Сочинения в трех томах. Том 2 - Майн Рид
Ни в одной испанской летописи не упоминается о хотя бы временном порабощении одного из этих народцев.
Ни оружием, ни проповедью Евангелия покорить их не удалось. Индейцы прерии не попадали под власть белых и вполне сохраняли свою независимость, словно каравеллы Колумба никогда не входили в Карибское море.
Защищая свою свободу от покушений белых в течение трех веков, они не знали покоя. Все триста лет прошли в беспрерывных войнах. Между краснокожими кочевниками и белыми потомками древних иберов ни на минуту не воцарялся мир. На границах Мексики со времен Фернандо Кортеса до сегодняшнего дня идет неустанная борьба.
На северной границе кочуют дикие индейцы. А на юге их порабощенные вырождающиеся братья — мирные индейцы — живут не в походных шатрах, а в городах победителей — испанцев. Одни свободны, как степной ветер, другие подчинены белым и влачат цепи, не менее тяжкие, чем у рабов.
Между двумя враждебными народами — мексиканцами и вольными индейцами — простирается нейтральная полоса. С одной стороны она защищена фортами с сильными гарнизонами — presidios, с другой ее охраняет от вторжения неприятеля безводная и дикая пустыня.
С недавних пор наблюдается редкая перемена в отношениях индейцев и испанских колонистов: краснокожие вторглись во владения бледнолицых. Гигантскими шагами завоевывают они мексиканские земли, отбирая сразу целые провинции.
После крушения испанского владычества в Мексике белые потеряли свое первенство над индейцами. После отделения Мексики гарнизоны были выведены из фортов, и северная граница обнажилась. В результате нейтральная полоса исчезла. Все северные провинции — Сонора, Чигуагуа, Синалоя и Леон — представляют собою пустыню, опустошенную индейцами. Больше того, краснокожие смельчаки продвигаются на юг, тревожа своими набегами центральные штаты, и заглядывают даже в порты, например в Дуранго.
Около трех тысяч белых находятся сейчас в плену индейцев на севере Мексики. Почти все пленники — испанцы. Главным образом это женщины, которые живут в качестве жен-рабынь со своими поработителями.
Нередко попадаются и мужчины, похищенные в ранней юности и возмужавшие среди индейцев. Самое замечательное, что большинство пленников — мужчин и женщин — не обнаруживают ни малейшего желания вернуться к прежней жизни. За многих внесен выкуп, но они добровольно остаются у индейцев.
На границе нередко приходится наблюдать душераздирающие сцены. Отцы, нашедшие своих сыновей у индейцев, напрасно взывают к их сыновним чувствам и умоляют вернуться домой. В несколько лет, а иногда и месяцев пленники, позабыв обо всем, что связывало их с родиной или семьей, привыкают к новому образу жизни.
Недавно еще я был свидетелем подобного перерождения.
Раненый индеец, взятый в плен после битвы у мезы, оказался мексиканцем. Несколько лет назад он был похищен команчами из одного поселка на Рио-Гранде. Мы вернули ему свободу в полной уверенности, что он воспользуется счастливым случаем и вернется к родителям. Однако он обманул наши ожидания. В ту же ночь он бежал в прерии, украв прекрасного коня у одного из рейнджеров.
Так обстоят дела в Мексике на Рио-Браво.
Из индейских владений в Мексику ведет множество троп, имеющих сотни миль в длину. В некоторых случаях они проторены по течению речек, в других пересекают огромные безводные пространства. Пути эти отмечены множеством следов мулов, лошадей и пленников. Здесь часто находят побелевшие костяки людей и животных, погибших во время перехода. Странные и жуткие дороги!
Этими тропами пользуются команчи и капчуя во время «мексиканской луны».
Один из таких путей обнаружил старый траппер, когда в глубоком волнении воскликнул:
— Тропа войны!
Глава LXXV
ТРОПА ВОЙНЫ
Наскоро утолив жажду, я верхом переправился через ручей, чтобы тщательно обследовать противоположный берег.
Трапперы сопровождали меня: перед лицом опасности они никогда не стушевывались на задний план.
Оба они искренно ко мне привязались. Я на опыте убедился, что ради меня они готовы поставить на карту свою собственную жизнь.
Лично я от всего сердца полюбил мужественного и сильного Гаррея. Он был прекрасен в подлинном смысле этого слова и отличался на редкость благородным характером. Гаррей в свою очередь считал меня настоящим другом.
Определить наши отношения со старым траппером значительно труднее. Он вызывал во мне восторг, и я преклонялся перед его умом и проницательностью, но в целом его нравственный облик не внушал мне большой симпатии.
Правильнее говорить не об умственных способностях Рубби, а об его поразительном чутье, ибо руководил его действиями голый инстинкт.
Я знал, что Рубби не только уважает меня, но дружелюбно ко мне расположен. Подобно Гаррею, в любом положении он пришел бы ко мне на помощь. Но всякое открытое проявление чувств он презирал, считая его непростительной слабостью. Больше всего, пожалуй, Рубби ценил во мне то, что я никогда не спорил с ним и не пытался даже соперничать в знании прерий. Я был только учеником, полагавшимся на суждение учителя.
Помимо дружбы еще одна пружина побуждала трапперов к действию: горячее увлечение теми обязанностями, которые они выполняли в нашей экспедиции. Как гончие, они любили самый процесс выслеживания. Добровольно прекратить погоню они способны были, лишь умирая от голода, жажды и усталости.
Подобно мне, они поспешно
