Макс Брэнд - Золотая молния
— Я видел девушку, — выговорил Рейнджер, с трудом сглотнув слюну, — которой Нэнси не годится и в подметки.
— Не верю! — не задумываясь, ответил Оливер. — Я имею в виду, — объяснил он, — что та, другая, возможно, была очень мила. Но эта девушка задела меня за живое, Левша. Она тронула меня до глубины души. Поразила меня. — Помолчав, он добавил: — Только я даже не знаю ее фамилии. Но должен узнать. Вы можете мне сказать, Левша? И где она живет? В Шенноне? Кто ее отец? У нее есть братья? Она здесь долго пробудет? Нэнси так же бедна, как я? Или очень богата и потому насмехалась надо мной? Почему вы ничего не говорите, Левша? Не могу больше ждать! Я весь горю от нетерпения. Хочу узнать о ней все!
— Вижу, что ты горишь от нетерпения, — заметил траппер. — Но как я могу отвечать, если ты не даешь мне даже рта раскрыть? Ты не успеваешь закончить один вопрос, а уже задаешь следующий.
— Больше не буду этого делать, — пообещал юноша. — Не прерву вас ни на секунду. Только… Расскажите мне, что вы знаете о ней.
— Боюсь, что я слишком мало о ней знаю.
— Тогда скажите, куда я должен пойти, чтобы узнать больше. Хочу узнать о ней все.
— Того, что я знаю, тебе будет более чем достаточно, — вздохнул Рейнджер. — Боюсь, это так. Видишь ли, сынок, ты кое-что не помнишь. Кого ты преследовал по холмам вчера вечером?
— Вы говорите о Лайонзе и парне, ехавшем с ним? Я потерял их в скалах под Шенноном. Я быстро поднялся наверх, но последний подъем заставил меня немного сбавить скорость. Я мог бы их схватить, но убил бы мою бедную лошадь. Но убийство Лайонза… не стоит смерти моей лошади, ведь верно?
— Нет, конечно, не стоит, — подтвердил траппер, с любопытством глядя на молодого человека.
— А когда я начал спускаться с холма, то увидел под собою Шеннон, мерцающий в лунном свете, и еще увидел, что они уже настолько близко у города, что у меня нет шанса их догнать. — Оливер нетерпеливо щелкнул пальцами. — Только какое это имеет отношение к Нэнси? Я покончу с Лайонзом. Он сбежал от меня один раз, но больше ему не удастся ускользнуть. У него теперь нет людей, которые могли бы меня задержать. Обязательно поймаю его. И то, что он сделал с черным волком, сделаю с ним! Разве это не справедливо?
Заговорив о Лайонзе, Кроссон зажегся. Глаза его вспыхнули. Он сгорал от нетерпения.
— Может, по-твоему, это справедливо, — задумчиво произнес траппер. — Но люди — не животные, не звери. Того, кто убивает другого человека, ждет петля!
— Почему? — резко спросил Оливер. — Животное не может защищаться. А человек может. В десять раз хуже убить беспомощное животное, чем человека! Но мы говорим не о том. Я хочу все узнать о девушке. Вы мне расскажете о ней?
Слова лились из него словно река в период весеннего паводка. Кроссон дрожал от избытка чувств, — так колеблется пламя на сильном ветру.
— Я собирался рассказать тебе только одно. Дело в том, что парень — второй всадник, которого ты преследовал вчера вечером, вовсе не парень. Это была девушка, а звали ее Нэнси Лайонз.
Огонь, пылавший в молодом человеке, погас мгновенно. Оливер больше не сгорал от нетерпения. Напротив, он вдруг ослабел и даже оперся одной рукой на столбик изгороди, к счастью оказавшийся поблизости.
— Нэнси Лайонз?! — повторил он. — Нэнси Лайонз?! Господи, сжалься надо мной! Почему из всех имен в мире ей принадлежит именно это?
