Макс Брэнд - Джон Кипящий Котелок
Я благодарил Бога за то, что в момент, когда знаменитый мост Фулсом медленно поднялся с одного конца и будто бы завис в воздухе, на нем не было ни одной живой души. Раздался треск разлетающейся в щепки древесины, но я едва слышал его, так как взрыв отзывался в моей голове гулким эхом. Затем мост стал плавно опускаться обратно на опоры. Он был так крепок, что огромный заряд динамита не разбил его вдребезги, а лишь приподнял. Громада с глухим стуком упала на прежнее место; я уже думал, что мост останется цел, и в следующий миг конвой бросится по нему в атаку на Коршуна и его шайку. В этом случае, решил я, мои револьверы первым делом обрушат град свинца на то место, где, как мне казалось, засел краснокожий.
Но этому не суждено было случиться. Конец фермы ударился о край разрушенной опоры, чуть отскочил, и вся махина с протяжным стоном провалилась в зияющую пропасть. Было слышно, как с обеих сторон она ударяется о стены каньона, пока из самой его глубины не донесся грохот, с которым мост задел острый уступ и наконец развалился на части.
Дело было сделано. С другого берега эскорт беспорядочно палил в темноту, но от дилижанса его отделяли непреодолимые девяносто футов, и добыча, по сути, была уже у Коршуна в руках.
Так свершилось еще одно черное колдовство.
Глава 38
СМЕРТЬ ДОКТОРА
Дальше все было просто до смешного. При первом же взгляде на могучее тело Красного Коршуна какая-то женщина в повозке истошно прокричала его имя, и огонь с другой стороны разом прекратился. Как выяснилось впоследствии, конвойные боялись, что, если они продолжат стрельбу, разгневанный индеец убьет и оскальпирует всех, кто был в дилижансе.
Никто и не думал сопротивляться. Надев маски, мы примчались всей гурьбой, вытолкнули на дорогу возницу, пассажиров и единственного охранника, построили их в шеренгу. Затем двое парней всех обыскали, собрав полмешка бумажников, часов и украшений, которые сняли с себя две женщины. Но когда работа была закончена, Красный Коршун зычным басом приказал все вернуть, потому что слух подтвердился, — в дилижансе оказалось чуть больше трехсот фунтов золота.
Через несколько минут, равномерно распределив драгоценную ношу, мы уже гнали коней во весь опор.
Вам может показаться, что с самого начала дело было проще некуда. Полагаю, так оно и есть. Ведь стоило повернуть ключик в сознании и сказать себе, что мост может быть взорван, остальное становилось детской забавой.
Но взрыв моста я буду помнить до самой смерти. До сих пор вижу во сне, как поднимаются его тяжелые бревна, слышу грохот больших камней, разлетающихся во все стороны и падающих вокруг меня. А ведь многие из этих глыб были весом в пятьдесят и даже сто фунтов — одной хватило бы, чтобы смять меня в лепешку, однако я остался цел. В тот момент удача со мной, а когда это так, опасность проносится мимо. Земля вокруг того места, где я лежал, была изрыта обломками твердой породы, но, пережив несколько мгновений кромешного ада, я все еще оставался спокоен.
Лишь позже, когда встал, у меня от страха ослабли колени. Вероятно, вы такое замечали: некоторые вещи невозможно воспринять сразу, только потом, задумавшись о происшедшем, ты мало-помалу постигаешь весь ужас того, что могло случиться, и волосы встают дыбом.
Но сильнее всего в моей памяти запечатлелись два образа. Я вижу первую пару лошадей, запряженных в повозку, — вот они подались назад и, прижав уши, в смертельном страхе глядят на разверзшуюся перед ними пропасть; и вижу последних всадников в авангарде — они едва успевают перескочить на другой берег, когда за их спинами вспыхивает ослепительное пламя…
Отправив мост в тартарары, я стал чуть ли не героем в глазах моих товарищей. Когда мы удалились от места ограбления мили на две, парни стали по очереди подъезжать и пожимать мне руку, сердечно поздравляя. Один только Коршун не сказал ни слова.
Что-то подсказывало мне, что я не нравлюсь вождю, что он видит во мне чужака. Его отношение было замечено и другими. Каддиган потребовал объяснения. Схватив за узду моего коня, он подъехал к Красному Коршуну и крикнул:
— Послушай, вождь! Ты ведешь себя так, будто Шерберн ябедничает директору, а между тем это он сегодня защитил честь класса. На твоем месте я погладил бы его по головке и наградил леденцом!
Индеец повернул ко мне голову и ответил трубным басом:
— Его жизнь была у меня на спусковом крючке. Шерберн, еще немного, и я отправил бы тебя к праотцам, и ты знаешь, почему!
С этими словами он подстегнул вороного жеребца и помчался вперед.
Каддиган тихонько выругался:
— Невзлюбил тебя вождь. Странное дело, впервые на моей памяти он кого-то выделяет. Надо будет потолковать об этом с ребятами!
Еще через пять миль Красный Коршун остановил коня и молча стал ждать. За все это время он, наверное, не произнес и трех десятков слов, и теперь ему тоже не было нужды разговаривать. Его люди сами знали, что делать. Они спрыгнули с лошадей, и золото было высыпано из мешков в одну большую кучу. Кто-то достал весы и полный набор гирек.
Делили добычу около получаса. Взвешивание выполнялось с точностью до крупинки. Наконец золото было поделено на двенадцать равных долей с маленьким довеском. Две доли и лишнюю горстку забрал вождь. Остальным досталось по доле. Когда я залез в седло, у меня на поясе висел мешок с восемью тысячами долларов — добрые двадцать пять фунтов награбленного золота оттягивали ремень. За такое богатство каждый второй на Западе был бы готов пустить мне кровь.
Восемь тысяч долларов за один вечер работы! Стоило ли удивляться, что у Красного Коршуна не было отбоя от желающих вступить в его шайку. Сам вождь, едва получив свою часть добычи, поставил вороного на дыбы, развернул его и исчез во мраке. Тут я вспомнил про Доктора и сказал ребятам, что неплохо бы и ему отсыпать немного золотишка, но Ловкач пояснил мне, что с ним вождь расплачивается отдельно, старик никогда не залезает своей ложкой в общий котел после ночной работы.
Мне было интересно, какого они мнения о Докторе. Что ни говори, а мой земляк был забавным старикашкой. Впрочем, будь он помоложе, его злодейство не вызывало бы улыбку. Я даже подозревал, что на самом деле Доктор был еще хуже остальных членов шайки. По всей видимости, именно от него Коршун получал большую часть сведений о том, что творилось в Эмити. Я ехал к лагерю, испытывая смешанное чувство по отношению к моему земляку и имея твердое намерение переговорить с ним, как только мы увидимся.
Остаток пути мы гнали коней неспешной рысью и со стороны могли показаться просто мирной компанией друзей. Но что-то в лицах парней говорило об их готовности разорвать в клочья всякого, кто захочет остановить этот небольшой, но грозный отрядец.
