Луис Ламур - Приносящие рассвет
Мы с Бобом и Кэпом Раунтри съездили в Руидосо, где купили почти сто голов скота для ранчо.
Олли Шеддок нанял в свой магазин молоденькую продавщицу, а сам большую часть времени проводил в разговорах о достоинствах Оррина. Он съездил по делам в Санта-Фе, Симаррон и Элизабеттаун, и в каждом из этих городов не забывал хвалить Оррина и повторять, что его пора избрать в законодательное собрание штата.
С того момента, когда Оррин стал шерифом, в Море не было ни одного убийства, только одна поножовщина. «Переселенцы» большей частью перебрались в Элизабеттаун или в Лас-Вегас. Об Оррине говорили повсюду — от Сокорро до Силвер-Сити.
На ранчо Альварадо убили еще одного человека. Застрелили двоюродного брата Абреу… в спину. Два работника с ранчо уволились и уехали обратно в Мексику.
Чико Крус убил в Лас-Вегасе одного из «переселенцев».
Джонатан Приттс приехал с дочерью в Мору и купил здесь дом.
Через две недели после новоселья у меня появилась возможность навестить Друсилью. Она встретила меня у двери и отвела к деду. Он лежал в постели и выглядел похудевшим и хрупким.
— Хорошо, что вы приехали, сеньор, — почти прошептал он. — Как ваше ранчо?
Пока я рассказывал, он внимательно слушал и задумчиво кивал. Мы имели три тысячи акров пастбищ — по всем меркам довольно маленькое ранчо, но на нем было много источников воды.
— В наши дни недостаточно просто владеть собственностью, — наконец сказал он. — Надо иметь силы, чтобы защитить ее. Если нет сил, значит, нет и надежды.
— Вы скоро поправитесь и забудете о болезни, — заверил я.
Дон Луис улыбнулся, и я понял, что он знает, как тяжело болен. Я просто старался подбодрить старика, хотя не поставил бы и цента на то, что он проживет еще месяц.
Дон Луис рассказал, что Джонатан Приттс настаивал на новой ревизии земель его ранчо, утверждая, что в действительности границы отведенной земли были гораздо меньше занимаемой ранчо площади. Приттс решил подойти с другой стороны, зная, что раньше границы земельных участков определялись на глазок: от такого-то хребта до такой-то вершины или до такого-то холма, а то, как был составлен документ, позволяло владельцу участка самому выбирать вершины и хребты. Если бы Приттсу удалось послать на ревизию своего землемера, тот наверняка обмерял бы так, что дону Луису не досталось бы ни клочка земли.
— Мы ждем серьезных неприятностей, — сказал он наконец. — Пока все успокоится, я собираюсь отослать Друсилью к родным в Мексику.
Что-то во мне оборвалось. Если она уедет в Мексику, то никогда не вернется, потому что ее деду эту драку не выиграть. У Джонатана Приттса совести не было, он не остановится ни перед чем.
Я сидел в комнате дона Луиса, сжимая в руках свою шляпу и жалея, что ничего не могу сказать в ответ. Кто я такой? Что могу дать Друсилье? В то время я думал, где раздобыть деньги на текущие расходы нашего ранчо и не помышлял о свадьбе. Даже если девушка относилась ко мне благосклонно — ведь она привыкла совсем к другой жизни, чем я мог предложить ей.
Заканчивая разговор, дон Луис взял мою руку, хотя рукопожатие его было очень слабым.
— Сеньор, я люблю вас как сына, в вас есть те качества, которыми можно только восхищаться. Жаль, что мы с внучкой видим вас так редко. Боюсь, сеньор, что долго не протяну, а я последний мужчина в нашей семье. Осталась лишь Друсилья. Если вы сможете что-нибудь для нее сделать… Позаботьтесь о ней, сеньор.
— Дон Луис, мне… то есть… Сейчас у меня нет денег, дон Луис, точнее, они мне нужны для того, чтобы привести в порядок ранчо.
— В жизни есть не только деньги, сынок. У тебя твердый характер, ты молод. Что еще человеку надо! Если бы у меня были силы…
Мы с Друсильей сидели за столом в огромной гостиной. Нам прислуживала индианка. Я старался не смотреть на Друсилью, но мое сердце принадлежало только ей, мне так хотелось сказать, что я люблю ее. Но что я мог сделать? Между нами всегда что-то стояло.
— Дон Луис говорит, что ты собираешься в Мексику?
— Он хочет меня отправить. Здесь стало опасно, Тай.
— А Хуан Торрес?
— Он сильно изменился… Что-то с ним случилось, по-моему, он боится.
«Чико Крус…»
— Я буду скучать.
— Мне не хочется уезжать, но я должна слушаться дедушку. Я беспокоюсь за него, но если уеду, может быть, он сделает то, что надо сделать.
— Я могу как-нибудь помочь?
— Нет!
Она ответила быстро и резко. Я понял, что она имела в виду: необходимо уволить и отослать обратно Чико Круса. Друсилья не знала, что «надо сделать», она думала обо мне и боялась за меня.
«Чико Крус…»
Мы знали друг друга — он и я — и оба испытывали вполне определенные чувства по отношению друг к другу.
Если требуется его выгнать, это сделаю я и никто другой. Не было никакой надежды, что дон Луис скоро поправится, поэтому когда мы расстались сегодня вечером, то понимали, что, вероятно, больше не увидимся. Дон Луис лежал без сил, а его выздоровление — если оно возможно — займет недели или месяцы.
Я догадывался, что здесь происходит. Торрес боялся Круса, остальные это знали и работали спустя рукава. На ранчо не было хозяина, но Крус в этом не виноват, сомневаюсь, что он вообще о чем-то подобном думал. Всему виной сидевшее в нем зло и желание убивать.
Разобраться с ним надо немедленно, сейчас же. Поэтому, пока мы ужинали, я обдумывал, как лучше все провернуть.
Дело касалось меня лично. Оррин, Кэп или кто-то другой не должны вмешиваться. Я покончу с Крусом, пока не поздно.
Может быть, тогда Друсилья останется. Я боялся, что, если она уедет, мы больше никогда не увидимся.
В дверях я взял ее за руку… впервые найдя в себе достаточно смелости, чтобы прикоснуться к девушке.
— Дру, я люблю тебя…
А потом быстро ушел, стуча каблуками по каменным плитам двора. Но направился не к своему коню, а в комнату Хуана Торреса.
Никогда бы не поверил, что человек может так сильно постареть за три года с тех пор, как мы с ним познакомились. За три года? Нет, он изменился за несколько месяцев. Я знал, что причина этому — Чико Крус. Торреса мучило постоянное присутствие Круса на ранчо.
— Хуан?
— Сеньор?
— Пойдем со мной. Необходимо уволить Чико Круса.
Он выпрямился за столом, молча посмотрел на меня и медленно встал.
— Думаешь, он захочет уйти?
Хуан не отрывал от меня пристального взгляда. А я сказал то, что думаю:
— Мне все равно, захочет он уйти или нет.
Мы подошли к комнате Антонио Баки. Собравшаяся там компания — и среди них Пит Ромеро — играла в карты. Мы остановились у двери и я произнес:
— Начнем с него. Объясни Хуан, в чем дело.
Торрес, чуть поколебавшись, зашел в комнату, я последовал за ним.
