Луис Ламур - Одинокие мужчины
Дорсет каким-то образом сумела раздобыть револьвер. Она выстрелила в одного из парней Хадденов и бросилась к лошади, прижимая к груди ребенка.
В этот момент я увидел на холме индейца, тот стрелял в нас. Я повернул коня и помчался за Дорсет.
Она не теряла времени. К счастью для нас, пара лошадей стояли оседланными. Дорсет развязала одну из них и усадила ребенка в седло, затем вспрыгнула сама, и мы, как сумасшедшие, погнали лошадей через пустыню.
А может, мы и впрямь были немножко сумасшедшими. Мне казалось, что бегство невозможно, однако каждый прыжок вороного приближал нас к свободе. Позади слышались выстрелы, кто-то скакал справа.
Вдруг перед нами открылся глубокий овраг шириной футов восемь — десять. Я увидел, как Дорсет перемахнула его, пришпорил вороного, и умный конь преодолел препятствие, словно всю жизнь учился летать. Мы приземлились, даже не споткнувшись, на всем скаку спустились во впадину, промчались через нее, рванули вверх по склону и влетели в кактусовый лес. Лошади принялись петлять между колючими растениями.
Мы выбрались на открытое пространство и опять погнали лошадей. Когда мы, наконец, замедлили шаг, то поняли, что никто за нами не гонится.
Оглянувшись, я не заметил ничего подозрительного. Мы оторвались от апачей на несколько миль и теперь ехали в кедровнике. Я вынул винчестер, проверил его и снова убрал в чехол. Потом перезарядил оба шестизарядника. Я помнил, что нажимал на курок четыре или пять раз, однако пустых гильз оказалось восемь, значит, я сдваивал выстрелы.
Приведя в порядок оружие, подъехал к Дорсет. Ребенок сидел в седле впереди нее.
— Что случилось с остальными? — спросил я.
— Им удалось уйти. Гарри оказался не хуже любого апача. Когда появились эти люди, они просто растворились в лесу.
— Будем надеяться, что они в безопасности.
Местность, по которой мы ехали, постепенно менялась. Она стала холмистой, и растительности побольше. Недавно прошел дождь, ливень в пустыне, который обрушивается на небольшом пространстве, а затем вдруг прекращается, и через некоторое время вам кажется, будто его и вовсе не было. Но дождевая влага сохранилась кое-где в руслах высохших ручьев, а также пополнила естественные водоемы, так что мы сможем напоить своих лошадей.
Глаза были словно засыпаны песком, болели, и я мучился, когда надо было тщательно оглядеть местность. Пальцы закостенели, их приходилось постоянно сжимать и разжимать, чтобы вернуть гибкость. Во рту пересохло так, что я никак не мог утолить жажду.
Неожиданно на меня навалилась усталость. Давало о себе знать напряжение всех тех дней, когда нам приходилось без конца лавировать, убегать от погони и вступать в единоборство с хитрым и отважным врагом.
Лошади выбились из сил. Несколько раз я ловил себя на том, что засыпаю в седле, и каждый раз вздрагивал, очнувшись, и принимался судорожно оглядываться по сторонам. Я был почти в отчаянии. Испанец мертв… Тампико Рокка мертв… А что с Джоном Джеем?
Скоро стемнеет, и, если мы хотим сегодня добраться до границы, необходимо сделать привал. Мы-то еще, может, как-нибудь продержимся, но не лошади. Они нуждаются в отдыхе.
— Думаете, за нами гонятся? — спросила Дорсет.
— Не знаю, — ответил я и больше не произнес ни слова.
Солнце скрылось за горизонтом, и складки холмов стали заполнять тени. В вечерней тишине переговаривались куропатки, ветер шелестел в высохших от жары листьях кустарника, мягко уходили в песок копыта лошадей.
В скалах появился на мгновение одинокий койот и тут же бесследно исчез подобно апачам. На небе стали зажигаться звезды — одна, очень яркая, неподвижно повисла над горизонтом. Время от времени я посматривал на нее и наконец сказал:
— Это огонь. Возможно, костер.
Дорсет повернула голову.
— Это не индейский костер, — сказала она.
Мы натянули поводья, я приподнялся в стременах.
— Возможно, это Хаддены.
Она взглянула на меня.
— Это после того, как вы с ними разделались? Вы уложили двоих, это точно, а может быть, и троих. Остальных наверняка прикончили апачи.
Может, и так. Я никогда не считал, не делал зарубки на рукоятке револьвера — это удел зеленых юнцов.
— Ну что, попробуем? — сказал я. — Огонь ближе, чем граница. К тому же граница для апачей ничего не значит. Только что к югу от нее армия их не преследует.
— Можно разведать, — отозвалась Дорсет. Она тронула лошадь и направилась к костру.
Желтое небо поблекло и сделалось серым, а потом стало подобно черному бархатному пологу. Еще на расстоянии я пришел к выводу, что это армейский лагерь — три больших костра были расположены в ряд. Какое-нибудь кавалерийское подразделение человек в сорок. Мы осадили лошадей, и я окликнул солдат.
— Эй, в лагере! Можно подъехать? Со мной женщина и ребенок.
Молчание…
Оно длилось довольно долго — видно, кто-то пытался разглядеть нас в бинокль, хотя было довольно темно.
— Ладно, — раздался ответ, — подъезжайте. Только осторожно.
Я узнал голос. Это был капитан Луистон. Рядом с ним стоял лейтенант Джек Дэвис.
Лейтенант перевел взгляд с меня на Дорсет Бинни и коснулся полей шляпы.
— Как дела, мэм? Мы за вас беспокоились.
— Со мной все в порядке. Благодаря мистеру Сэкетту.
— Вы не встречали других детей, капитан? — спросил
— Гарри Брука и детишек Крида?
— Они здесь, в безопасности. Поэтому-то мы вас и ждали.
Мы ввели лошадей в лагерь и спешились. Ощутив под ногами твердую землю, я пошатнулся, и Луистон поспешил меня поддержать.
— Знаете, приятель, вам лучше сесть.
— Надо позаботиться о лошадях, капитан. Вы займитесь леди и ребенком, а я…
— Нет, — неожиданно строго прозвучал голос Луистона. — Капрал, возьмите коня этого человека и проследите, чтобы о нем позаботились, как о моем. О другом тоже. — Он повернулся ко мне. — Жаль, но должен сообщить вам, Сэкетт, что вы арестованы.
Я недоуменно уставился на него.
— За то, что я перешел границу? Капитан, Лаура Сэкетт сказала, что апачи похитили ее сына.
— У нее нет сына! — бесцеремонно вступил в разговор Дэвис. — Вы нагло…
— Лейтенант! — резко оборвал его Луистон.
Дэвис покраснел.
— Вот что я вам скажу, капитан: этот человек…
— Молчать! Лейтенант Дэвис, проверьте посты. Все, что мистеру Сэкетту нужно узнать, он узнает от меня.
Дэвис повернулся кругом и гордо удалился.
— Простите его, Сэкетт. Он молод и, боюсь, увлечен Лаурой Сэкетт. Он очень гордый молодой человек и считает, что должен защищать ее честь.
— Пусть защищает, капитан, но держите его подальше от меня. Он новичок в наших краях, и в обычных обстоятельствах я не стал бы в него стрелять, однако если бы он посмел произнести, что намеревался, то недосчитался бы нескольких зубов.