Джордж Гилман - Десять тысяч кровавых долларов
Рука Эджа мелькнула в воздухе и ударила ее по щеке.
— Рейнджеры! — резко произнес он.
Глаза Гейл наполнились слезами боли. Но в следующий миг в этих же глазах засверкала ненависть. Тот самый род ненависти, который часто приходит на смену любви.
— Этим ты от меня ничего не добьешься! — бросила она ему. — Ты можешь избить меня в кровь, и все равно ты будешь единственным, кого я буду любить. И я не стану помогать тебе уйти из Писвилла только затем, чтобы через пару дней ты умер от гангрены, — огонь в ее глазах померк, и уже мягче она добавила: — Ну, а теперь шагай на кухню, дурачок.
От всей этой тирады у Эджа невольно сжались кулаки, казалось, он был готов просверлить Гейл насквозь своим взглядом. Затем он резко повернулся и, расшвыривая ногами стулья, направился к кухне. Гейл последовала за ним. На ее лице играла лукавая усмешка, которая тотчас же исчезла, как только Эдж уселся за стол и посмотрел на нее. Она изучила его уже достаточно хорошо и знала, как вести себя с ним.
В углу на печке стоял котел с горячей водой. Гейл отлила из него немного в миску и достала из шкафа чистую тряпку.
— Они появились около часа назад, — сообщила она, прижимая влажную горячую тряпку к его ране и сердясь в душе на себя за нахлынувшее на нее чувство удовлетворения, когда Эдж непроизвольно застонал.
— У них имеется с собой розыскной лист с портретом на имя некоего капитана Джозефа Хеджеса. На портрете лицо, очень похожее на твое, только моложе… Помнится, человек, которого ты тогда убил, называл себя капитаном. Хеджес… Эдж… Наверное, этого достаточно?
— Да, моложе, но ненамного, — ответил Эдж. — Ты права, этого будет достаточно, но это не было убийством.
— Как правило, в такие тонкости никто не вникает. Гейл выплеснула покрасневшую воду и, налив свежей, начала смывать засохшую корку крови ниже раны.
— За твою поимку назначена награда, правда, всего лишь тысяча долларов.
Эдж скривился от ледяной усмешки.
— Я бы на такие деньги не польстился. Откуда тебе все это известно?
— Я думала, что ты можешь вернуться, — спокойно ответила Гейл, отбрасывая движением головы назад свои длинные волосы.
— Мне не хотелось бы, чтобы твои вещи были разворованы, поэтому я пошла в твою контору, чтобы забрать их. Пока я там находилась, появились рейнджеры. Они поинтересовались у меня, что случилось, и после того, как я им все рассказала, показали мне розыскной лист, желая узнать, видела ли я когда-нибудь человека по имени Хеджес.
— Весьма признателен, — сказал Эдж, вставая после того, как Гейл кончила обрабатывать его рану. — Где мои вещи?
— Во дворе, — нахмурилась она, указывая на дверь. — Там же и лошадь. Она моя. Я накормила и напоила ее, приготовила для дороги.
Гейл облизала пересохшие губы и в тот момент, когда он повернулся к двери, коснулась его рукой.
— Эдж!
— Ну что еще?
— Я не собираюсь просить тебя, чтобы ты взял меня с собой, но если бы ты этого захотел, то чтобы оседлать лошадь Милашки, не потребовалось бы много времени.
— Там, куда я еду, женщины бывают только помехой! — резко ответил он. Заметив, что она вздрогнула, он наклонился к ней, нежно прижался губами к ее рту и прибавил более мягко: — Ты была бы приятной обузой, Гейл, но это не для тебя.
Слезы вновь навернулись ей на глаза, и ее рука, найдя его ладонь, вложила в нее несколько смятых банкнот.
— Тут двенадцать долларов, — прошептала она. — Это все, что у меня имеется.
— Я верну из города тебе по почте, — проронил Эдж и двинулся к двери.
— Разве ты не вернешься?
— Зачем? — Эдж пристально взглянул на нее.
— Я… я не знаю…
— Тогда и возвращаться незачем, — буркнул он и вышел.
Дверь захлопнулась. Она услышала, как он вскочил в седло. Лошадь заржала, и ровный перестук ее подков быстро перешел в галоп.
Гейл машинально опустилась на все еще теплое сидение стула и уронила голову на стол, не в силах больше сдерживаться от сотрясающих ее рыданий.
За этим ее и застали Милашка и двое каменнолицых рейнджеров.
Глава пятая
Эдж не имел ни малейшего понятия о том, как далеко ему ехать до мексиканской границы. Он только знал, что это где-то на юге, и после того, как след бандитов был потерян, держал путь, стараясь, чтобы солнце было постоянно перед ним. Местность, по которой он продвигался, являла собой бесплодный, обезвоженный край, украшенный лишь скальными выступами, пересохшими руслами и гигантскими кактусами причудливой формы. На первый взгляд казалось, что это мертвое, абсолютно безжизненное место, так что даже редкие побеги растительности можно было принять за скальные выступы, настолько они были неподвижны в застывшем знойном воздухе. Но ни Эдж, ни его лошадь не были единственными живыми существами в этом пустынном царстве.
Удалившись от города на достаточное расстояние, Эдж перевел лошадь на спокойный шаг, сберегая ее силы, и принялся внимательно осматриваться вокруг.
В тени под одним из камней он заметил свернувшуюся кольцом гремучку, она была примерно такого же размера, как и та, которую он прикончил утром. В другом месте промелькнуло изящное тело медянки, а еще через некоторое время выросшая на его пути ящерица-ядозуб заставила лошадь взвиться на дыбы. Эдж быстро успокоил ее, и она вернулась к прежнему ритму, слушаясь поводьев, направляющих ее к маленькому каньону, который раскалывало надвое простиравшееся до горизонта плато.
Приблизившись к устью каньона, Эдж заметил вклинившуюся с запада широкую перепаханную копытами полосу земли. Дополнительными доказательствами, подтверждающими правильность его догадки, служили кучки навоза, втоптанные лошадиными копытами в пыль. Судя по следам, всадники сделали широкий круг, направляясь прямо в каньон, следуя к видневшимся вдали отвесным скалам. И это был единственный на много миль вокруг прямой путь на юг.
— Кажется, мои деньги поплыли именно этим путем, — пробормотал Эдж, присматриваясь к следам.
При звуке его голоса лошадь насторожилась и приподняла уши. Наклонившись вперед, всадник потрепал короткую жесткую шерсть между ними и, ударив каблуками в бока, пустил животное в галоп.
Оба, и лошадь, и всадник, были рады поскорее оказаться в тени каньона. Была уже вторая половина дня, и жаркое, как обычно, солнце, пройдя точку зенита, изливало свой зной с запада, благодаря чему западная стена каньона отбрасывала на днище громадную тень. Но закрывала она его не полностью, поскольку, будучи узким в своем устье, впоследствии каньон сразу же сильно расширялся, чашеобразно устремляя вверх свои усыпанные валунами стены. Днище являло собой такую же пустыню, как и равнина, с тем лишь отличием, что было больше камней и меньше растительности.
