобрений.
— Это все — потом, — сказал Кирилл. — Я вот о чем думаю. Венчаться, наверно, поедем в Сан-Франциско. Не знаю я других городов, где есть русская церковь.
— В Сан-Франциско так в Сан-Франциско, осенью поедем, — кивнул Лука Петрович, выжимая и разглаживая мокрую бороду. — А впрочем, когда решим, тогда и поедем. Чего ждать-то? До осени далеко…
— Жить где будете? — поинтересовался Брикс.
— Сначала здесь. На зиму уедем в Галвестон. А может быть, и нет. Мне все равно где жить. Пусть Полли решает.
— Если останешься здесь, я пришлю к тебе ребят, — сказал Илья. — Помогут тебе с Томасом вычистить окрестности.
— Сами справимся, — сказал Ахо.
— Уймитесь! — нахмурился Лука Петрович. — Только отмылись, снова на драку потянуло?
Кирилл смотрел на небо, под которым ему предстояло теперь жить. Хорошее небо, чистое.
— Мы еще не отмылись, — сказал он. — Нас еще мыть и мыть. Жизни не хватит, чтобы отмыться.
— Да ладно, — усмехнулся Лука Петрович. — Грязь не сало, потер и отстала. Осенью, осенью… Завтра же венчаться вас повезу! Чтоб на Крещенье внука мне принесли. Ишь, чего придумали, до осени ждать! Завтра же с утра и поедем!
Кирилл еще раз глянул на небо, чтобы узнать погоду на завтра. Завтра будет ясно, понял он. Завтра все будет хорошо. Все будет хорошо. И неважно, какая будет погода.
конец