Виктор Тюрин - Человек человеку волк или Покорение Америки
— Держи карман шире! Эти господа, как я сумел убедиться, работают с кем-то, только когда им выгодно. Начнешь на них давить, на тебя тут же обрушиться полиция, газеты, различные комиссии. Вы уж мне поверьте! Хотя мы представляем определенную силу в городе…
— Подожди, Сэм. Если не просто шантажировать его, а предложить ему сотрудничество, которое будет сулить ему большие барыши. Не устоит, станет с нами работать!
— Хм. Сотрудничество. А что ты под ним имеешь в виду?
— Подумать надо.
— Подумать надо, — передразнил меня Сержант. — Что ты можешь придумать?! У них уже все схвачено! И железные дороги, и биржа, и недвижимость — все давно у них в кармане!
— Хорошо! Пусть по-крупному мы играть пока не можем, — мне не хотелось говорить о своей идее, приберегаемой для себя, но это был тот случай, когда на кон, чтобы выиграть, надо ставить все, что есть, — но как ты посмотришь на то, чтобы производить виски самим. Пара винокуренных заводиков — и мы поставляем виски и джин в бары и рестораны района, который мы контролируем.
— Хм. Насчет виски — хорошая идея. Народ пил, пьет и будет пить. Так почему бы нам не стать у этого крана? Джек, ты голова! Что ты скажешь, насчет идеи, Кац?
— Деньги есть деньги, мистер Уоллинг. И мое мнение: чем их больше — тем лучше.
Через две недели после нашего совещания у Сержанта состоялся процесс, где Марта Дуган публично обвинила мормона Моррисона в убийстве своей семьи и похищении ее младшей сестры. Газетчики набросились на это дело, словно стервятники на труп. В течение трех дней заголовки будоражили умы обывателей, только шум начал затихать, как вдруг его фамилия снова прозвучала, но теперь уже на одном из заседаний городского совета. При выступлении одного из членов комиссии по выявлению нарушений правил торговли, а также злостных неплательщиков налогов неожиданно для многих была произнесена фамилия Моррисона, вместе с внушительной цифрой, указывающей, сколько он недоплатил в городскую казну. Не успел он опомниться, как на его склады нагрянула комиссия в поисках нарушений. И тут же не замедлила грянуть новая сенсация. На складах были обнаружены большие партии контрабандного товара. Если до этого его адвокаты действовали довольно успешно, то к этому удару они не были готовы, в результате чего их клиент был взят под стражу прямо в зале суда, правда, не проведя за решеткой и двенадцати часов, вышел под залог в сумму пять тысяч долларов. Для газетчиков этот процесс стал подобно манне, падающей с неба. Некоторые газеты, пользуясь моментом и стараясь привлечь к себе больше внимания, приписали Моррисону такие «подвиги», наградили рядом таких гнусных привычек, что даже видавший виды Нью-Йорк содрогнулся, узнав, что за монстр скрывался под личиной уважаемого человека. Газеты буквально растоптали его, смешав с грязью. Высший свет и общество закрыли перед ним свои двери. Приемы, визиты, балы — теперь все для него и его семьи осталось в прошлом.
В воскресенье я прогуливался по фойе "Универсальной школы" в ожидании Луизы. Неделя выдалась нервная и тяжелая, и сейчас я предвкушал незатейливое, живое общение с девочкой. Я отдыхал с ней душой, забывая хоть на короткое время, кто я такой и чем занимаюсь. Именно поэтому по воскресеньям я никогда не брал с собой Карла, живого напоминания своей работы. Основная масса воспитанниц в окружении родителей уже успела исчезнуть за парадной дверью, когда я увидел ее медленно спускающейся по лестнице. Вид у нее был, мягко скажем, расстроенный.
— Что опять эти несносные сестры Моррисон? — я подскочил к ней, встревоженный.
— Нет, их еще позавчера мама забрала. Совсем, — уныло ответила она, глядя в пол, выложенный мозаичной плиткой.
— Ты себя плохо вела и тебя наказали?
— Джек, ты громила?
От ее вопроса у меня перехватило дыхание. К тому же ее детский, наивный взгляд, ожидавший ответа, сейчас, в данный момент, был для меня страшнее любой людской или божьей кары. Мысли заметались, как вспугнутая стая птиц.
"Она знает?! Откуда?! Кто ей мог сказать?!".
— Луиза, кто тебе это сказал? — спросил я ее, пытаясь выгадать время для придумывания подходящего ответа.
— Нет, Джек, ты мне сначала скажи, это правда или ложь!?
— Правда то, что я не громила. Клянусь!
— Ой, Джек! Я так рада! Извини, что подумала о тебе плохо! Вернее, я так не думала, просто девочкам как-то рассказала, что ты начальник над грузчиками в порту, а эти противные сестры Моррисон, чтобы мне досадить, всем рассказали, что в порту одни бандиты и громилы! И еще там есть Ходячая Смерть. Она ловит людей и хоронит их живыми в могилы! — меня после этих слов словно ведром холодной воды обдало. — Что ты на меня так смотришь, Джек? Я знаю, что нехорошо слушать страшные рассказы! Мне самой потом так страшно бывает! Так страшно! А они сами, эти сестры, какие вредные! Их отец тоже вон какой плохой оказался! Джек, я так рада, что ты не громила!
Переведя дух, посмотрел на Луизу. Она уж улыбалась, все ее беды были позади. Хватило только моего слова. Я выдавил из себя улыбку, при этом не испытывая никакой радости, только облегчение, что на этот раз все обошлось. Взял ее за руку, и мы пошли к двери. На улице было прохладно, но не было ветра и сияло солнце, поэтому мы решили поехать в парк. Прогуливаясь по пожухлой траве, покрытой ковром опавшей листвы, я слушал в пол уха милую детскую болтовню, а сам думал о том, что я делаю и зачем. То, чем я занимался сейчас, как и в своей прежней жизни, было основано на силе, страхе и крови, но в тоже время отличалось, как боевой нож спецназовца от кухонного ножа домашней хозяйки. Но ведь что главное в жизненном пути? Цель. Дети, дом…. А у меня, как и прежде дорога вела в никуда. Какая тут может быть цель? Выжить на определенном этапе, а дальше уже и не заглядываешь. Да и к чему может привести такой путь? Только к очередному подвалу. Нет. Не хочу. До сих пор я мог оправдаться перед собой словами: надо выживать, все средства хороши, а что теперь говорить? Если раньше я говорил себе: так сложилась судьба или мне нравился риск и адреналин в крови, то теперь я понимаю, что просто не искал ничего другого, плывя по жизни, как-то бревно по реке. Несет течение — вот и хорошо. Была одна фраза, но у кого не помню, хоть убей: "Судьбу человека предопределяет то, что человек думает сам о себе". Так вот, я не хотел думать о себе, как об убийце и бандите, хотя прежде меня подобные вещи не задевали. Если раньше я жил своей работой, то тем, чем я сейчас занимался, меня явно тяготило. Именно раздвоенность в себе привела меня к мысли о бизнесе, который даст мне возможность стать другим человеком и уйти с пути в никуда.
