Луис Ламур - Одинокие мужчины
Поставив их рядом, стал ждать. Снаружи слышался разговор у окна, затем дверь из конторы отворилась и, толпясь в узком коридоре, вошли люди. Некоторые, не поместившись в камере, остались за дверью.
Я встал.
— Чего-нибудь ищете? — Я старался говорить беспечным тоном. — Если так, то здесь вам искать нечего.
— Мы собираемся повесить тебя за убийство Билли Хиггинса.
— Да, я убил его, как он и просил. На его месте или на моем, вы бы поступили точно так же.
От парней разило перегаром. Для храбрости они наверняка вылакали немало виски, но все они были неробкого десятка и очень даже крутыми. Я услышал, как кто-то зазвенел ключами, и понял, что нельзя терять времени даром.
— Вот что я вам скажу и повторять не стану: убирайтесь отсюда подобру-поздорову, и чем быстрее, тем лучше.
Они пришли без огня, а здесь было темно, как в подземелье. Они не подумали, что для того, чтобы вытащить меня из камеры, им потребуется свет, да и внимания привлекать не хотели, ведь я был один, а их было двадцать.
— Смотрите, как он распоряжается! — сказал кто-то. — Открывайте замок и давайте выволакивать его оттуда.
Иногда надо говорить, а иногда — действовать. Я никогда не был хорошим оратором. Услышав, как они пытаются вставить ключ в замок, схватил обеими руками длинную трубку и изо всех сил на уровне плеч всадил ее между прутьями решетки. В темноте это было страшное оружие — коридор тюрьмы был узким, и народу набилось в него, как сельдей в бочку. Послышался хруст и ужасный, прерывистый хрип.
— В чем дело? Что случилось? — заорал кто-то, в голосе звучала паника.
Перехватив трубу покрепче, я снова ударил ею в толпу, на этот раз ниже.
Еще один вопль и крик:
— Назад! Ради Бога, уходим!
— Что происходит? — закричал другой. — Вы что, сошли с ума? Отпирайте камеру!
Я отвел трубу подальше и с силой ударил ею еще раз, целясь туда, где только что звучал повелевающий голос. И тотчас же услышал дикий вопль:
— Выходите! Выходите!
Люди толкались и дрались, стараясь поскорее выбраться из тесного коридора. Тем временем я просунул трубу в решетку на уровне колен, и несколько человек попадали на пол. Кто-то выхватил револьвер и вслепую выстрелил в камеру. Пуля прошла в нескольких футах от меня. В ответ я еще раз двинул трубой и наконец услышал очередной вопль и удаляющийся топот ног. Коридор опустел, только кто-то, стеная, лежал на полу.
— Так вам и надо, — спокойно сказал я. — Вы получили то, к чему стремились.
— Помоги! Бога ради, помоги мне!
— Как, по-твоему, я это сделаю? Я же за решеткой. Ползи наружу, там кто-нибудь из твоих дружков поможет…
В коридоре раздался еще один душераздирающий стон. Я прислонил трубу к стене и ждал. Если они придут опять, наверняка будут стрелять, однако у меня было предчувствие, что больше никто сюда носа не сунет.
На улице послышались сердитые голоса, затем дверь открылась. Чиркнула спичка, и кто-то зажег лампу. В коридоре появились люди, среди которых я узнал Оури, почтенного и уважаемого гражданина.
— Что случилось? Что здесь произошло? — спросил он.
Один человек без движения лежал на полу, за другим, который полз, тянулся кровавый след. Перед камерой валялись распущенное лассо и револьвер.
— Ко мне приходили посетители, — сказал я, облокотившись на решетку. — Хотели пригласить на пикник с веревкой, только я не согласился, и им пришлось уйти.
Лицо Оури было суровым.
— Прошу прощения, молодой человек. Это была шайка бродяг, а не жители Тусона.
— Я так и подумал, — сказал я. — Мистер Оури, как вы считаете, мне могут принести из «Мухобойки» кофейник и что-нибудь поесть? Я ужасно проголодался.
— Я сделаю даже больше. Джим, — он повернулся к охраннику, — дай мне ключи. Я угощу этого молодого человека обедом. -
Он оглянулся. Лежащего на полу человека осматривал доктор.
— У него три сломанных ребра и пробитое легкое, — тихо сказал доктор.
— Это его заботы, — грубовато отозвался я. — Каждый, кто имеет дело со скотом, должен знать, что коровы бодаются.
— Я тоже так считаю, — сухо ответил Оури.
Звякнули ключи, и замок открылся.
— Выходите, мистер Сэкетт. Я угощаю.
— Не возражаю, — сказал я, — но предупреждаю, что люблю поесть, у меня как раз пробудился аппетит.
Когда мы вошли, в «Мухобойке» почти никого не было, но через несколько минут там не осталось ни одного свободного места.
Поев, я откинулся на спинку стула. Один из горожан подошел ко мне с моим винчестером и патронной лентой.
— Если останетесь в городе, лучше ходить с оружием.
— Останусь, — ответил я, — пока все не прояснится. Я не сделал ничего дурного. Убил тяжело раненного, хорошего человека, крепкого парня. На том солнцепеке, под стрелами апачей он мог бы протянуть в мучениях несколько часов.
— Я бы попросил о том же, — сказал кто-то.
После этого я замолчал. Настроение улучшилось: я хорошо поел, мне вернули оружие, и единственное, чего мне хотелось, — это поскорее покончить с этим делом.
Вошел доктор и жестко посмотрел на меня.
— Должен признаться, что вас опасно загонять в угол. Вы уложили четверых: у одного раздроблена скула, не хватает девяти зубов и изуродовано лицо, у другого порваны мышцы плеча, у третьего проломлен череп и на пять дюймов раскроен скальп. У человека с пробитым легким есть шанс выжить, если ему повезет. Кроме того, шестеро или семеро отделались легкими ранениями.
— Они пришли, чтобы убить меня, — сказал я.
Дверь на улицу открылась, и вошли двое — капитан Луистон и Токлани, индейский разведчик. Они обвели взглядом помещение и, отыскав меня, подошли к моему столику.
— Сэкетт, — сказал Луистон, — Толкани говорил с Катенни, они подтвердили вашу историю. Катенни и еще пара апачей подробно рассказали, при каких обстоятельствах вам пришлось убить Хиггинса.
— Ты говорил с Катенни? — спросил я Токлани.
— Он тоже. — Индеец указал на Луистона. — Мы вместе ездили в лагерь апачей.
Я взглянул на Луистона.
— Вы здорово рисковали, приятель.
— Просто хотел добиться справедливости, зная, что апачам уж наверняка известно, что случилось во время нападения. Я не был уверен, что они станут разговаривать со мной, но помог Токлани. Катенни высоко отзывался о вас, Сэкетт, сказал, что вы храбрый и сильный воин.
— Он вернул свою женщину?
— Да, и он благодарит вас. — Луистон как-то странно посмотрел на меня. — Он может сложить оружие и вернуться в резервацию.
— Будем надеяться, что он вернется. Это хороший индеец.
Вот и все. Никто больше не жаждал упрятать меня в тюрьму, но я решил дождаться шерифа, чтобы и в будущем не возникало никаких вопросов. Люди на улице останавливались поговорить со мной, а некоторые благодарили за спасение детей.
