Луис Ламур - Золото Телла Сакетта
Только погоня за какими-то сокровищами могла загнать людей так далеко в глушь, если, конечно, они не прятались от кого-нибудь. И не нужно было тут никакого пророка, я и сам сообразил, что этот след может привести к крови и смерти, потому что когда в мозги людские втемяшится золото, здравый смысл их покидает.
День близился уже к закату, когда я пробрался через проход, узкий, как замочная скважина, в высокогорную долину - голую, без следа растительности. Она лежала под небом, пустая и унылая, как гранитная миска, почирканная то здесь, то там полосками снега и льда в трещинах.
Граница леса осталась на тысячу футов ниже, я был сейчас совсем близко к темнеющему под вечер небу, и вдоль долины тянул леденящий ветерок легкий, не сильнее вздоха. Тишина стояла полная, я слышал только перестук копыт своих лошадей да поскрипывание седла. В воздухе попахивало привидениями, и моя верховая лошадь шла шагом, насторожив уши.
С левой стороны показалось зеркало призрачной воды, холодное высокогорное озеро, видно, его питали тающие снега; дыхание ветерка едва рябило воду. Озеро лежало тихое и плоское, и оно встревожило меня, потому что слышал я всякие-разные истории об озерах с призрачной водой высоко в горах.
А потом донесся звук, и мои лошади услышали его первыми. В пустынном краю путник должен внимательно следить за своими лошадьми, потому что они зачастую могут увидеть или услышать такое, что человек прозевает, а эти аппалузы родились и выросли в горах, гуляли дикарями, их поймали, но в душе они так и остались дикими и, подобно мне самому, сохранили любовь к диким, пустынным, безлюдным местам.
Звук долетел издалека, он напоминал шум ветра в большом лесу или отдаленный грохот поезда, бегущего по рельсам. По мере нашего приближения шум усиливался, и наконец я понял, что это шумит падающая вода.
Я выехал к следующей замочной скважине, ещё уже, чем первая, и метки вели прямо к этой расщелине. Рядом с узкой тропой неслась вода, стекающая из того призрачного озера, стремительно летела вниз по крутому желобу в путанице белых пенных струй.
Я видел, как она падала вниз каскадом по уступам, крутым откосам, быстринам. Проход был глубокий и тесный - не ущелье, не каньон, а просто узкая рана на лице горной стены, угрюмое местечко, укрытое тенью и заливаемое брызгами от бурных струй. Ниточка тропы была продернута по самому краю ревущего водостока, и тропа, должно быть, большую часть времени скрывалась под водой.
Можете мне поверить, я туда не спешил, долго вглядывался в эту темную, узкую трещину, заполненную ревом воды. Но на стене, в углублении, вырытом специально для этого, лежал осколок кварца - а я уже забрался слишком далеко, чтобы поворачивать оглобли.
Мои лошади пугливо сторонились этой щели, им она вовсе не нравилась, но я был не такой мудрый, как мои лошади, и погнал их туда, вниз по скату впрочем, достаточно осторожно.
Желоб был узкий... здорово узкий. Если он станет совсем непроходимым, то развернуться обратно лошадям тут будет негде. Ни одного мустанга ещё никто не обучил пятиться назад, да и, в любом случае, я никак не смог бы управлять вьючной лошадью, которая шла за ним в поводу.
Ну, когда я сдвинул своего коня с места, этот аппалуза оказался таким же дураком, как я сам. Поставил уши торчком и пошел вниз, местами сползая на заднице, здорово круто тут было. И ни черта не слышно за ревом воды.
Скальные стенки вздымались на сотни футов над головой, местами сближались так, что сверху виднелась лишь тонкая светлая трещинка, и казалось, будто едешь сквозь пещеру. Кое-где над водой нависали папоротники, а на двух участках - один длиной ярдов тридцать, второй раза в два больше - вода текла тонким слоем поверх тропы.
В других местах, где поток уходил в глубокие промоины рядом с тропой, я полностью терял воду из виду и только слышал её. В двух-трех точках возле водопадов водяной туман и брызги стояли плотным облаком, я насквозь промок, да и все вокруг было мокрое. Этот проход - настоящая смертельная ловушка, я её костями чуял, будьте уверены. Если кто говорит, что никогда не был напуган, так он или врет, или нигде не бывал и ничего не сделал за всю свою жизнь.
Около трех миль я пробирался по этой дорожке. Я спустился больше чем на тысячу футов, судя по растительности в долине, которую я в конце концов обнаружил. Она открылась по правую руку от меня, сперва узкая, а потом расширилась. Река убегала, кувыркаясь, вниз и исчезала в узком, глубоком каньоне. Его затеняли папоротники и деревья, выросшие в трещинах скальных стен. Но тропа сворачивала в долину.
В этом месте долина имела в ширину не больше двухсот ярдов. По обе стороны круто устремлялись к небесам каменистые склоны. Пеший человек мог бы на них взобраться, но лошадь не поднялась бы и на шесть футов. Последние солнечные лучи подкрашивали стену каньона на востоке, но ярдов сто пятьдесят я ехал в глубокой тени.
Потом долина расширилась. Похоже, она имела пару миль в длину, а шириной была от четверти до половины мили. По дну её бежал ручей и вливался в вытекающий из озера поток, вдоль которого я ехал.
Ложе долины представляло собой красивый высокогорный луг, чистое удовольствие для глаза, а вдоль речки росли осины маленькими рощицами, карликовые ивы и другие деревья, названия которых я не мог припомнить. Невдалеке паслись несколько лосей (ну, на самом деле это олени вапити, их только все зовут лосями), они подняли головы и поглядели на меня. Похоже, в эту долину вел и какой-то другой путь, но по их поведению наверняка сказать было трудно: когда я подъехал ближе, они отошли, но вид у них был ничуть не испуганный.
Вьючная лошадь уныло тащилась сзади на поводу, как вроде ей вовсе не хотелось идти в эту долину. Подседельный конь шел без сопротивления, но, по-моему, ещё не решил, нравится ему эта затея или нет. А что до меня, так я трясся и каждую минуту ждал появления призраков, как восьмилетний мальчонка вечером на кладбище.
Короче, я вытащил из чехла свой винчестер - понятия не имею, чего я ждал.
Мы продвигались медленным шагом. Конь переступал вытянутыми, напряженными ногами, насторожив уши, робко и осторожно, а я думал, что в жизни не видел такой красивой долинки, укрытой предвечерними тенями, с мазками розового и сиреневого на окружающих скалах высоко над нами.
А потом я увидел пещеру.
На самом деле это было просто углубление, вырытое в обрыве ветром и водой, но оно врезалось в скалу футов на восемь, а в самом глубоком месте и на все десять, а вход в него маскировали несколько деревьев, в основном, осины.
Я слез с седла и привязал лошадей к дереву - не хотел рисковать: они могли убежать и оставить меня пешим.
