Луис Ламур - Тропа чероки
Нет, это не все, о чем он подумал. Мэри была уверена: когда он начал говорить, у него в мыслях было нечто другое. Какие могут быть дела у Сканта Лутера?
— Уот, почему бы тебе не пойти в дом и не помочь барышням мыть посуду?
— Нет, мэм.
— Нет? Но почему же, Уот? Я считала…
— Нет, мэм. Я буду делать работу по дому. Приносить дрова или таскать воду. Буду кормить лошадей, убирать за ними навоз, но женскую работу делать не стану. У меня есть гордость, мэм. Некоторое время я холостяковал, сам себе готовил и стирал, и так далее, но это совсем другое.
— Холостяковал?
— Да, мэм. Так называется, когда мужчина живет один и сам о себе заботится. Вроде он как бы холостяк, ну и называют это «холостяковать».
— Понимаю. Вижу, мне еще многому придется учиться, Уот.
— Я помогу вам, мэм. — Он обвел жестом окрестности. — Я никогда не работал в таком месте, но ходил за табуном всю свою жизнь. Я умею запрячь упряжку или оседлать коня, могу пасти скотину. Могу доставлять верхом донесения, смазывать дегтем колеса и ничего не имею против «подай-принеси».
Темпль Бун задержался за кофе, и когда Мэри вошла, перевел взгляд с нее на Уота. В глазах его была легкая улыбка.
— Вижу, нашли себе мужика в хозяйство, мэм.
Она улыбнулась.
— Похоже, что так. Он собирается остаться и помочь мне.
Первой ее мыслью было, что они с Пег будут спать в небольшом коттедже, предназначенном для них, но чем больше она размышляла, тем меньше ей нравилась эта идея. Подло оставлять Мэтти одну на станции, лучше им держаться всем вместе. У нее есть ружье мужа, и оно заряжено. Еще ребенком Мэри часто охотилась вместе с отцом на уток и гусей и научилась стрелять.
— Хорошо бы и у тебя было оружие, Мэтти.
— Конечно, мэм, это лучше всего, но не бывает дома без оружия. Вот там нож для разделки мяса и поленья для растопки печки, печная заслонка, а здесь — перец в перечнице. Кроме того, мы можем держать под рукой кипяток. Он имеет обыкновение изменять намерения мужчин. Будем управляться тем, что у нас под рукой, мэм. — Уперев руки в бока, Мэтти огляделась. — Можно взять бельевую веревку и протянуть перед дверью, как раз на уровне колен. Когда те, что ворвутся, упадут, можно бросить в них горящее полено или кочергу из камина.
— Этак можно и убить кого-нибудь!
— Да, мэм, но ведь когда человек врывается ночью в ваш дом или лезет туда без разрешения, он действует на свой страх и риск.
— Ты права, Мэтти. Будем держать воду на огне, просто так, на всякий случай.
— Да, мэм. Много людей было убито еще до того, как изобрели ружье, да и никакое оружие никогда не останавливало тех, кто твердо решился на убийство. Это относится и к женщинам.
— Кажется, тут во мне нет никакой нужды, — прокомментировал Темпль Бун, не спеша попивавший свой кофе.
— Мы не знали, что вы хотели нам помочь.
— Была у меня такая мыслишка, но теперь, пожалуй, я лучше постою в сторонке и понаблюдаю за этим представлением. Плохо только, что вы можете связать не того теленка.
— Что вы имеете в виду?
— Положим, Скант Лутер вообще не станет обращать на вас внимания. Ему не нужно приходить сюда и отрывать вас от дел. Теперь за эту станцию отвечаете вы. А что, если он просто угонит ваших лошадей или подожжет сено? Скант Лутер не дурак. Его могут повесить за приставание к женщине, и он об этом знает. Конечно, он может на это пойти, но только если поблизости никого не окажется. Тогда легко все свалить на индейцев или придумать что-нибудь в таком роде.
Конечно же, Темпль Бун прав. Сначала Мэри подумала, что Лутер захочет отомстить ей лично, но если она будет прятаться в доме, он сделает все что угодно снаружи.
— Спасибо, мистер Бун. Вы правы. У нас не много оружия, но…
— Мэм, вообще-то у меня есть револьвер, — вмешалась в разговор Мэтти. — Не очень большой по размеру, но, когда он под рукой, чувствуешь себя увереннее.
— А конюшню и корраль предоставьте мне, — предложил Бун. — Я никуда не еду, и моя лошадь тоже там стоит.
— Я не могу просить вас об этом, мистер Бун. Вас могут убить.
— Нет ни одного мужчины к западу от Миссисипи, которого не могут убить, мэм. Я видел людей, которых насмерть забодал бык или затоптали в давке, которых сбросила лошадь и тащила за собой, потому что нога застряла в стремени. Человек может упасть со скалы, на него может свалиться кирпич или упасть дерево, или он может оказаться под завалом в своем руднике. Есть сто способов убить человека, которые не имеют ничего общего ни с оружием, ни с индейцами, ни с разбойниками. Тут суровью места, мэм.
— Но это касается только меня.
— И меня тоже. Я буду спать снаружи, и тот, кто будет шляться тут по ночам, обязательно меня разбудит.
— Вы наживете себе врагов.
— У меня они есть, попадаются то тут, то там. Иметь врагов для мужчины неплохо. Излечивает от беспечности.
Когда Бун вышел на улицу, Мэри закрыла дверь и задвинула засов. Потом подошла к столу и села. Мэтти принесла ей еды и кофейник.
— Поешьте, мэм. Ночь будет длинной.
— Да, конечно. А где Пег?
— Она очень устала. Я устроила ей постель из тех вещей, что вы везли наверху дилижанса. Она уже крепко спит.
— Кто он, Мэтти?
— Темпль Бун? Не думайте о нем, мэм. Он из тех, кто сегодня тут, а завтра там. Все время кочует. Возможно, вы никогда его больше не увидите.
— Он странный человек.
— Да уж, что есть, то есть.
Мэри устала. Она была голодна, но не было сил даже поесть. Она подкрутила фитиль, прошла в комнату, где спала Пег, и прилегла рядом с ней.
Завтра ее ждет уйма дел. Сначала убрать тут грязь, которую оставил после себя Скант Лутер, потом организовать, и как можно эффективнее, обслуживание дилижансов, кормежку пассажиров и отправку их в путь. Хорошо бы посмотреть на какую-нибудь другую станцию по Тропе Чероки, поучиться, как там все делается.
В темноте человек по имени Бун был всего лишь еще одной тенью среди множества теней, отбрасываемых конюшней, корралем и домом через дорогу. Слышны были только звуки, издаваемые лошадьми, и его слух машинально отделял эти слабые шорохи от других, готовясь воспринять иные звуки, если они вдруг появятся. Он сидел на углу корраля, там, где сгущались тени, поставив ружье между ног и прислонив дуло к плечу.
Долгое время стояла тишина, только слабый ветер шелестел листвой, но был он такой легкий, что не помешал бы слышать самые осторожные шаги.
Затухающие угли в камине отбрасывали неяркие красноватые блики, притушенная лампа горела слабым желтоватым светом. На улице шелестели листья, и Мэтти, ворочавшейся на своей кровати, снился шум морского прибоя, разбивающегося о песчаный берег Керри.
