Королева Озер. Белая скво. Призрак у ворот. Рассказы. - Майн Рид
Когда я услышал эти слова, мое удивление перешло в глубочайшее изумление.
Тон, наклон головы, подергивание прелестных губок с усиками — ибо сеньорита Игнасия Коварубио обладала этой мужской особенностью, свойственной испанкам юга, которую многие считают прелестной, — все это еще больше усилило мою растерянность и недоумение.
Я не сомневался в том, кого она имеет в виду. Та, кого она презрительно именовала lepera, конечно, Королева озер.
Совпадение казалось странным и вряд ли случайным. Не успел я собраться с мыслями, чтобы ответить на эту речь, не только удивившую меня, но и вызвавшую раздражение, все стихло, и мужчина, стоявший рядом со мной, воскликнул:
— Mira! La Reina de los Lagos! (Смотрите! Королева озер!)
И действительно, она в сопровождении брата появилась на огороженной территории, где проходили рождественские забавы. На ней был праздничный наряд, какой носят poblanas — сельские жители: короткая юбка с кружевами по подолу, шелковые чулки и сатиновые туфельки, а сверху — белоснежная сорочка из тончайшей ткани, без рукавов, с кружевами на плечах, затем свободное цветастое платье, очень характерное для представительниц ее народа; оно называется huipile и шьется из индийского или китайского шелка; эти ткани доставляются в мексиканский порт Акапулько по Тихому океану. Ее черные, как вороново крыло, волосы были уложены в высокую прическу в виде короны и в них со вкусом были вплетены цветы, напоминающие флёрдоранж. Поверх цветов был наброшен белый шарф, концы которого, украшенные серебряными булавками, падали ей на спину. Все это, вместе с крупными золотыми серьгами и ниткой кораллов на шее, свисающей на полную грудь, делало ее похожей на итальянскую contadina (крестьянку); смуглая кожа и алые розы на щеках усиливали сходство.
Когда она показалась на поле, прошла своей грациозной походкой, свойственной американским индейцам, все взгляды устремились к ней. Никто не усомнился в справедливости по крайней мере одного из ее титулов — прекрасная чинампера. Назвать такое изящное, прелестное существо lepera — настоящее извращение!
Заметив Королеву, я забыл обо всем на свете, и в том числе о знатной девушке, стоявшей рядом со мной. Конечно, это нарушение приличий. Я повернулся, собираясь извиниться, и увидел, что ее нет!
Глава XXI
В РОЛИ ШПИОНА
Донья Игнасия ушла, оставив меня в одиночестве. Глядя ей вслед, я заметил, что она снова присоединилась к обществу, и подумал, что надо пойти за ней и извиниться. Но тут я заметил кое-что, убедившее меня, что таким образом могу еще больше ухудшить положение. Хотя она стояла спиной ко мне, по ее походке и позе я понял, что она оскорблена. Что-то в ее манерах говорило: «Негодяй! Я с радостью растоптала бы его!»
Совершенно очевидно, что я опять попал в неловкое положение. Потребуется нечто большее, чем простое извинение, чтобы вернуть себе расположение Игнасии Коварубио. До конца дня, если не навсегда я его лишился.
Возможно, в другое время я пожалел бы об этой небольшой ссоре, но тогда она меня не очень расстроила. По правде сказать, гораздо сильнее расстроили и рассердили меня ее слова об индейской девушке, и к тому же заставили думать, что у доньи Игнасии существовали свои мотивы. У мексиканцев слово lepera синонимично другому слову — canaille (мошенник, пройдоха). Когда его произносит презрительным тоном знатная дама, да еще сопровождает другими словами, оно приобретает особое значение. Если бы дело было в ревности, я мог бы еще понять. Но ведь до того момента я не обменялся с этой дамой и десятком слов. Если бы это Криттенден, который явно восхищался доньей Игнасией, вдруг бы засмотрелся на индианку, тогда у нее были бы основания ревновать. Но почему же я стал мишенью ее злобы? И почему она так презрительно отозвалась об индейской девушке?
Возможно, все объясняется гордостью. Положение и происхождение доньи Игнасии заставило ее гневно протестовать против попытки сравнения, пусть даже воображаемого, с представительницей презираемого племени. Мне пришло в голову, что Морено, каким-то образом проникнувший в мою тайну, должно быть, поделился ею с кузиной. Поэтому я и вызвал неудовольствие доньи Игнасии — не из ревности, а просто от возмущения по поводу оскорбления ее касты.
Если бы я не нарушил приличия (а должен признать, что действительно слишком долго простоял, повернувшись к ней спиной), мне было бы все равно, что она и «общество» думают о моем восхищении индейской девушкой. Слишком оно искреннее и сильное, слишком далеко зашло мое сердце, чтобы я заботился о последствиях, особенно о капризах и язвительных женских словах.
Вообще я не имел желания находиться в обществе знатной дамы и даже обрадовался бы ее неудовольствию, если бы это произошло в других обстоятельствах. Но я сожалел о происшествии и, вероятно, буду сожалеть еще сильнее.
Но нет смысла бесконечно рассуждать о допущенной ошибке. Рядом находилась та, из-за которой я готов был забыть все, и действительно забыл, как только Игнасия Коварубио скрылась из виду.
У меня была цель, и я немедленно приступил к ее выполнению, цель весьма сомнительного характера. Ибо я решил шпионить за чинамперой! Если может быть извинительным подобное поведение, то, конечно, в моем случае. Я отдал ей всю любовь своего сердца, теперь я это знал. Но если она недостойна ее принять, для меня это было бы настоящим крушением. Поэтому я должен узнать больше, чем знаю сейчас.
Иным способом мне такие знания не раздобыть. Расспрашивать капитана Морено я не решался. Да и вряд ли он сможет сообщить мне то, что я хочу знать. Знакомство его с девушкой очень беглое, знания ограничиваются тем, что говорили ему кузины. А одна из этих кузин только что презрительно отозвалась о девушке, даже открыто обвинила ее!
«Эта lepera не упускает случая покрасоваться, если ей кажется, что найдется, кому ею восхищаться, особенно если предстоят танцы».
Горько звучали для меня эти слова, в них намек на тщеславие,
