Евгений Костюченко - Русские банды Нью-Йорка
— Статья выйдет? — без особой надежды спросил Илья.
— Да. Лягнуть республиканцев не помешает. А если они и вправду что-то задумали — пусть видят, что мы их раскусили.
* * *«Жители Манхэттена уже привыкли к тому, что славные агенты Пинкертона сначала стреляют, а потом говорят: «Руки вверх». Однако тот балаган, который они устроили на ступенях «Атлантического Литературного Клуба», свидетельствует, что мы еще мало знаем об их способностях. Эти ребята не только глубокие интеллектуалы, но и блистательные актеры, преимущественно комического жанра…»
— Начало можно было пропустить, — сказал журналист. — Там я просто разминаюсь. Главные пинки и оплеухи начинаются с четвертого абзаца.
— Ничего, ничего, — пробормотал Илья, жадно вчитываясь в каждую строку. — Ничего, все отлично. Мне понравилось. Есть только пара неясностей. Вот, это место. Как вы узнали его имя?
— Это мне стоило пять долларов, — скромно улыбнулся очкарик. — Швейцар подобрал то, что валялось на панели вместе с осколками стекла. Он справедливо полагал, что содержимое карманов Черного Испанца значительно вырастет в цене после его казни. Мы с ним устроили небольшой аукцион, и я стал обладателем салфетки из отеля «Каледония» и железнодорожного билета. Тут же отправился в отель и просмотрел журнал. В этот день там поселился, в числе прочих, некто Теодор Грин. От прочих он отличался только тем, что покинул гостиницу, даже не переночевав в ней. Нетрудно догадаться, что вместо уютного номера мистер Грин отправился на нары.
— Отлично, отлично… — Илья ткнул пальцем в концовку. — Вот. Что означает фраза: «Финал этого спектакля доведет нас до слез. Но будут ли это слезы смеха, слезы счастья или слезы искреннего горя — зависит только от самого бедняги Грина»?
Журналист оживленно потер руки:
— Вы заинтригованы? Отлично, этого я и добивался. Статья в целом вас, как я понял, устраивает? Ну, а в конце я позволил немного поработать и на себя. Я ведь сознательно нигде не называю полного имени арестованного. Грин — и все. Потому что Гринов много, а вот Теодор Грин — писатель. Весьма посредственный, но популярный среди обывательской массы. Пишет всякую чушь о ковбоях, бандитах, индейцах. Эдакий литературный покоритель Дикого Запада.
Книжек его я не видел, знаю, что он публикуется в дешевых журнальчиках. Но что начнется, когда выяснится, что «пинкертоны» по ошибке схватили не кого-нибудь, а писателя? Да его книги будут разлетаться, как горячие пирожки! Вы бы упустили такой шанс заработать на ажиотажном спросе? Вот и я не хочу упустить. Когда начнется процесс, у меня уже будет полное собрание всех его опусов. Я издам их отдельной книжкой. «Сочинения Черного Испанца, известного под псевдонимом Теодор Грин». Его, конечно, оправдают, но книжки-то уже будут проданы!
— Кто сказал, что его оправдают? — задумчиво спросил Илья.
* * *Наверно, в доме священника кухарка считает себя святее папы римского, в доме профессора любой повар умнее академика. Что тогда говорить о прислуге в доме профсоюзного деятеля? Через месяц Гелька спросила, сколько у нее накопилось выходных, и когда ей предоставят отпуск.
Илья и Василь переглянулись.
— Просто уволим? Или через суд?
— Так она устроит пикет перед домом, — совершенно серьезно ответил Василь. — «Позор эксплуататорам!» Стекла начнет бить. Себе дороже выйдет, босс.
— Завтра, кажется, воскресенье. Берешь ее в охапку и ведешь в Центральный парк, — приказал Илья.
— Не хочу в парк, — заявила Гелька. — Хочу на Кони-Айленд.
— Нет, — отрезал Василь.
— Тогда в театр. А потом на танцы. И мороженое.
— Договорились, — быстро сказал Илья, пока она не придумала что-нибудь еще. — Василь, завтра идешь с дамой в театр.
— Почему я, а не ты, босс?
— Потому что я босс. Я эксплуататор, а ты наемный работник, пролетарий. Как и панна Геля. Вот и шагайте себе, панове, в театр. По дороге обсудите, как дальше бороться с капиталом.
Ему почему-то очень не хотелось отправлять их вместе, но не отпускать же ее одну? И тут она сказала:
— Это неприлично, если я пойду гулять с кем-то из вас. Сами понимаете, о чем люди подумают. А если вас двое, то это совсем другое дело.
— Не вижу разницы, — сказал Илья, хотя чувствовал, что она права.
— Если нас видят втроем, то это уже не свидание. Вы пошли в театр, а меня просто взяли с собой.
И они взяли ее с собой.
В театре Илья никогда еще не был, как и Василь. Оба не получили никакого удовольствия. Разве что порадовались, наблюдая за совершенно счастливой Гелькой.
Потом был танцзал. Здесь Илья воспользовался своим правом эксплуататора и наотрез отказался выходить на площадку. Гелька увлекла за собой Василя, и тот оказался удивительно способным учеником. Всего лишь через полчаса он перестал наступать ей на ноги и толкать окружающих.
Все было чудесно, и Илья впервые за последнее время позволил себе расслабиться. Он сидел за столиком и потягивал коктейль, в котором почти не было виски. Потом он заказал коктейль, в котором виски уже чувствовалось. Потом пил только виски. Все было чудесно.
Он вошел в толпу танцующих и стал ходить между обнявшимися парами. Такие, как он, одинокие кавалеры имели право подойти к паре танцующих девушек и выбрать одну из них. Но он этим правом не воспользовался, а нашел Василя с Гелькой и стал топтаться возле них, со смехом повторяя незамысловатые па. Все было смешно и чудесно. И вдруг все кончилось.
Ему показалось, что где-то рядом хлопнула дверь. Женщины завизжали, и площадка вмиг опустела. Посредине остались только Василь с Гелькой — и труп. Какой-то франт в белых брюках и малиновом пиджаке лежал на паркете, раскинув руки, а из-под затылка расплывалась красная лужица.
Василь, прижимая к себе девчонку, быстро отступал, поводя револьвером из стороны в сторону.
— Зачем? — только и мог сказать Илья, становясь рядом.
— А пусть не треплется, — прохрипел хохол. — Если б про твою девчонку такое сказали, ты бы стерпел? Босс, забери ее и уходи. Только не подпускай к ней фараонов, она сломается.
Илья выхватил у него кольт.
— Сам о ней позаботишься.
— Ты что, Илюха!
— Спокойно, братишка. Меня-то адвокаты выдернут, а тебя… Пошел, живее!
И он выстрелил в потолок, чтобы толпа снова прижалась к стенкам. Василь с Гелькой ловко перемахнули через штакетник и скрылись за кустами сирени.
Илья опустил револьвер, увидев двоих полицейских. У них были только дубинки, и они смотрели на него, не решаясь подойти.
Он отбросил кольт и протянул руки:
