Цикл "Пограничная трилогия"+Романы вне цикла. Компиляция. 1-5 - Кормак Маккарти
Джон Грейди проснулся в кромешной тьме. Он находился в каком-то каменном мешке, где пахло хлоркой. Он протянул руку, пытаясь понять, что вокруг, и тотчас его пронзила боль, которая словно выжидала, пока он пошевелится. Джон Грейди опустил руку, повернул голову. В темноте светилась узкая полоска. Он прислушался. Стояла мертвая тишина. Каждый вздох резал грудь словно бритвой. Через некоторое время он вытянул другую руку и коснулся холодной каменной стены.
Ола, произнес он. Голос был слабым и дрожащим. Лицо исказила гримаса. Ола, повторил он. В помещении явно кто-то был. Джон Грейди это чувствовал.
Кьен эста[105], спросил он, но никто не отозвался.
Нет, здесь все равно кто-то был, причем уже давно. Или он ошибается? Нет, он не мог ошибиться. Кто-то явно скрывался в темноте, следил за ним… Джон Грейди посмотрел на полоску света. Разумеется, свет выбивался из-под двери. Он затаил дыхание. Комната была маленькой. Такой маленькой, что, если тут кто-то и был, можно, хорошенько прислушавшись, услышать его дыхание. Джон Грейди так и поступил, но ничего не услышал. Он вдруг подумал, а не умер ли он, и от этого его захлестнула та самая волна печали, какая охватывает ребенка, который собирается горько заплакать. Одновременно его пронзила такая жуткая боль, что пришлось взять себя в руки и начать жизнь сначала. Вздох за вздохом.
Он понимал, что надо встать и попробовать открыть дверь, но, чтобы решиться на это, понадобилось немало времени. Сначала Джон Грейди перевернулся на живот, но тотчас же чуть не задохнулся от новой вспышки боли. Какое-то время он неподвижно лежал, судорожно дыша. Затем опустил руку, пытаясь достать до пола, но рука повисла в воздухе. Тогда он осторожно спустил ногу, коснулся пальцами пола и, набираясь сил для следующего шага, лежал, упираясь в кровать локтями.
Когда Джон Грейди наконец добрался до двери, выяснилось, что она заперта. Он стоял на холодном полу, не зная, что делать дальше. Он был весь в бинтах, и, похоже, раны снова начали кровоточить. Он это чувствовал кожей. Затем он прислонился лбом к холодному металлу двери и понял, что и голова у него тоже в бинтах. Внезапно ему страшно захотелось пить. Пора было возвращаться на кровать, но, чтобы собраться с новыми силами, ему пришлось потратить немало времени.
Наконец дверь распахнулась, и в слепящем свете появилась фигура. Это была не медицинская сестра в белом, но демандадеро[106] в грязной форме цвета хаки, державший в руках металлический поднос, на котором стояла тарелка с позоле и стаканом оранжада. Демандадеро был ненамного старше Джона Грейди. Войдя в комнату, он повернулся, стараясь не глядеть на кровать. Но если не считать железного ведра-параши, в комнате не было ничего, и поднос можно было поставить только на кровать.
Парень в хаки подошел к кровати и остановился. Вид у него был одновременно и смущенный и угрожающий. Он показал подносом, чтобы Джон Грейди подвинулся. Тот повернулся на бок, потом кое-как сел. На лбу у него выступила испарина. На нем был грубый больничный халат, на котором запеклась кровь, проступившая через повязки.
Даме эль рефреско. Нада мас,[107] сказал он.
Нада мас?[108]
Но.
Тогда демандадеро подал ему стакан с оранжадом, Джон Грейди взял его и, посмотрев по сторонам, увидел, что на потолке имеется лампочка, оплетенная проволокой.
Ла лус, пор фавор[109], сказал он.
Парень в хаки кивнул, отошел к двери, закрыл ее за собой. Затем в коридоре щелкнул выключатель, и в комнате загорелся свет.
В коридоре послышались шаги, потом наступила тишина. Джон Грейди чуть приподнял стакан и стал пить газировку. Напиток был теплый, еще с пузырьками газа. Джону Грейди он показался восхитительным.
Он провел там три дня: спал, просыпался, потом опять засыпал. Кто-то выключил свет, и он просыпался уже в темноте и окликал тех, кто, как ему казалось, были рядом, но никто не отзывался. Он вспоминал отца в Гоши, где с ним вытворяли страшные вещи. Джон Грейди всегда считал, что он не хочет знать подробности, но теперь убедился, что ошибался. Он лежал в темноте, вспоминал отца и с горечью сделал вывод: к тому, что он успел о нем узнать, больше ничего не прибавится. Джон Грейди не думал об Алехандре. Он понятия не имел, что еще с ним стрясется, и решил воспоминания о ней приберечь напоследок. Поэтому он переключился на лошадей ― сейчас этот предмет лучше всего подходил для раздумий. Потом кто-то снова включил свет, и после его уже не выключали. Джон Грейди в очередной раз заснул, а проснувшись, решил, что вокруг него сгрудились мертвецы и в их пустых глазницах скрывается то самое знание, которым, впрочем, никто и никогда не поделится. Потом он понял, откуда эти скелеты: в этой комнате, решил он, умерло очень много людей.
Дверь отворилась. Вошел человек в синем костюме и с кожаным чемоданчиком в руке, улыбнулся Джону Грейди и осведомился о его здоровье. Джон Грейди ответил, что чувствует себя отлично. Человек снова улыбнулся, положил чемоданчик на кровать, открыл его, вынул хирургические ножницы, толкнул чемоданчик к изножью кровати и поднял перепачканную кровью простыню, которой накрывался Джон Грейди.
Кьен эс устед?[110]
Человек удивленно посмотрел на него и сказал, что он врач. Потом он просунул ножницы под повязку, и Джон Грейди поежился от прикосновения к коже холодного металла. Разрезав бинты, врач отбросит их в сторону, и они оба с интересом уставились на швы.
Врач ощупывал швы двумя пальцами и одобрительно бормотал. Затем он обработал раны антисептиком, наложил новую повязку и помог Джону Грейди сесть. Потом он извлек из чемодана большой бинт и стал обматывать им пациента.
Положи руки мне на плечи.
Что?
Говорю, положи руки мне на плечи. И не волнуйся. Все будет в порядке.
Джон Грейди сделал, как ему было велено, и доктор закончил бинтовать его.
Буэно, сказал он, встал, закрыл чемоданчик и посмотрел на своего пациента. Я скажу, чтобы
