Фрэнсис Гарт - Брет Гарт. Том 6
Все вокруг словно замерло. Мертвая неподвижность, мертвая тишина. Даже мерцающий свет луны, казалось, застыл. Но вот послышался шорох — точно какое-то животное кралось среди папоротников, и в полосу лунного света вступила темная фигура — но не всадника, а пешего. Перед Саломеей Джейн стоял конокрад — стоял тот, кого она поцеловала!
Дикая, нелепая мысль мелькнула вдруг в ее всегда такой рассудительной головке и взбудоражила лениво бегущую по жилам кровь: «Ей оказали неправду! Его повесили, и теперь дух его бродит по лесу». Залитый неверным лунным светом, он и в самом деле был бледен, как призрак, и одежда на нем была та же самая, что и в тот памятный день.
Должно быть, он заметил ее, потому что быстро двинулся ей навстречу, но, поспешив, споткнулся, и тут она опомнилась, сообразив, что призраки не спотыкаются, и сразу почувствовала огромное облегчение. Так вот, значит, кто бродил вокруг их дома — не заклятый враг ее отца, а всего-навсего этот несчастный конокрад! Щеки ее запылали, обычное самообладание и отвага вернулись к ней, и она сказала задорно:
— А я было приняла тебя за привидение.
— Да я в два счета мог бы им стать, — сказал он, пристально глядя на нее, — но, верно, и тогда все равно пришел бы сюда.
— Ну а уж когда остался в живых, так возвращаться сюда не след, — сказала Саломея Джейн, и голос ее внезапно утратил насмешливую беспечность, ибо чувство облегчения, которое она испытала в первое мгновение, внезапно сменилось тревогой: какое-то странное волнение — не то страх, не то ожидание чего-то — охватило ее. — Так, значит, это ты бродил вокруг нашего дома, и это твои следы заметил отец на дальнем выгоне?
— Да. Я поскакал прямо сюда, как вырвался от них.
Его взгляд жег ее, и она не смела поднять глаз.
— Зачем… — начала она неуверенно, запнулась и поспешно добавила: — Как тебе удалось добраться сюда?
— Ты помогла мне!
— Я?
— Да. Твой поцелуй воскресил меня, я вдруг почувствовал прилив сил и сумел удрать. И тогда я поклялся, что явлюсь сюда, живой или мертвый, чтобы сказать тебе спасибо.
И теперь вдруг все показалось ей ясным и простым, словно то, что он сказал, она уже знала заранее. И знала, что все это — правда, от слова до слова.
Однако ее холодный здравый смысл не мог примириться с этим.
— Стоило ли удирать, раз ты вернулся сюда, где тебя снова схватят? — спросила она с вызовом.
Конокрад шагнул к ней, но, как ей показалось, уже не так уверенно — теперь она вполне овладела собой. Он заговорил, прерывисто дыша, и голос его дрожал:
— Послушай. Ты сделала для меня больше, чем ты думаешь. Ты сделала меня другим человеком. Никто — ни женщина, ни мужчина, ни ребенок — не делал для меня того, что сделала ты. У меня никогда не было настоящего друга — только случайные товарищи, вроде Пита, который «взял меня в долю». Я хочу бросить все это… Ну, то, чем я занимаюсь. Но перво-наперво я хочу по-честному рассчитаться с тобой… — Голос его прервался, он умолк, затем добавил скороговоркой: — Моя лошадь привязана тут неподалеку. Я хочу отдать ее тебе. Судья Бумпойнтер отвалит за нее тысячу долларов. Я не обманываю тебя, видит бог! Я сам читал — они прибили к дереву объявление. Бери лошадь, а я уйду пешком. Бери ее. Больше я ничего не могу для тебя сделать, а я знаю, что это не стоит и половины того, что ты сделала для меня. Бери лошадь. Твой отец может получить за нее награду, если ты не хочешь получать сама.
И по таким странным, неписаным законам жили тогда люди в том краю, что ни мужчина, сделавший это предложение, ни девушка, которой оно было сделано, не усмотрели в нем ничего неделикатного, или нелепого, или несовместимого с обращением конокрада в новую веру. Тем не менее Саломея Джейн не приняла предложения по другим, куда менее веским причинам.
— Я не хочу брать твою лошадь, хотя отец, может, и взял бы. Но ты же просто умираешь с голоду… Сейчас я принесу тебе чего-нибудь поесть. — И она повернулась к дому.
— Нет, сначала обещай, что возьмешь лошадь, — сказал конокрад, хватая ее за руку. Она покраснела и сделала попытку вырвать руку, боясь, быть может, получить еще один поцелуй. Но конокрад отпустил ее. Она небрежно бросила через плечо:
— Подожди здесь, я сейчас вернусь, — и скользнула прочь, похожая в призрачном свете луны на пугливую нимфу. Через несколько минут она скрылась в доме.
Завязав в узелок кое-какую еду и бутылку виски, Саломея Джейн присоединила к ним плащ и шляпу своего отца, решив, что они помогут сделать неузнаваемой некую героическую фигуру, которую, как ей теперь казалось, всякий должен был узнать с первого взгляда, как узнала она. С этой поклажей она, запыхавшись, вернулась к конокраду. Но он отстранил и еду и виски.
— Слушай, — сказал он. — Я поставил лошадь к вам в загон. Утром вы найдете ее там, и все подумают, что она заблудилась и сама зашла туда следом за другими лошадьми.
Но тут Саломея Джейн не выдержала.
— А ты… ты… что будет с тобой? Тебя повесят!
— Я удеру от них, — сказал он тихо, — если… если…
— Если что? — спросила она, вся трепеща.
— Если ты снова поможешь мне, придашь мне силы… как в тот раз! — горячо прошептал он.
Саломея Джейн хотела рассмеяться… Хотела уйти… Она не сделала ни того, ни другого. Внезапно он схватил ее в объятия и крепко поцеловал, и она ответила на его поцелуй, и он поцеловал ее еще и еще. Потом они долго стояли, обнявшись, совсем как два дня назад. Но сходство было только внешним — оба они уже стали иными. Ибо холодная, уравновешенная Саломея Джейн превратилась в совершенно иную женщину — страстную, влюбленную, готовую на все. Быть может, неистовая кровь ее отца заговорила в ней в эту отчаянную минуту. Обнимавший ее мужчина стоял, распрямив плечи, исполненный решимости.
— Как тебя зовут? — быстро, шепотом, спросила она, пользуясь этим распространенным среди женщин способом признаваться в своих чувствах.
— Дарт.
— Это фамилия, а имя?
— Джек.
— Теперь отпусти меня, Джек. Спрячься в лесу и подожди до рассвета. Я приду опять.
Он отпустил ее. Секунду еще она стояла, прижавшись к нему. Затем улыбнулась, глаза и зубы ее весело блеснули, и она сказала:
— Надень этот плащ и шляпу и не выходи из леса, пока я не вернусь. — И она поспешила домой.
Но на полдороге к дому шаги ее вдруг замедлились, словно сердце потянуло ее обратно. Она остановилась, обернулась и поглядела туда, где оставила конокрада. Быть может, она вернулась бы, если б увидела его там. Но его уже не было видно. Саломея Джейн вздохнула — первый раз вздохнула о нем — и быстро побежала к дому. Верно, уже поздно! Скоро начнет светать!
