Луис Ламур - Одинокие боги
Изредка мы убивали лося или оленя, но всегда старались делать это подальше от будущего загона и нашего лагеря. Один из нас, чаще всего я, отъезжал на несколько миль и охотился там, чтобы ничто не могло помешать исполнению нашего плана.
Работа была тяжелой, но чистый воздух, синее небо, великолепное зрелище, которое представляли собой дикие лошади, делали свое дело: дни пролетали незаметно, и однажды мы обнаружили, что загон и проход к нему готовы.
Мы отъехали миль на десять, основательно подкрепились, выпили кофе, потом сели на своих лошадей и, растянувшись в широкую шеренгу, поскакали вперед, постепенно приближаясь к загону. С первого дня нашего появления здесь мы старались не беспокоить лошадей. И вот результат: они перестали обращать на нас внимание, привыкли. И только теперь, когда мы оказались где-то в полумиле от них, они двинулись вперед, сохраняя дистанцию. Дикие лошади больше, чем мы предполагаем, привыкают к своему «дому», стараются не удаляться от тех мест, где родились: ведь это их родина, и они прожили здесь всю свою жизнь с момента появления на свет. Наверное, поэтому, когда лошади оказываются далеко от этих мест, они всегда возвращаются обратно.
По мере того как долина сужалась и мы приближались друг к другу, лошади приостанавливались и сбивались в кучки. Несколько старых опытных жеребцов проявляли беспокойство.
Наконец один из них, тревожно покрутив головой, обнаружил, что дорога впереди свободна, а мы оказались далеко в стороне. По всему было видно, животных не слишком беспокоило чье-то присутствие, но им просто не хотелось близко подпускать нас.
В конце концов лошади двинулись к воде. Черный жеребец, решив, что ему не по нраву такое скопище лошадей впереди, рванулся было обратно, но Алехандро и Мартин уже закрыли ворота.
На этот раз все произошло довольно легко и просто. Позже, когда лошади станут более осторожными и недоверчивыми, повторить подобное будет сложнее, но мы уже владели приличным табуном. Правда, не знали, сколько в нем голов, но предполагали, что триста есть наверняка.
В загоне была вода, и травы должно было хватить на несколько дней.
Глава 33
— В следующий раз так не получится, — заметил Монте. — Раньше лошади не видели людей, ведь никто прежде не пытался ловить их.
— И они всегда пили из ручья, который мы тоже пленили, — добавил Финней.
Сев на своих лошадей, мы поскакали к загону. Предстояло выбраковать пойманных животных, отпустить негодных на волю и начать объезжать остальных.
С первого же взгляда стало ясно, от кого придется отказаться, в большинстве своем лошади были в хорошей форме.
— Пройдет несколько лет, — задумчиво сказал Монте, — и придется тратить уйму времени, чтобы поймать хорошую дикую лошадь. Из этого загона мы выберем лучших. В следующий раз повторим то же самое. За нами придут другие охотники и тоже сделают выбраковку. Но вскоре случится так, что выбирать уже будет не из кого.
— Полагаете, мисс Нессельрод подумала и об этом? — поинтересовался я.
Джакоб пожал плечами.
— Может быть, да, а может, и нет. Я и наполовину не могу понять эту женщину. Знаю лишь, что в семи случаях из десяти она бывает права. Если делает ошибку, молча проглатывает обиду, никого в этом не обвиняя. А теперь, мой мальчик, чем быстрее мы начнем отбирать лошадей, тем лучше, поскольку оставшимся достанется больше травы.
Мы отошли подальше от загона, давая животным время, чтобы успокоиться.
— У диких лошадей очень интересные повадки, — как бы вслух размышлял Джакоб. — Люди думают, что табун держит жеребец. Верно, он собирает его, сражается с врагами и с другими, себе подобными, рвущимися занять его место. Но лошадям присуще и кое-что еще. Если отгоните жеребца, за него будет сражаться табун, чтоб не разлучаться с ним. Вожак и табун — одна семья. Или добрые соседи. Кому как больше нравится. И лошади хотят оставаться друзьями. Понаблюдайте-ка за ними, и все увидите сами.
Джакоб кивнул на черного жеребца.
— Этот жеребец — из породы смутьянов, чрезвычайно хитер. Думаю, поэтому нам придется его отпустить.
— Но, может, лучше, чтобы он остался? — выразил я не прямо свое тайное желание.
— Смотри, — предупредил Джакоб, — жеребцу около шести лет. Все это время он бегал свободным. Упрям, хитер, похож на воина. У тебя с ним будут одни проблемы.
— Он прав, Иоханнес, — подтвердил Монте.
— Все равно, я хочу, — настаивал я. — Оставьте его мне.
— Дело твое, — согласился Джакоб.
Погода держалась на редкость устойчивой: теплый солнечный день и прохладная безветренная ночь. Хотя нас никто не подгонял и не ждал, мы не вспоминали о календаре: будто совсем забыли про время, для всех существовал лишь восход и закат солнца.
К вечеру прекращали работу, готовили ужин, потом, поев, я уходил к загону. К этому времени мы уже усвоили, что пение успокаивает лошадей, поскольку они понимают, откуда идет звук и что ты для них — не подкрадывающийся враг.
Обычно я усаживался на ворота загона и пел низким голосом. Мне хотелось, чтобы они узнавали меня и мой голос; особенно это касалось черного жеребца, который, казалось, хорошо понимал, что ворота — это путь к свободе. Он, как ястреб, не спускал с них глаз, никогда не отходя слишком далеко, поджидая свой единственный шанс.
С самого первого дня мы начали выбраковку. Двое заезжали в загон и отлавливали непригодных лошадей; третий стоял у ворот всегда наготове, чтобы вовремя открыть и закрыть их. Отпущенные животные сразу убегали, но были и такие, кто ходил вокруг загона, словно высматривая оставленных друзей, — об этом говорил нам Джакоб.
Стараясь не причинить лошадям лишнего беспокойства, мы стремились, чтобы они привыкли к частому появлению людей и поняли, что наш приход не представляет для них опасности. Среди пойманных оказались несколько клейменых, а три мула, по всей видимости, уже когда-то работали на человека.
Даже на нашем искусственном пастбище лошади разбивались на отдельные группы. Черный жеребец держал свою в стороне и всегда недалеко от ворот.
— Лошади только кажутся непонимающими, иногда глупыми, — заметил Джакоб. — Они всегда знают, чего хотят. Но если у человека есть время и желание, он может многому научить их.
Четвертый день нашей работы ознаменовался тем, что мы выпустили большинство забракованных животных. Сидя вечером у костра, обсуждали дальнейшие свои действия. Неожиданно появился Рамон, присев на корточки рядом с нами. Налил чашку кофе, слегка пригубил его, сказав:
— Неподалеку кто-то бродит.
Джакоб вскинул на него взгляд.
— Индейцы?
— Белые люди. Шесть или семь человек. Они наблюдают за вами.
