Томас Берджер - Маленький Большой Человек
Луна не умер, но остался горбатым, как бизон, до конца своих дней. Он не стыдился своего бегства, потому что в тот день Маленькому Человеку помогали такие колдовские силы, перед которыми ни один
Арапах или Змей не устоял бы. Луна сам рассказал мне эту историю – потом, когда наши племена заключили мир, а Змеи отыскали брата Маленького Человека и отдали ему лошадь его брата, и после этого они снова смогли приходить к тому холму, где умер Маленький Человек, и его тело больше не нападало на них».
С той ночи, когда Кэролайн улизнула из лагеря Шайенов, я не встречал ни одного белого человека. Только однажды – наше племя тогда расположилось на берегу реки… Сюрпрайз, и мы с мальчишками как раз ловили в прерии степных тетеревов, вдруг смотрим – скачет что-то, милях в двух-трёх, Я поначалу думал – бизоны, но Лошадка присмотрелся своими индейскими глазами и говорит: «Нет, это бледнолицые: один – желтоволосый, с ружьём, а его гнедой хромает на переднюю левую; а второй – бородатый, его чалый спину седлом натер». Ещё говорит, они заблудились, но гнедой почуял воду и скоро выведет к реке, и они разберутся, куда ехать. Ну, мы развернулись и двинули в другую сторону.
Надобно вам сказать, что мы не очень-то жаждали встретиться с этими белыми. Я скажу вам почему: с некоторых пор Шайены уверовали, что такие встречи им боком выходят. Наткнуться на белого – это стало вроде как дурной знак – помните, как они приехали к обозу, в котором были мои белые родственники? Чем это для Шайенов закончилось – чуть не поубивали друг друга. В Форт-Ларами много индейцев приезжало торговать, меняться – они ставили свои вигвамы в прерии, за частоколом форта – там тоже то и дело какие-нибудь неприятности случались: то какой-нибудь молодой воин напьется и стреляет в солдат, то кто-нибудь угонит армейских лошадей. А как-то раз один Лакот наткнулся на старую большую корову, что отстала от обоза переселенцев. Ну, он её и прирезал, чтобы взять шкуру. А солдаты узнали про то – взбесились не на шутку, вскочили на коней и напали на индейский посёлок. Несколько человек – как не бывало, и с той и с другой стороны.
Когда это случилось, мы были в семидесяти милях от Ларами – наш посёлок стоял на берегу Ручья Боевого Оперения – и мы сразу же обо всём узнали. К нам прискакали люди из племени Миннеконжу – это народ вроде Лакота – и совещались со Старой Шкурой Типи, Горбом и другими уважаемыми людьми племени, На такие совещания любой может прийти и сказать все, что хочет – если только это не глупость какая-нибудь – хотя обычно говорят вожди, потому как они умнее, а иначе не были бы вождями.
К счастью, среди этих Миннеконжу был один, который говорил на языке Шайенов. Потому что Шайены и Лакоты, хоть и были союзниками спокон веку, но языки у них совсем разные – ничего общего, как, например, у португальца и русского, и при встрече им всегда приходилось жестами объясняться. Но на сей раз у них был переводчик.
Сначала один из Миннекоижу, которого звали Большой Лось, встал и рассказал о том, что произошло в Ларами, а закончил так: «Я встречал многих уасичу»,- так Лакоты называют белых, – «И я пил их кофе и ел их сахар, и это мне понравилось». Тут Шайены дружно поддакнули: «Хай-хай, хай-хай!», а Большой Лось продолжал: «Но ни один из них ни разу не сказал мне, что привело их в нашу страну. Сначала их было мало. Они не имели вигвамов и были жалки, и Лакоты делились с ними едой. Потом пришло много белых, они пригнали уродливых животных, которых нельзя есть, потому что они где-то потеряли свои яйца, и мясо у них жесткое, как уздечка, отчего эти животные не годятся ни на что, а только на то, чтобы тащить огромные фургоны, которые уасичу доверху нагружают множеством вещей, от которых нет никакой пользы – если не считать кофе и патоки, да ещё железных обручей от бочек – из них можно делать наконечники для стрел. У бледнолицых женщин такой вид, словно они нездоровы, и я от них чихаю… Потом пришли солдаты, у них были большие слабые кони, а жён – по одной на каждого не было, зато было несколько женщин, которых они делили между собой – такой женщине надо дарить подарок всякий раз, как ложишься с нею.
Если какой-нибудь из уасичу совершает поступок, который не нравится другим, они обвязывают ему шею веревкой и сталкивают с высокого моста, чтобы выдернуть его дух из тела. Бледнолицые рассказывают про свои большие деревни, которые стоят в том краю, где рождается солнце. Но если то, что они говорят, правда – зачем тогда они приезжают в нашу страну и пугают бизонов?
Я скажу вам – зачем: все бледнолицые больны, и если где-то есть те большие деревни, которыми они хвастают, то все люди в них, наверное, умерли оттого, что спали с больными женщинами и ели мясо, которое смердит; а те из них, кто остался живым, приезжают сюда, и если мы их не убьем, то они заразят своей болезнью народ Лакотов и наших друзей – народ Шайелов».
Так Лакоты называют Шайенов.
После этого Большой Лось сел и стал чесаться, потому что его кусали вши, а говорить стал другой Лакот. Он говорил в том же духе, а после него поднялся наш Горб. Оратор он был не ахти какой, но котелок у него варил – в этом ему не откажешь. Так вот, встал он и говорит:
«Если мы хотим воевать против бледнолицых, нам потребуется много ружей и пороха. Столько ружей, пороха и пуль, сколько нужно для войны с бледнолицыми, мы можем взять только у бледнолицых. Наверно, они не согласятся дать их нам, если мы скажем, для чего нам ружья, порох и пули. Даже если они согласятся продать их нам для этой цели, мы не сможем их купить, потому что нам не за что купить столько ружей, пороха и пуль. И мы не можем силой взять их у бледнолицых, потому что, если бы мы могли это сделать, нам не нужны были бы ружья, порох и пули для войны с бледнолицыми.»
Горб задумался и стоял, то и дело открывая и закрывая рот, словно рыба, потому как носом он дышать не мог: нос ему повредили в тот самый день, когда дрались из-за виски возле нашего обоза, и теперь он – нос, то есть,- был все время заложен… Так вот, помолчал он с минуту и говорит: «Горб тоже не понимает, что нужно бледнолицым в нашей стране. Они все, наверное, потеряли разум…
Наверное, лучше нам держаться от них подальше, потому что у нас нету ружей, пороха и пуль».
Тут опять встал Большой Лось: «Один молодой бледнолицый вождь в Форт-Ларами говорил, что с отрядом в десять солдат он может стереть с лица земли весь народ шайела, а с отрядом в тридцать солдат – все племена прерий. Но вместо этого мы, Миннеконжу, и с нами ещё некоторые из Лакотов стёрли с лица земли его самого.
Вот, это кольцо, которое я ношу на шее на шнурке – это его кольцо. У меня был ещё и его палец, но я его потерял.»
Наконец, очередь дошла до Старой Шкуры Типи, и он заговорил – как и полагалось по правилам индейского ораторского искусства – высоким фальцетом. Слова зарождались где-то глубоко в груди и, пройдя через напряжённое горло, вырывались наружу высоким дрожащим сдавленным звуком. Когда слышишь такую речь впервые, может показаться, что бедняга просто помирает от удушья. Но если привыкнешь к этой манере и начнёшь вникать в суть – очень даже вдохновляет.
