Алистер Маклин - Ущелье Разбитого Сердца
Сержант автоматически одернул китель. Он ничуть не смутился.
— Они накормлены и напоены, сэр. Просто я счел необходимым дать им немного размяться после двух дней пребывания в вагоне.
— Мне тоже не мешало бы немного размяться, но, к сожалению, я не лошадь под вашим присмотром, сержант.
— Сэр?
— Не обращайте внимания. У меня с утра скверное настроение… Гоните лошадей в вагоны, мы отправляемся через полчаса. Фуража и воды до форта хватит?
— Так точно, сэр.
— А дров для всех печей? В горах будет чертовски холодно.
— Дров хватит, чтобы согреться при любом морозе, сэр.
— Отлично, сержант. Где капитан Оукленд и лейтенант Ньювелл?
— Были здесь, когда солдаты выводили лошадей. Потом они пошли вдоль вагонов в сторону города. Разве они не в городе, сэр?
— Если бы я знал, черт возьми, не спрашивал бы. — Раздражение полковника вот-вот готово было выплеснуться на ни в чем не повинного сержанта. — Отправьте в город людей и разыщите их. Пусть явятся с объяснениями ко мне в «Имперский»… Бог мой, «Имперский»! Ну и название!
Полковник зашагал к локомотиву. Сержант Белью за его спиной беззвучно вздохнул с облегчением.
Крис Банлон, машинист, был низеньким и тощим человечком. У него было неестественно морщинистое, темное лицо, на котором совершенно необычно выглядели голубые, как барвинок, глаза. Когда полковник поднялся по металлическим ступенькам в его кабинку, он орудовал тяжелым гаечным ключом.
— Добрый день, сэр.
Он улыбнулся, что сделало его похожим на грецкий орех, и отправил ключ в ящик для инструментов.
— Что-то не в порядке?
— Обычная проверка, сэр.
— Мы отправляемся через полчаса.
Банлон распахнул дверцу топки. Раскаленное дыхание пода, на котором полыхали дрова, заставило Клермонта отступить назад. Крис закрыл дверцу.
— Можем трогаться хоть сейчас.
Клермонт посмотрел на загруженный дровами тендер.
— Как насчет топлива?
— До первого штабеля — больше, чем достаточно. — Банлон с гордостью посмотрел на тендер. — Мы с Генри дозагрузились здесь немного, чтобы хватило наверняка. Должен сказать, прекрасный работник этот Генри!
— Генри? — В тоне Клермонта прозвучало хмурое удивление, хотя внешне он остался так же невозмутим, как и раньше. — Разве вашего помощника зовут не Джексон?
— Никак не научусь держать язык на привязи, — сокрушенно признался Банлон. — Мне помогал Генри, а Джексон… э… он помог нам позднее, когда вернулся из города.
— Что он делал в городе?
— Он вернулся с пивом. — Блестящие глаза машиниста искали взгляд полковника. — Надеюсь, вы не имеете ничего против, сэр?
— Вы служащий компании, а не мой солдат. Мне безразлично, что вы пьете на службе, если пары разведены и тендер полон. — Клермонт начал спускаться вниз. Чувствовалось, что он сдерживается изо всех сил, чтобы не устроить разнос машинисту. — Да, едва не забыл, вы не видели капитана Оукленда и лейтенанта Ньювелла?
— Видел того и другого. Они останавливались здесь, чтобы немного поболтать со мной и Генри. Потом направились в город.
— Вы, случайно, не знаете, куда именно?
— К сожалению, нет, сэр.
Клермонт сошел на землю, оглянулся, увидел Белью, который седлал коня, и крикнул ему:
— Скажите наряду, что они в городе!
Сержант отдал честь. Полковник направился в салун отеля «Имперского».
О'Брейн и Пирс опустошили свои стаканы и собирались отойти от стойки, когда из дальнего конца салуна раздался гневный окрик. Из-за стола поднялся один из картежников, одетый в такую куртку и штаны, словно достались ему по дедушкиному завещанию. В правой руке он держал кольт, который, судя по калибру, следовало отнести к артиллерии. Левой он прижимал к столу руку человека, сидящего напротив него. Лицо пойманного было в тени. К тому же он низко опустил шляпу и поднял воротник легкой куртки из мягкой овчины.
Пирс подошел к игрокам и спокойно спросил:
— В чем дело, Гарритти?
— У этого типа очень скользкие пальчики, шериф. За пятнадцать минут он вытянул из меня сто двадцать долларов!
В салун вошел Клермонт. Он быстро осмотрелся и пошел к столику, за которым сидел раньше. Пирс спросил Гарритти:
— Может, он просто хороший игрок?
— Хороший? — Гарритти улыбнулся, не сводя револьвер с человека в куртке. — Меня не проведешь, шериф! Я играю уже пятьдесят лет и говорю определенно – такого не бывает.
Пирс кивнул.
— Я и сам стал беднее, посидев с вами вечерок за картами.
Человек в овчинке попытался высвободить руку, но где ему было тягаться с Гарритти! Тот почти без усилий вывернул его руку так, что все карты открылись. Среди них красовался червовый туз.
— По-моему, вполне честные карты, — сказал Пирс.
— Сегодня за этим столом я не говорил бы о честности. — Гарритти ткнул своей личной гаубицей в колоду. — Где-то в середине, шериф.
Пирс взял оставшуюся часть колоды и стал ее внимательно перебирать. Внезапно он остановился и бросил на стол еще одного червового туза. Потом взял оба туза и перевернул их «рубашками» вверх. Они были совершенно одинаковы.
— Значит, все-таки, две колоды. Откуда они взялись?
— Старый трюк, — пробормотал уличенный игрок. Он говорил тихо, но, учитывая компрометирующие обстоятельства, удивительно спокойно: — Кто-то, кто знал, что у меня есть туз, подсунул еще один в колоду.
— Ваше имя?
— Джон Дикин.
— Встаньте.
Дикин поднялся. Пирс неторопливо обошел стол и в упор посмотрел на шулера. Глаза их оказались на одном уровне.
— Оружие на стол.
— Я его не ношу.
— В самом деле? Полагаю, что для человека вашей профессии оружие просто необходимо. Хотя бы для самозащиты.
— Я противник насилия.
Пирс приподнял полы овчинной куртки Дикина и быстро обыскал его карманы. Потом он запустил руки во внутренние карманы куртки и вдруг извлек оттуда набор тузов: и старших карт.
— Ну и ну! — пробормотал О'Брейн. — Я-то всегда считал, что настоящая игра должна идти от головы, а оказывается, можно и от шкуры.
Пирс подтолкнул деньги Дикина в сторону Гарритти. Тот, однако, не спешил их взять.
— Этого недостаточно.
— Знаю, — Пирс был само терпение. — Но вы же знаете, Гарритти, жульничество при игре в карты не подлежит рассмотрению в федеральном суде, и в это я не вмешиваюсь. Но если в моем присутствии произойдет преступление, тогда я обязан буду вмешаться. И не на вашей стороне. Поэтому, для всеобщего спокойствия, отдайте мне ваш револьвер.
— Ну, если так… — В голосе Гарритти прозвучало зловещее удовлетворение, которое он и не пытался скрыть. Он сунул свою пушку шерифу и большим пальцем указал Дикину на дверь.