Юноша был потрясен настолько, что простоял так довольно долго. Лицо его исказилось от боли.
Наконец он выпрямился, бездумно, механически протянул руку и положил ее на сияющий серебряный бок лошади.
— Я чувствую себя разбитым… Меня словно молния поразила… Золотая молния, Левша. Она была именно такой. Голубое небо и золотая молния, прошившая меня насквозь.
Рейнджер был испуган и озадачен. Молодой человек повторил его слова. Он взглянул на Оливера со странным ощущением братства и понимания.
— Такая девушка, — начал Левша, — разобьет великое множество сердец, прежде чем ее, словно птицу, поймает и крепко удержит в своей руке какой-нибудь мужчина. И что хуже всего, когда ее поймают, она, вероятно, решит, что этот человек — благословение Господа, но сам мужчина будет думать, что она ничуть не лучше множества других маленьких птиц, продолжающих летать в воздухе. Вот так-то! Ты всегда хочешь иметь только то, чего у тебя нет. И она… Я думаю, вряд ли ты сможешь ее удержать. Не найдешь такого способа. Верно, Оливер?
Кроссон медленно пошел вперед. Он побледнел, лоб покрылся испариной. Юноша чуть сгорбился, словно ледяная или огненная рука вцепилась в его живот. Было видно, что Оливер страдает.
— Не знаю, — ответил он. — Мой мозг словно заполнен дымом. Не могу думать. И не знаю, как это преодолеть. Не можете мне помочь, Левша? Скажите, как с этим справиться? Помогите, Левша! Покажите мне, как выбраться из этого леса.
Левша положил руку на плечо Оливера. Сейчас они шли черепашьим шагом. Вокруг стояло самое чудесное, прекрасное горное утро, ведь только в горах утро бывает по-настоящему замечательным. Во всех других местах утро — время довольно унылое. Окна сверкали, дым поднимался над крышами домов сияющими серебряными струями; на западных холмах поблескивали стволы сосен, а на востоке мерцали тополя, будто дрожащие металлические пластинки. Утро оставалось великолепным, но страдания молодого человека набрасывали на окружающее такую тень, что Рейнджер не замечал красоты природы. Он жалел Оливера так, словно тот был его собственной плотью и кровью.
— Я попробую тебе помочь, — пообещал Левша. — Полагаю, Нэнси тебе дороже всего остального в мире, верно?
— Ах! — вздохнул Кроссон. — Если собрать все остальное вместе — эти горы, деревья, прекрасных оленей и волков, рыбу в ручьях и сами ручьи с их золотом в песках, то я, не задумываясь, променял бы их на право пять минут посидеть рядом с ней. Вы слышите меня, Левша?
— Слышу.
— Поверьте! Просто сидел бы и смотрел. Даже если она не будет знать, что я рядом. Если бы мне только удалось ее еще раз увидеть! Вы заметили, как она шла, Левша?
— Шла легко и свободно.
— Нет, она шла по земле так, как ласточка летит по небу, — взмывая вверх и ныряя вниз.
— Это ты видишь ее такой, и такая она лишь для тебя. Но тогда тебе легко пойти и встретиться с ее кузеном, сказать Лайонзу, дескать, ты сожалеешь, что обращался с ним как с диким зверем, преследуя его по холмам.
— Сказать ему, что я сожалею? Помириться с ним? — эхом повторил молодой человек, отчетливо произнося каждое слово и сопровождая его изумленным вздохом. — Но я дал клятву Господу всемогущему, что поступлю с Лайонзом так, как он поступил с моим волком. А, понимаю, вы считаете, для меня это вроде смерти собаки. Но вас ведь не было рядом со мной раньше, вы не видели, как я тысячу дней занимался им. Он родился больным щенком. Я вылечил его. Я учил его. Он умел читать мои мысли. Он мог лежать у моих ног и понимать все по выражению моего лица.
