Евгений Костюченко - Русские банды Нью-Йорка
— Черненькая по тебе сохнет. Сама говорила. Сколько ты ей заплатил?
— Коммерческая тайна.
— Ха! Я-то думал, тебе она даст бесплатно, — рассмеялся Томас.
— Ты знаешь, чего ради нас вызвали?
— Да обычное дело. Сейчас сам увидишь.
Дождь кончился, когда они уже подошли к порту. У ограды переминалась небольшая толпа. Типичные новые иммигранты — их еще качает на твердой земле после парохода, и все озираются, со страхом и изумлением в глазах.
От толпы отделился человек, одетый чуть приличнее остальных. Пенсне и рыжая бородка клинышком делала его похожим на учителя.
— Все собрались, только вас ждем, — сказал он, пожимая руку Томасу, и оглядел Илью. — С тобой новенький? Что-то он молодо выглядит.
— Зато его здесь никто не знает.
— Чего это вы нарядились, как на танцы? Ну-ка, сними пиджак, мой юный друг…
Он сам попытался расстегнуть пуговицу на пиджаке Ильи. Но тот перехватил его руку:
— Полегче, приятель.
«Учитель» долго тряс кистью и дул на нее, словно обжегся. А Томас, посмеиваясь, скинул куртку, потом снял рубашку, куртку же надел на голое тело. Глядя на него, Илья поступил так же. Свои рубашки они отдали «учителю», а тот выдал им две замусоленные кепки.
— Вот теперь вы похожи на докеров.
Они затесались в толпу, где Илья обнаружил несколько знакомых физиономий. Эти парни иногда забегали в салун, чтобы о чем-то переговорить с Томасом. Среди иммигрантов они держались особняком, и Томас поздоровался с каждым за руку.
— Ну, Билли вы знаете, парень надежный, проверенный. А кто с той стороны?
— Пятеро из Адской Кухни.
— Будет весело, — Томас потер руки и оглянулся на иммигрантов. — Откуда эти?
— Немцы.
— Какие задохлики. Тоже мне, грузчики. Загнутся через неделю.
— Нас не касается. Наше дело — довести их до пакгауза, а там пускай Сильвер думает.
Толпа вдруг как-то разом стронулась с места, и все зашагали к воротам. Томас дернул Илью за рукав:
— Не спеши. Держись в середке. Когда надо будет, я тебя вытолкну вперед. И все время помни, что я за спиной. Мы тут все двойками работаем.
Глядя вперед, между спинами шагающих немцев, Илья видел, что возле портовых ворот стоит кучка людей с тряпичным плакатом. Материя трепыхалась на ветру, и он не сразу разобрал, что там было написано.
«Равная оплата за равный труд».
И пониже — «10 часов».
— Этих не трогать, — говорил рыжебородый «учитель», шныряя между идущими. — Эти нас пропустят, а лишний шум ни к чему. Впереди большой пикет.
Толпа прошла мимо людей с плакатом, и немцы старались не смотреть в их сторону.
— Штрейкбрехеры! — кричали им вслед. — Убирайтесь назад! Мы же не отнимаем у вас кусок хлеба! Какого черта вы приперлись!
Они шли ровной колонной, угрюмо разглядывая пароходы у причалов. Илью удивило, что повсюду виднелись только матросы. Они стояли у трапов, или маячили наверху, облокотившись о леера — но никто не работал. На мостках не было ни одного грузчика, и причалы выглядели необычно пустынными.
Идущие впереди вдруг встали, и он ткнулся в чью-то спину. Под стенами пакгауза стояла плотная толпа докеров. У многих в руках были палки, а то и стальные прутья. Один наматывал на руку цепь, и снова сбрасывал ее.
— Это Джим из Адской Кухни, — негромко сказал Томас сзади. — Постарайся сцепиться с ним вплотную.
— А что еще остается? — сердито бросил Илья. — С голыми руками… Ты не мог предупредить, что будет такая драка?
— А ты сам не мог догадаться? — Напарник похлопал его по спине. — Не злись. Все, что нам нужно, мы отнимем у пикетчиков. Если кого-то покалечим, с нас и спросу нет. Вот если ты уложишь придурка кастетом или дубинкой, тогда поднимется шум. Не забывай, мы с тобой — немцы, или кто они там. Только что приехали. Идем устраиваться на работу. А люди не ходят на работу с кастетами.
— Работа разная бывает…
— Джентльмены! — раздался откуда-то голос «учителя». — Если вы не намерены сегодня работать, отправляйтесь по домам.
— Сам отправляйся! — ответили пикетчики.
— Если вас не устраивают условия, вы имеете право найти другую работу! А здесь будут трудиться те, кому эти условия нравятся! По-моему, это справедливо! Не так ли?
В ответ полетели камни. Некрупная щебенка звонко щелкала о брусчатку, не долетая до толпы. Но Илья понимал, что за спиной докеров могут скрываться и булыжники покрупнее, и если штрейкбрехеры двинутся к складам, многие головы украсятся шишками.
Рыжебородый уже вещал откуда-то сверху. Илья не сразу отыскал его взглядом. Тот забрался в конторку учетчика, прилепившуюся к стене соседнего пакгауза, и стоял там, наполовину высовываясь из окна. Почему-то ни один камень не полетел в его сторону. Наверно, докеры боялись разбить стекло. Да и как тут не бояться, если «учитель» стращал их чуть ли не виселицей. И забастовка их незаконная, и платят им больше, чем на других пирсах, и рабочий день ничуть не длиннее, а они еще недовольны. Из-за них остановилась погрузка, фирма несет убытки, и все они будут взысканы с зачинщиков, а поскольку у смутьянов таких огромных денег не имеется, то светит им тюрьма, и так далее и тому подобное…
Толпа между тем понемногу начала сдвигаться вперед, к заветному пакгаузу. Докеры заметили это, залпы щебенки стали более густыми, и немцы прикрывали головы локтями, и тихо ругались, отмечая меткое попадание — но все двигались вперед.
И вот между враждующими армиями трудящихся остался какой-то десяток шагов.
— Ну, кто начнет? — негромко спросил Томас. — Я не собираюсь тут торчать весь день. Давай, Билли, покажи им.
Илья почувствовал, как струйки холодного пота потекли из-под мышек по голой коже. Томас толкнул его сзади, и пиджак противно прилип к спине.
Он нахлобучил кепку, отодвинул стоящего перед собой и шагнул вперед. Губы сами собой начали выговаривать непонятно откуда пришедшие слова:
— Битте, камрад. Айн момент, камрад.
Немцы расступались перед ним, и кто-то крикнул вдогонку что-то задорное, боевое.
«Немецкий — язык воинов, — вспомнил Илья. — На французском объясняются в любви, на итальянском поют, а немецкий — для войны. Ну, и где же эти вояки? Обосрались?»
Он шагал, стараясь выглядеть спокойным и уверенным, как человек, идущий на работу. Смотрел в насупленные лица докеров, стараясь не задержать взгляд на Джиме, и особенно на его цепи. Цепь-то была длинная, даже слишком длинная. Хороша, чтобы напугать простака, но слишком тяжела для настоящей работы.
Не останавливаясь, он поднял руку и заговорил, пародируя немецкий акцент: