Случай в департаменте - О. Генри
— К черту законодательное собрание, — сказал Стендифер и повернулся к выходу.
Казначей окликнул его:
— Стендифер, я лично с удовольствием внесу сотню долларов на неотложные расходы дочери Амоса Кольвина. — Он полез за бумажником.
— Не беспокойтесь, дядя Фрэнк. В этом нет нужды. Она пока не просила ни о чем подобном. Кроме того, ее дело находится в моих руках. Я вижу теперь, какой маленький, жалкий, куцый и корноухий департамент мне поручен. По-видимому, он имеет такое же значение, как старый альманах или книга для регистрации приезжих в отеле. Но до тех пор пока я его возглавляю, он не захлопнет двери перед дочерью Амоса Кольвина, не использовав всей полноты предоставленной ему власти. Вы еще услышите о департаменте страхования, статистики и истории.
Уполномоченный вернулся в свою канцелярию задумчивый. Он несколько раз открыл и закрыл чернильницу на своем столе, потом заговорил.
— Почему вы не добиваетесь развода? — спросил он вдруг.
— У меня нет для этого денег, — ответила женщина.
— Жаль, что в настоящее время возможности моего департамента сильно урезаны. Вероятно, статистика превысила свой кредит в банке, а из истории обеда не сваришь. Но тем не менее вы обратились по правильному адресу, сударыня. Департамент вас выручит. Где, говорите вы, находится сейчас ваш муж?
— Он был вчера в Сан-Антонио. Он там сейчас живет.
Внезапно уполномоченный отбросил свой официальный тон. Он взял маленькую поблекшую женщину за руку и заговорил по-старинному, как прежде около костра:
— Ваше имя Аманда, не правда ли?
— Да, сэр.
— Я это знал. Я часто слышал его от вашего отца. Аманда, перед вами — лучший друг вашего отца, глава крупного учреждения в системе управления штатом, и он поможет вам. И еще перед вами старый бродяга и клеймовщик скота, которого не раз выручал из беды ваш отец, и он хочет задать вам один вопрос. Аманда, есть у вас деньги, чтобы прожить два-три дня?
Бледное лицо миссис Шарп чуть порозовело:
— Вполне достаточно, сэр, на несколько дней.
— Вот и прекрасно. Возвращайтесь сейчас туда, где вы остановились, и приходите в департамент снова послезавтра часа в четыре дня. Возможно, что к этому времени я смогу сообщить вам что-нибудь определенное.
Уполномоченный вдруг смутился и умолк. Потом спросил:
— Вы сказали, что ваш муж застраховал свою жизнь в пять тысяч долларов. Не знаете ли вы, сполна ли уплачены страховые взносы?
— Он уплатил за год вперед месяцев пять тому назад, — сказала миссис Шарп. — Полис и квитанция у меня в чемодане.
— Тогда все в порядке, — сказал Стендифер. — Такие вещи нужно хранить. Они могут пригодиться.
Миссис Шарп ушла, и вскоре после этого Стендифер отправился в небольшой отель, где он жил, и стал просматривать в газете расписание поездов. Спустя полчаса он снял сюртук и жилет и укрепил с помощью ремней, перетянутых через плечо, револьверную кобуру так, чтобы рукоять приходилась у него слева под мышкой. В кобуру он вложил короткоствольный револьвер сорок четвертого калибра. Снова одевшись, он зашагал к станции и сел в поезд, отходивший на Сан-Антонио в восемнадцать-двадцать.
* * *
На следующее утро жители Сан-Антонио прочитали в газете «Экспресс» следующее сенсационное сообщение:
«БЕНТОН ШАРП ВСТРЕТИЛ ДОСТОЙНОГО ПРОТИВНИКА
В ресторане «Золотая арка» убит известный на всем Юго-Западе десперадо.
Крупный чиновник штата успешно парировал нападение скандалиста. Великолепная демонстрация мастерства револьверной стрельбы.
Вчера около одиннадцати часов вечера Бентон Шарп и с ним еще двое лиц вошли в ресторан «Золотая арка» и расположились за столиком. Шарп был в нетрезвом состоянии, вел себя шумно и вызывающе, как и всегда, когда он находился под действием алкоголя. Через пять минут после него в ресторан вошел высокий, хорошо одетый пожилой джентльмен. Некоторые из присутствующих узнали в нем достопочтенного Люка Стендифера, недавно назначенного уполномоченным по страхованию, статистике и истории. Пройдя в ту сторону, где находился Шарп, мистер Стендифер остановился у соседнего столика, собираясь занять за ним место. Вешая шляпу на один из укрепленных вдоль степы крюков, он уронил ее на голову Шарпа. Шарп обернулся и разразился потоком ругательств. М-р Стендифер спокойно извинился, но Шарп продолжал сквернословить. Присутствующие видели, как м-р Стендифер подошел к Шарпу и сказал ему несколько слов так тихо, что нпкто, кроме Шарпа, не мог ничего услышать. Шарп вскочил разъяренный. М-р Стендифер отступил на несколько шагов и спокойно стоял, скрестив руки на груди поверх своего просторного сюртука.
Со стремительностью, из-за которой Шарпа так всегда боялись, он схватился за револьвер — движение, предшествовавшее гибели по крайней мере десятка людей от его руки. Как ни быстро было это движение, все же еще большая быстрота была в ответ продемонстрирована мистером Стендифером. Молниеносность, с которой он выхватил револьвер, по утверждению присутствующих, превосходит все когда-либо виденное на Юго-Западе. Пока револьвер Шарпа поднимался, — а это заняло какую-то долю секунды, — блестящий «0,44», как по волшебству, появился в правой руке м-ра Стендифера, который, не сделав сколько-нибудь заметного движения рукой, прострелил Бентону Шарпу сердце. Передают, что новый уполномоченный по страхованию, статистике и истории воевал в свое время против индейцев, а затем в течение многих лет служил в пограничной охране, чем и объясняется его необычайная сноровка в обращении с «0,44».
Полагают, что м-ру Стендиферу не грозят никакие неприятности, помимо неизбежного, состоящегося сегодня, формального слушания дела, так как все свидетели сходятся в утверждении, что его действия ограничивались самозащитой».
* * *
Когда миссис Шарп появилась, как было условлено, в канцелярии уполномоченного, она застала его спокойно догрызающим яблоко «золотой рассвет». Он поздоровался с ней без всякого смущения и, не колеблясь, обратился к событию, которое было у всех на языках.
— Я должен был это сделать, сударыня, — сказал он просто, — в противном случае он бы меня пристрелил. Мистер Кауфман, — обернулся он к старому клерку, — просмотрите, пожалуйста, отчеты общества по страхованию жизни и скажите, все ли у них в порядке.
— И смотреть нечего, —
