Джеймс Купер - Следопыт, или На берегах Онтарио
— А где же делавар сейчас? Почему он не с нами сегодня?
— Он выслеживает мингов, да и мое место, по совести, тоже там, но что делать — натура человеческая слаба…
— Что вы, Следопыт! Напротив, вы кажетесь мне сильней, мужественней, выше других. Я еще не встречала никого, кому от природы была бы менее присуща слабость.
— Если вы разумеете здоровье и силу, Мэйбл, то природа действительно не обидела меня ни тем, ни другим, хотя я полагаю, что всякий, кто дышит чистым воздухом, подолгу охотится, постоянно ищет след врага, ест здоровую, добытую в лесу пищу и засыпает с чистой совестью, может долго держать лекарей на расстоянии; но я ведь тоже человек! Да, я замечаю, что и у меня такие же чувства, как у всех!
Мэйбл взглянула на него в недоумении, и мы обнаружили бы незнание женского характера, если бы не добавили, что ее личико выразило сильное любопытство, хотя она из скромности не задала Следопыту ни одного вопроса.
— В вашей жизни среди нетронутых лесов есть что-то чарующее. Следопыт! — воскликнула она, волнуясь и слегка краснея. — Мне кажется, я очень скоро стану настоящей жительницей границы. Мне уже начинает нравиться это великое безмолвие лесов. Города теперь кажутся мне скучными, и, если батюшка захочет провести остаток своих дней здесь, где он прожил столько лет, я буду счастлива остаться с ним и не захочу возвращаться на побережье.
— Леса никогда не бывают безмолвны для тех, кто понимает их язык, Мэйбл. Мне приходилось помногу дней бродить в лесу одному, и я не нуждался в обществе человека; а что касается разговоров, то умей только различать голоса леса, и ты услышишь немало разумных и поучительных речей.
— Я даже думаю. Следопыт, что в одиночестве вы счастливей, чем в обществе людей.
— Я бы этого не сказал. Нет, не сказал бы. Было время, когда я довольствовался тем, что в лесу рядом со мной бог, и желал только его покровительства и заботы. Но теперь в моей душе взяли верх иные чувства. Видно, природа требует своего. Все живое ищет себе пару, Мэйбл, таков закон, и человек тоже должен ему подчиниться.
— А вы никогда не подумывали о том. Следопыт, чтобы найти себе жену, которая делила бы с вами радость и горе? — спросила девушка прямодушно и непосредственно, как это может сделать только отзывчивая женщина с чистым и неискушенным сердцем. — Я убеждена, что для полного счастья вам не хватает только домашнего очага, где бы вы находили отдых после ваших скитаний. Будь я мужчиной, с каким наслаждением бродила бы я по здешним лесам и плавала бы по этому чудесному озеру!
— Спасибо на ласковом слове, Мэйбл. Да благословит вас господь за то, что вы с таким участием думаете о благе простых людей вроде меня. У каждого, конечно, свои радости, как и свои таланты, это верно, но каждый ищет своего счастья, да, я так думаю.
— Счастья, Следопыт? Но какого же? А этот прозрачный воздух, прохладные тенистые леса, где вы бродите, это прекрасное озеро, которое у вас всегда перед глазами и по которому вы плаваете, чистая совесть, изобилие всего, что насущно необходимо человеку, — разве все это не может составить счастья человека, насколько это возможно при слабости его натуры?
— У каждой живой твари свои свойства, Мэйбл, таков же и человек, — отвечал проводник, украдкой взглянув на свою хорошенькую спутницу; щеки ее пылали, глаза блестели, она была возбуждена этой необычайной для нее беседой, — И все должны с ними считаться. Видите ли вы вон там, вдали, голубя? Он только что опустился на бук возле поваленного каштана.
— Да, вижу. Кажется, он единственное живое существо, кроме нас, в этом глухом уединении.
— Да нет же. Мэйбл, нет! Ни одно живое существо не должно оставаться одиноким. Так предназначено богом. Взгляните, вон летит его подруга. Она искала корм у того берега, но не хочет надолго разлучаться со своей парой.
— Я понимаю вашу мысль. Следопыт, — ласково улыбаясь, ответила Мэйбл так спокойно, будто разговаривала с родным отцом. — Но разве охотник не может найти себе подругу даже в этом диком краю? У индейских девушек, я слыхала, нежные и преданные сердца. Вспомните, как любит Разящую Стрелу его жена, даром что он чаще хмурится, чем улыбается.
— Этому не бывать, Мэйбл, ничего путного из такого брака не выйдет. Каждое племя льнет к своему племени, каждый народ — к своему народу, иначе счастья не жди. Вот если бы я встретил девушку, такую, как вы, и она согласилась бы стать женой охотника и не презирала бы меня за невежество и грубость, тогда весь труд прошлых лет показался бы мне игрой резвящегося молодого оленя, а будущее — солнечным сиянием.
— Похожую на меня? Девушка моего возраста, столь неблагоразумная, вряд ли годится в жены самому храброму разведчику, самому меткому стрелку на всей границе!
— Ах, Мэйбл, сдается мне, что при натуре бледнолицего я и впрямь так развил в себе наклонности краснокожего, что мне теперь впору жениться только на девушке из индейского селения, — Но, Следопыт, я надеюсь, вы не собираетесь жениться на такой тщеславной, легкомысленной девушке, как я? — У Мэйбл чуть не вырвалось "и такой молодой", но врожденное чувство деликатности заставило ее сдержаться.
— А почему бы и нет, Мэйбл? Пусть вы незнакомы с нашими обычаями на границе, зато вы лучше всех нас знаете городские нравы и так хорошо о них рассказываете! Вы говорите, будто вы легкомысленны, но я просто не знаю, что вы под этим разумеете. Ах, если легкомыслие означает красоту, то тем лучше! Боюсь, что это не порок в моих глазах. И, уж во всяком случае, вы не тщеславная: с каким милым вниманием вы всегда слушаете мои нехитрые рассказы об охоте и о лесных странствованиях! Ну, а опытность придет с годами. Кроме того, я опасаюсь, Мэйбл, что мужчины, выбирая жену, мало думают обо всем этом; так мне кажется…
— Следопыт… ваши слова… ваш взгляд, все это, конечно, не серьезно? Вы просто шутите.
— Для меня радость побыть с вами, Мэйбл, и я спал бы эту ночь спокойнее, чем всю прошедшую неделю, если бы мог надеяться, что вам наша беседа так же приятна, как мне.
Мы не станем утверждать, будто Мэйбл Дунхем не замечала, что она нравится проводнику. Тонкая женская наблюдательность уже давно подсказала ей это; быть может, она иногда даже задумывалась о том, что к его заботливости и дружбе отчасти примешивается мужская нежность, которая даже у самого грубого мужчины порой прорывается по отношению к женщине; но мысль, что он может возыметь серьезное намерение жениться на ней, до сих пор не приходила в голову чистой и чуждой лукавства девушке. Однако теперь в ее сознании мелькнул проблеск истины, пожалуй, не столько под влиянием его слов, сколько его тона. Мэйбл внимательно посмотрела на суровое, открытое лицо охотника, и ее собственные черты приобрели выражение сосредоточенности и задумчивости. Когда она снова заговорила, ему больше хотелось верить мягким интонациям ее голоса, нежели словам, означавшим отказ.
