Майкл Панке - Выживший: роман о мести
Внизу открылась дверь, в треснувшем зеркале на стене отразился луч утреннего солнца. Гласс поднялся с пола и медленно подошел к зеркалу.
Отражению он не удивился: он знал, что шрамы его изменят. И все же раны, которые он до этого знал только на ощупь, на вид показались незнакомыми. По щеке, рассекая густую бороду, тянулись три параллельных полосы – как боевая раскраска. Немудрено, что сиу прониклись к нему уважением. Надо лбом вдоль линии волос тянулся розоватый шрам, несколько порезов шли через макушку. Уцелевшие волосы подернулись сединой, борода из каштановой сделалась серой. На следах от когтей, прорезавших горло, выделялись узловатые выступы – места, где завязаны нити от швов.
Гласс приподнял было тонкую кожаную куртку, пытаясь рассмотреть борозды на спине, однако в тусклом зеркале увидел лишь темные длинные полосы и вновь содрогнулся при воспоминании о червях.
Отвернувшись наконец от зеркала, он спустился с чердака в общий зал. У длинного стола толпилось с десяток человек, при виде Гласса разговоры смолкли.
Кайова сразу же переключился на английский (в западных краях, где смешение языков приближалось к вавилонскому, владение чужими наречиями было выгодным).
– Доброе утро, месье Гласс! Мы как раз о вас говорили.
Гласс молча кивнул, и Кайова пояснил:
– Вам повезло. Я, кажется, нашел вам попутчиков для путешествия вверх по реке. – Видя вспыхнувший интерес Гласса, Кайова продолжал: – Познакомьтесь: Антуан Ланжевен.
Низенький длинноусый человек поднялся с места и неожиданно энергично пожал руку Глассу.
– Ланжевен прибыл с верховьев нынче ночью. Как и у вас, месье Гласс, у него есть новости. Месье Ланжевен пришел со стороны манданских селений и говорит, что наши кочующие арикара поставили новую деревню всего в миле к югу от манданов.
Ланжевен что-то сказал по-французски, Гласс не понял.
– Я к этому и веду, Ланжевен, – досадливо отмахнулся Кайова. – Нашему другу не помешает небольшой исторический экскурс. – Он вновь обратился к Глассу: – Наши друзья манданы озабочены тем, что новые соседи окажутся беспокойными и принесут неприятности. И потому поставили условие: арикара живут на землях манданов лишь в случае, если прекратят нападать на белых.
Кайова снял очки, протер их подолом длинной рубахи и вновь водрузил на нос.
– Здесь я должен упомянуть мои собственные обстоятельства. Мой форт зависит от речных перевозок. Мне выгодно, когда вниз и вверх по Миссури путешествуют трапперы и торговцы. Я радовался долгому визиту месье Эшли и его отряда, однако битвы с арикара рано или поздно меня разорят. Я попросил Ланжевена пойти с делегацией в верховья Миссури – отвезти подарки и вернуть добрые отношения с арикара. Если посольство окажется успешным, мы сообщим в Сент-Луис, что Миссури открыта для путешествий. Каноэ Ланжевена вмещает шесть человек и припасы. Это Туссен Шарбонно. – Кайова указал на одного из сидящих за столом. Имя Глассу было известно, и он с интересом воззрился на мужа самой Сакагавеи – индианки из экспедиции Льюиса и Кларка. – Туссен говорит на наречиях манданов, арикара и прочих племен, которые вам могут встретиться. Он служил переводчиком Льюису и Кларку.
– Я говорю и по-английски, – вставил Шарбонно. На фоне речи Кайовы, говорившего без акцента, произношение Шарбонно ощутимо отдавало французским. Гласс перегнулся через стол и пожал ему руку.
Кайова представил остальных.
– Это Эндрю Макдональд, – указал он на давешнего одноглазого шотландца. Гласс заметил, что у того, кроме глаза, не хватает и части носа. Кайова тем временем продолжал: – Умом он не блещет, тупее людей я не встречал, зато грести может целый день без остановки. Мы его зовем Профессор.
Профессор склонил голову, прищурив единственный глаз при звуке собственного имени, однако иронию он явно не уловил.
– И наконец – это Доминик Каттуар. – Кайова указал на путешественника, курящего тонкую глиняную трубку.
Доминик встал, пожал Глассу руку и сказал: «Enchanté»[4].
– Брат Доминика, Луи Каттуар, тоже едет с вами, если его удастся вытащить из хижины со шлюхами. Мы его зовем «Ла Вьерж» – «девственница».
Мужчины за столом расхохотались.
– А теперь поговорим о вас. Делегация отправляется вверх по течению – значит, путешествовать придется налегке. Нужен охотник, который снабжал бы отряд мясом. Я полагаю, добывать пропитание вы умеете отлично, а уж если дать вам винтовку – тем более.
Гласс кивнул в ответ.
– Отряду нужно лишнее ружье и по другой причине, – продолжал Кайова. – Доминик слыхал, будто вождь арикара по имени Лосиный Язык оторвался от племени, взял с собой отряд воинов и их семьи и повел куда-то между селениями манданов и рекой Гранд. Неизвестно, что именно он задумал, однако он поклялся отомстить за нападение на деревню арикара.
Гласс вспомнил почерневшие от огня останки арикарского селения и вновь кивнул.
– Пойдете с делегацией?
Гласс не очень-то хотел попутчиков: он собирался идти вверх по Миссури в одиночку, пешком, в тот же день – задержка ему была ни к чему. И все же предложение Кайовы имело свои выгоды. Путешествовать отрядом безопаснее, и к тому же люди подобрались опытные: французы-трапперы, которых здесь звали вояжерами, по праву считались лучшими лодочниками. Кроме того, Гласс еще не до конца оправился от ран, и пеший путь выйдет медленным. Идти на веслах вверх по течению – тоже долго, зато ему не придется грести, а это значит, что весь месяц Хью будет не тратить силы, а набирать.
Он приложил ладонь к горлу, смягчая боль.
– Пойду.
Ланжевен что-то сказал Кайове по-французски, тот выслушал и повернулся к Глассу.
– Ланжевен говорит, ему нужен день на починку лодки. Выйдете завтра на рассвете. А пока позавтракайте – и займемся вашей экипировкой.
Кайова держал товар в дальнем конце дома, у стены. Стойкой служила доска, положенная на две пустые бочки. В первую очередь Гласс потянулся к ружьям – здесь их было пять: три заржавленных мушкета старой работы, явно для торговли с индейцами, и две винтовки. На первый взгляд выбор показался очевидным. Одна – длинная кентуккская винтовка классического образца: красивая, умело сделанная, с полированным прикладом орехового дерева. Другая – видавшая виды армейская пехотная винтовка модели 1803 года с расколотым прикладом, который заделали куском сыромятной кожи. Взяв оба ружья, Гласс вышел на крыльцо, сопровождаемый Кайовой: выбор предстоял важный, и осматривать винтовки Гласс собирался на свету, а не в полутемном доме.
