Роберт Говард - Джентельмен с Медвежьей речки

— Похоже, что-то сверхъестественное в этих местах все же бывает, — вступил в разговор Глэнтон. — Я тоже слышал байки на эту тему. Никогда не думал, что доведется самому участвовать в охоте на дикаря, но тех пор как моя любительница джина удрала с заезжим торговцем, я рад любому случаю затеряться в горах, чтобы только забыть о женском вероломстве. А вы — то чем занимаетесь? Золото, небось, ищете? — И он бросил взгляд на инструменты, которыми был нагружен наш мул.

— Да что ты! — заторопился дядюшка Джейкоб. — Так просто — время убиваем.

Да в этих горах никогда и не бывало никакого золота.

— Люди говорят, где-то здесь должна быть Затерянная россыпь, — сказал Глэнтон.

— Сплошные враки! — фыркнул дядюшка Джейкоб, покрываясь потом. — Нет здесь никакой россыпи. Ладно, Брекенридж, поторопимся. Нам надо затемно добраться до пика Антилопы.

— А разве мы уже не едем к каньону Дикой Кошки? — спросил я, а он окинул меня свирепым взглядом и говорит:

— Ну да, я и говорю — к пику Антилопы! Вперед! Пока, джентльмены!

— Пока! — ответил Глэнтон, и мы расстались.

Мы свернули с прежнего курса почти под прямым углом. Совершенно сбитый с толку, я безропотно следовал за дядюшкой. Когда мы отъехали на порядочное расстояние и другая пара скрылась из глаз, он развернул лошадь и приблизился.

— Когда природа лепила из тебя верзилу, Брекенридж, — начал он, — она забыла наделить эту гору мускулов, — тычок винчестера мне в грудь, — хотя бы каплей мозгов! Ты что же, добиваешься, чтобы каждый проходимец знал, куда и зачем мы едем?

— Да ладно тебе, — говорю. — Парни дикаря ловят, а ты крик подымаешь.

— Дикаря, как же! — ощерился он. — Им можно было бы не забираться дальше Рваного Уха — в день получки там столько дикарей, что хоть лопатой греби!

Меня не проведешь! Золото — вот что им нужно! Я своими глазами видел, как через час после того, как я купил карту, Глэнтон чесал лясы с этим мексиканцем из Белой Клячи. Уверен, что он либо нащупывал пути к россыпи, либо выведывал о карте, либо то и другое вместе.

— Что же нам теперь делать?

— Поедем к каньону Дикой Кошки, но другой дорогой, — говорит он.

Так мы и сделали, и благодаря упрямству дядюшки Джейкоба, не останавливались всю ночь, пока не достигли цели. Каньон был глубокий и совершенно дикий. По сторонам его высились неприступные скалы, изрезанные провалами, лощинами я оврагами. В ту ночь мы в каньон не спускались, а расположились лагерем на плато. Дядюшка Джейкоб определил, что поиски начнем на рассвете. Он сказал, что в каньоне полно пещер, и за свою жизнь он заглянул в каждую из них. Правда, он там ничего не обнаружил, если не считать медведей, кугуаров и гремучих змей, но твердо убежден, что одна из них прорезает скалу насквозь и другим концом выходит в Скрытую долину. Там, он считает, и следует искать пещеру с золотом.

На следующее утро меня разбудил дядюшка Джейкоб. Он неистово тряс меня за плечи, а кончики его усов от гнева закрутились кверху.

— Что случилось? — потребовал я объяснений, разлепляя глаза и нащупывая кольты.

— Они здесь! — вопил он. — Дьявольщина! Недаром я их подозревал! Вставай, верзила, живо! Что ты сидишь идиотом с кольтами в руках?! Говорю тебе — они здесь!

— Да, кто они-то?

— Этот чертов приезжий и техасский громила, — рычал от злобы дядюшка Джейкоб. — С первыми лучами солнца я был уже на ногах и скоро заметил струйку дыма, поднимавшуюся из-за большой скалы на другом краю плато. Я подкрался поближе и увидел обоих: Глэнтон поджаривал бекон, а ван Брок прикидывался, будто рассматривает через стекло цветочки, — маскировался сукин сын. Он не профессор. Готов поставить что угодно, он самый настоящий пройдоха! Они следили за нами и наверняка хотят прикончить, чтобы завладеть картой.

— Брось! — говорю. — Глэнтон на это не пойдет. А дядюшка в ответ:

— Заткнись! Когда пахнет золотом, человек на все способен! Черт побери, делай же что-нибудь! Так и будешь сидеть здесь увальнем, пока тебя не прикончат?

Вот в этом и заключается сложность положения самого крупного члена семейства: прочие родственники все время норовят взвалить на ваши плечи самую неприятную работенку.

Я натянул сапоги, и мы отправились через плато. Всю дорогу у меня в ушах звенели боевые песни дядюшки Джейкоба, но я так и не заметил, чтобы он прикрывал своим винчестером мои тыл, как обещал.

На плато повсюду росли одинокие деревья. И вот где-то на подступах к вражескому лагерю из-за такого дерева вдруг появилась знакомая фигура и, глядя перед собой горящими глазами, направилась в мою сторону. Это был Глэнтон.

— Ты тоже здесь, ручной гризли, — дерзко заявил он. — А собирался ведь к пику Антилопы, или забыл? А может быть, заблудился? О-о, я тебя насквозь вижу!

— Что ты несешь? — Мне очень не понравился его тон. Со стороны подумать так это он имеет все права возмущаться, а не я.

— Сам знаешь не хуже меня! — закричал он, брызжа слюной. — Когда ван Брок вас вчера заподозрил, я ему не поверил, хотя вели вы себя странно — дальше некуда! Но сегодня утром я разглядел в кустах задницу этого дурня, твоего дяди, и понял, что тот шпионит за нами. Значит, ван Брок был прав. Значит, вам, нужно то же, что и нам, только приемы у вас подлые. Или станешь отрицать, что явились сюда за тем же?

— Не стану! — отвечаю я в лоб этому наглецу. — У дядюшки Джейкоба на него больше прав, чем у вас обоих. А раз ты утверждаешь, будто мы используем запрещенные приемы, то ты самый распоследний брехун, вот и все!

— Хватит! — рявкнул он. — К оружию!

— Мне не хотелось бы делать из тебя решето, — проворчал я.

— И я не горю желанием положить конец твоей земной карьере, — согласился он. — Но в этих горах вдвоем нам будет тесновато. Поэтому предлагаю снять пояса и сразиться врукопашную. У меня хватит сил выбить из тебя ослиное упрямство Элкинсов.

Я расстегнул пояс с кобурами и повесил на ветку, он положил свой на землю, а после въехал мне кулаком в живот, и в ухо, и по носу, и лихо смазал по челюсти, и выбил при этом мне зуб. Это вывело меня из равновесия, и я ухватил его за шею и бросил на землю, да так сильно, что чуть было не вытряхнул Биллову душу. Затем уселся ему на грудь и принялся колотить башкой о счастливо подвернувшийся булыжник, а Билл орал так, что жутко было слушать.

— Если бы ты вел себя как белый человек, — втолковывал я ему, — то получил бы свою долю золота.

— О чем ты болтаешь?! — прохрипел он, силясь дотянуться до рукоятки ножа за голенищем.

— О Затерянной россыпи, о чем же еще? — И я с удовольствием снова вцепился ему в уши.