Луис Ламур - Приносящие рассвет
Кэп вернулся в контору шерифа. Почти стемнело. Я сидел, не зажигая света и кое-что обдумывал.
Кэп присел на корточки у стены и закурил трубку.
— В городе появился человек по имени Уилсон, — начал он, который любит приложиться к бутылке. Несколько дней назад он ходил без цента в кармане, а теперь у него куча денег.
— Какое красиво небо, — отозвался я. — Человек, который назвал эти горы Сангрэ-де-Кристос[18], должно быть, такими их и видел. Алое небо и вершины гор… Напоминает кровь.
— Он напился, — продолжал Кэп.
Я перестал покачиваться в кресле, встал, открыл дверь, отделяющую кабинет шерифа от камер и подойдя к решетчатой двери, посмотрел на лежащего Феттерсона. Я не видел его лица, различал лишь большой черный силуэт на фоне стены и ботинки. И еще светился огонек от сигареты.
— Когда тебе принести поесть?
Он опустил ноги на пол.
— Все равно. Когда хочешь.
— Ладно. — Я повернулся, затем, как бы между прочим, спросил: — Ты знаешь Уилсона?
Он вынул изо рта сигарету.
— Не припоминаю. А что, должен знать?
— Должен… Он слишком много пьет, по-настоящему пристрастился к бутылке. Есть люди, которым не следует давать деньги.
Когда я закрыл за собой дверь, Кэп зажег лампу.
— Человек, которому есть что скрывать, имеет повод для беспокойства.
Феттерсон никак не мог знать, что разболтает Уилсон, а воображение способно на самые фантастические варианты. Как там говорится в Библии? «Виновный бежит от своей тени»?
Самое тяжелое — ждать. В камере Феттерсону не оставалось ничего, кроме как думать с утра до вечера, а значит, скоро он начнет беспокоиться. А Джонатан Приттс не выразил желания повидаться с ним. Неужели Приттс хочет обрезать все ведущие к себе ниточки и оставить Феттерсона на произвол судьбы? Если это могло прийти в голову мне, то Феттерсону тем более.
Кэп остался в конторе, а я пошел в кафе перекусить. Неожиданно в дверном проеме возник Том Санди. Он был небрит и выглядел так, словно давно не отрывался от бутылки. Войдя, Том зажмурился от яркого света, пару раз моргнул, и увидев меня шагнул вперед. По-моему, его немного пошатывало… Или, может быть, я ошибся?
— Значит, ты взял Феттерсона? — ухмыльнулся он с легким презрением. — Ну и что собираешься делать с ним?
— Осудить за соучастие в убийстве, — ответил я. — Мы знаем, что он заплатил убийцам.
— Метишь в родственников, — утвердительно произнес Том с насмешкой в голосе. — А мнением братца поинтересовался?
— Его мнение значения не имеет. Но вообще-то он предложил мне действовать на свое усмотрение, ни о чем не беспокоясь.
— Это на него похоже, двуличный сукин сын.
— Том, — спокойно произнес я, — это определение относится и ко мне, мы, между прочим, братья.
Он долго смотрел на меня, и на какую-то секунду я решил, что он разозлится, и молил Бога, чтобы этого не произошло. Мне не хотелось драки с Томом.
— Извини, — сказал он. — Я забылся. Черт возьми, к чему нам ссориться? Мы столько пережили вместе.
— И я так думаю, вот что, Том, хочешь верь, хочешь нет, но Оррин тоже тебя любит.
— Любит? — с открытой издевкой произнес Том. — Конечно, любит. Да так, что хочет выпихнуть отсюда. Когда я впервые его встретил, он едва мог писать и читать… Сколькому я его научил! Он ведь знал, что я собираюсь выдвигать свою кандидатуру на выборах, и тем не менее обскакал меня, а ты ему помогал.
— Места хватило бы и для тебя и для него. И сейчас тоже есть.
— Как же есть! Что бы я ни пытался сделать, он всегда вставал у меня на пути. На следующих выборах Джонатан Приттс его не поддержит, это я тебе точно говорю.
— Его поддержка не много значит.
Том презрительно засмеялся.
— Слушай, малыш, поделюсь с тобой кое-чем. Без Приттса не видать Оррину победы на выборах, а Джонатан им сыт по горло.
— Похоже, ты хорошо осведомлен о планах Приттса.
Он усмехнулся.
— Знаю, что Оррин надоел и ему и Лауре тоже. Они больше не хотят иметь с ним дела. Подожди, сам увидишь.
— Том, совсем недавно мы вчетвером были очень близки друг другу. Оррин к тебе хорошо относился. Да, вы оба метили на одно и то же место, но Оррин обязательно помог бы тебе, как когда-то сделал ты.
Некоторое время Том ел молча, затем произнес:
— Против тебя, Тай, я ничего не имею, ничего.
После этого мы довольно долго молчали. Наверное, пытались отыскать друг в друге хорошее, поскольку нас многое связывало. Мы вместе столько прошли, пережили беды, видели кровь на своем пути, а эта связь крепче других. Однако когда Том встал, мы оба почувствовали необъяснимую грусть, как будто что-то потеряли.
Том вышел и немного постоял на улице, а я не представлял, что делать дальше. Он был хорошим парнем, однако никто не может затаить обиду и крепко выпивать, оставаясь при этом нормальным человеком.
Той ночью я арестовал Уилсона, но не отправил его в тюрьму, где с ним мог поговорить Феттерсон, а отвел в домик на краю города, где мы останавливались с Кэпом и Оррином, когда в первый раз приехали в Мору.
Я оставил Уилсона с Кэпом, который должен был присматривать за ним и держать подальше от бутылки. Охранять Феттерсона приехал Джо, а я оседлал коня и направился к лесу, но не просто так… Мигель сообщил, что в окрестностях города разбили лагерь два человека, один из которых очень похож на Пайсано.
С вершины холма я стал рассматривать их стоянку в бинокль. Бандиты нашли укромное местечко среди валунов, густо заросшее соснами, мимо которого можно было проехать раз пятьдесят, ничего не заметив; Мигель тоже не знал об этом месте, пока о нем не рассказал один мексиканец.
Вторым в лагере был Джим Дуайер — невысокий, плотный мужчина, который все время сидел на корточках и не выпускал из рук винтовки.
Спешить было некуда. У меня появилось подозрение, что эти двое остановились здесь, выжидая удобный случай освободить из тюрьмы Феттерсона. Значит, мне нужно захватить. их во что бы то ни стало, но обязательно живыми, а это будет трудно, потому что они опытные крепкие ребята, не раз побывавшие в передрягах.
Примерно в пятидесяти ярдах протекал ручей, невидимый из лагеря. Судя по всему, они не первые пользовались этим укрытием — под соснами был грубо сплетенный шалаш, стенами которого служили два валуна. Остаток дня я провел, наблюдая за бандитами. Время от времени один из них вставал, и выходил на узенькую тропинку, ведущую к Море.
Еды им хватало, имелись даже две бутылки, но ни тот, ни другой к ним не притронулись.
К тому времени, когда стемнело, я уже знал каждый камень, каждое дерево, каждую ложбинку, которую можно было использовать в качестве прикрытия, отметил, как можно в темноте незаметно и бесшумно подкрасться, где лежат сухие ветки, где кусты растут пореже.
