Евгений Костюченко - След мустанга
Брикс перебежал к баракам, на всякий случай держа револьвер перед собой. Но тот, в кого он стрелял, уже был не опасен.
— Вот видишь, — сказал ему Брикс. — Если б стоял у стенки, получил пулю в ногу. Все лучше, чем в живот.
Он вернулся к шерифу, и понял, что тот не жилец. Лицо его быстро серело.
— Как ты это сделал… — еле слышно выдавил шериф, не сводя с Брикса затуманенных глаз. — Я никогда не промахиваюсь…
— И никогда больше не промахнешься, — Брикс присел над ним. — Ты знаешь, кто убил Коннорса? Эда Коннорса?
— Форсайт… Он приказал… — Шериф попытался шевельнуть рукой, но она, похоже, уже не повиновалась ему. — Мои стволы… Возьми их себе…
Брикс достал у него из наплечной кобуры «ремингтон» со спиленной мушкой.
— Пусть…. Пусть будет у тебя. Жалко, если достанется какому-то лопуху, верно?
Губы, серые и смятые, как оберточная бумага, раздвинулись в последней усмешке, и голова безвольно склонилась к плечу.
Энди закрыл покойнику глаза и встал. «Форсайт, Форсайт, что-то знакомое», — подумал он.
Только теперь ему стал слышен шум, доносившийся из салуна. Гремела мебель, звенело битое стекло, и ругань неслась отменная — на нескольких языках. «Шахтеры! — подумал он. — Нет, никогда не буду иметь дело с беднотой! Стоило Мерфи повернуться к ним спиной, как они подняли восстание!»
На крыльце показался индеец. Он запрыгнул на лошадь шерифа и подъехал к Бриксу.
— Мерфи хорошо дерется, — сказал он. — Не знаю, нужна ли ему твоя помощь. Моя — точно не нужна.
— Куда ты?
— На ранчо Коннорса.
— И мне туда же. Подожди, я сейчас.
Он приоткрыл дверцы салуна и увидел, как Мерфи сражается сразу с двумя шахтерами. Третий сцепился с Питером, они катались по полу среди обломков стульев. Четвертый сидел под стойкой, а Бенсон перевязывал ему голову.
— Рэймонд, как насчет моего барахла? — спросил Энди с порога, не решаясь войти.
— Кобыла в конюшне, оружие под мешками с овсом.
— Если найдешь время, помоги раненому. Лежит у барака. У него пуля в животе. Надо поскорее чем-то заткнуть дырку.
— Возьми полотенце.
— Э, нет, я тороплюсь! — Однако он все же задержался на пороге, чтобы поделиться с Бенсоном глубочайшей мыслью: — Кто-то дырявит людей, а кто-то их штопает. У каждого — свой бизнес.
* * *Возле аптеки индеец пересел на пятнистого мустанга, но и шерифскую кобылу не бросил. Они поскакали по дороге, обгоняя шахтеров, которые с узлами за спиной, даже не сбросив черные робы, шагали в сторону железной дороги. Шахтеры покидали поселок.
Брикс, невольно любуясь посадкой индейца в седле, спросил:
— Мы раньше не встречались? Твое лицо мне кажется знакомым. Прости, я забыл, как тебя зовут?
— Мое имя — Ахо. По-вашему значит «молитва». Я молился за твое здоровье, когда Лукас вытаскивал из тебя пули. Ты меня не помнишь. Ты спал.
— Да, я спал, — сказал Брикс. — Долго спал. Только сейчас проснулся по-настоящему. Пока не постреляешь — не проснешься.
«Хорошая была стычка, — думал он. — Они думали, что справятся, двое на одного! Как удачно, что чужая кобура оказалась такой тесной. Она сама подсказала мне самый быстрый способ стрельбы. Надо будет обязательно показать новый трюк Крису. Он-то оценит…»
— А что за дела у тебя на ранчо?
— Крис ждет там.
— Он и меня там ждет. Поторопимся, Ахо!
Кобыла перешла на рысь, легко обойдя мустанга, и тот засопел сзади, и одним рывком поравнялся с ней. Лошади рвались вперед, их не приходилось подгонять, и Брикс подумал, что им тоже не терпится поскорее оказаться на ранчо Коннорса.
Едва перевалив через холмы, окружавшие поселок, Брикс увидел впереди на дороге небольшой отряд всадников.
— Рейнджеры, — сказал Ахо. — Свернем на другую дорогу?
— Зачем? Кажется, нам по пути. Но откуда в Оклахоме взялись рейнджеры? Тут же нет границы.[15]
— Их еще называют «железные люди». Но в них нет железа. Слова белых людей редко имеют смысл.
Они скакали за отрядом, не отставая, но и не приближаясь. Всадники вытягивались змейкой, поднимаясь на холм, и пропадали за ним, а потом показывались на следующем подъеме.
Брикс подумал, что если в отряде и найдется очень бдительный всадник, который будет постоянно оглядываться, он не заметит ничего подозрительного.
— Стреляют, — сказал Ахо. — Слышишь? Бьет «спрингфилд».
Брикс кивнул, хотя ничего не расслышал.
— Ранчо уже близко. Хорошо, что стреляют. Значит, еще есть патроны.
«И есть, кому стрелять», — мысленно добавил он.
Когда среди сухой травы потянулись рыжие языки голой земли, Брикс понял, что скоро будет видно и ранчо. Но в следующую минуту ему показалось, что он заблудился — куда-то исчезли знакомые силуэты конюшен, еще недавно высившиеся на холмах.
— Ночью был пожар, — сказал Ахо. — Все небо светилось. Хорошие были конюшни у Коннорса.
Они остановились, чтобы осмотреться. Индеец вытянул из седельной сумки подзорную трубу.
— Птицы над рощей толкутся, — показал Энди. — Что там?
— Фургон. Костер. Лошади. Людей не видно.
— Усадьба, вроде, не горела?
Ахо долго глядел в трубу, потом отдал ее Бриксу.
За мутноватым стеклом выросли знакомые саманные стены. Энди вспомнил, как когда-то они вместе с Эдом их возводили. Коннорс хотел, чтобы дом был высоким, потому что слишком долго ютился в пещерах. И дом получился выше всех в округе. Его белый куб возвышался над забором, над тонкими деревцами, тоже посаженными Коннорсом.
Покатая крыша оказалась поврежденной в нескольких местах, там темнели дыры. Хотя, возможно, то были не дыры, а бойницы. Нижние окна были закрыты толстыми ставнями, а верхние — заложены мешками. И никого не видно. Все попрятались. Или ушли.
— Мне не нравится, что у рощи лошадей мало, — сказал Ахо. — Эти лошади привезли фургон. А где остальные?
— Какая разница? Давай лучше подумаем, как попасть в дом, да так, чтобы нас не подстрелили свои или чужие.
— На войне надо знать все, — важно произнес индеец. — Не оставляй за спиной загадок, и они не выстрелят в тебя.
Брикс вдруг понял, кого напоминал ему этот кайова. Он узнавал в нем себя. А последние слова и сам часто произносил, когда удерживал нетерпеливых друзей.
— Не всякая загадка имеет ответ, — сказал он так же многозначительно.
Индеец снова приник к трубе, а потом сложил ее и спрятал в сумку, при этом на его непроницаемом лице мелькнуло подобие довольной улыбки.
— Ответ не имеет значения. Если ты понял смысл загадки.
Энди надоело философствовать, и он сказал: