Луис Ламур - Джубал Сэкетт
Река повернула на север и через некоторое время мы уже плыли по Огайо, более полноводной, чем Теннесси. Недалеко от того места, где Теннесси впадает в Огайо, стояла индейская деревня, но мы миновали ее ночью. Залаяли собаки, несколько индейцев вышли из вигвамов, чтобы посмотреть, в чем дело. Но мы шли у противоположного берега, и они не увидели нас. Проплыв еще несколько миль, разбили лагерь на песчаной косе, поросшей ивняком, и развели небольшой костер, в основном ради дыма, чтобы отогнать москитов. На рассвете снова сели в каноэ. Впереди нас ожидала Великая река, которую некоторые индейцы называли Миссисипи.
Нога моя стала гораздо лучше, и я уже меньше пользовался костылем. При любой возможности старался ходить без него, чтобы заставить мышцы снова работать.
До этого я не имел дело со сломанными конечностями, поэтому не знал, когда можно будет совсем отказаться от костыля.
Миссисипи оказалась совершенно иной рекой, чем те, по которым мы плыли раньше. Она извивалась, неся в своих мощных водах все что попало — от каких-то обломков, до огромных деревьев, вырванных с корнем. Однажды мы видели даже часть разбитого корабля, что поразило нас. Другая река, которую мы разыскивали, впадала в Великую в нескольких днях хода каноэ. Точного расстояния я не знал.
Кеокотаа побывал там, разумеется. Он ждал меня и ушел на поиски тогда, когда наверняка понял, что со мной что-то произошло.
Для стоянки на Великой реке мы выбрали песчаный остров, образованный скоплением гигантских старых деревьев, которые вместе дрейфовали откуда-то с верховьев по воде, а потом зацепились за отмель корнями и ветками, как якорями. Вокруг них скопились ил, песок и разные обломки, в результате чего образовался остров площадью в несколько акров. Вскоре он порос ивняком, а потом на нем появились даже деревья. Не было сомнений в том, что остров просуществует до тех пор, пока когда-нибудь могучий весенний паводок не растащит его на куски.
Костер наш горел в укромном месте, за большими корнями, на нем варилась рыба.
Я попросил Кеокотаа:
— Расскажи об англичанине. Как случилось, что он оказался с тобой?
На прямые вопросы Кеокотаа обычно не давал прямых ответов. Он пожал плечами, разбирая вареную рыбу, которую держал в руках.
— Он хороший человек. — Кеокотаа посмотрел на меня. — Говорил, все время говорил.
— С кем?
— Со мной. Говорил, что я его брат. — Некоторое время Кеокотаа молча жевал. — Он пришел на каноэ. Как твое. Небольшой человек. Меньше тебя, но сильный. — Прошло несколько минут и Кеокотаа добавил: — Он кашлял, сильно кашлял. Я думал, что он болен, так сказал ему.
Костер затрещал, и я добавил в него веток.
— Он сказал, что ему плохо, и еще сказал: «Ты ошибаешься. Я не болею. Я умираю». Он смотрел и иногда улыбался или говорил. Я спросил, что это, и он сказал: «Книга» и что она разговаривает с ним. Я слушал, но не услышал, как она говорит.
— С ним говорили значки, которые ты видел в книге, — сказал я. — Когда по утрам ты видишь следы, они говорят тебе, кто прошел ночью. Так же и с книгой.
— Вот как? Может, и так. — Он взглянул на меня. — У тебя есть книга?
— У меня в доме много книг, — ответил я, — и мне их очень не хватает. — Я постучал себя по лбу. — Здесь много книг. Как ты помнишь старые тропы, так я помню книги. Я часто думаю о том, что рассказывали мне книги.
— И о чем же говорят книги?
— О многом и по-разному. Представь, что ты сидишь рядом со стариками своего племени и слушаешь их рассказы о тропах войны, об охоте. В наших книгах специальные значки рассказывают такие же истории, но не только те, которые повествуют наши современники, но и деды наших дедов. Мы наносим на листы, из которых состоят книги, рассказы о наших великих людях, войнах, но самые лучшие книги — те, которые хранят мудрость наших дедов.
— У англичанина была такая книга?
— Я не знаю, что за книгу хранил он, но ты говорил, что он что-то читал тебе. Ты не помнишь, что именно?
— Он пел, что читал. Я думал, это магические песни, но он сказал: «Только отчасти, в известном смысле». Он говорил о «снегах прошлого».
— Франсуа Вийон, — решил я.
— Что?
— Эта строка написана одним французским поэтом, очень-очень давно.
— Французским? Он говорил, что французы — его враги!
— Может, и так. Но это не значит, что он не любит их поэтов. Разве ты никогда не пел песен чужого племени?
Он хотел было сказать «нет», но потом пожал плечами:
— Мы переделываем их. Во всяком случае, когда-то они принадлежали нам… Я так думаю.
— Моя нога в порядке. Завтра я пойду без костыля.
— Да, ты ходишь лучше, — согласился Кеокотаа. — Предстоит много неприятностей. Скоро нам придется воевать.
Мы заснули, но ночью я вдруг проснулся. В костре догорали угли, звезды над нами исчезли. В воздухе пахло дождем, и я подумал, что мы совсем одни в этой огромной и почти необитаемой стране.
Сознавать это было жутковато. Одни… совсем, совсем одни.
Завернувшись в шерстяное одеяло, я долго слушал шум воды в реке.
Заснул нескоро.
Глава 12
Теперь я подготовил свои пистолеты. Мне не хотелось пускать их в дело, но нужда могла заставить. Лук я всегда носил с собой, стрелы держал наготове.
Река бесконечно петляла между поросших лесом берегов, омывая корни наклонившихся к воде деревьев, отяжелевших от бремени листвы. Мертвые деревья, плывущие по течению вверх корнями, были опасны для легкого, сделанного из березовой коры каноэ, и мы все время находились в напряжении. За каждым поворотом реки могли скрываться враждебно настроенные индейцы или какое-нибудь препятствие, способное распороть дно нашей лодки.
Но пока что мы плыли по реке в гордом одиночестве и любовались окружающей нас красотой.
Лес стал темным. Там, где стояли кипарисы, украшенные, как кружевами, испанским мхом, сгущались тени. Водяной дуб, эвкалипты и другие деревья густо росли по берегам, а над водой плясали крошечные колибри, переливчатые перышки которых сверкали на свету. Казалось, птички играют со своей собственной красотой.
Наше каноэ подняло стаю уток, и Кеокотаа подстрелил одну из лука. Река щедро делилась с нами своими богатствами. Мы ловили рыбу, охотились на лесных голубей и гусей. Жизнь была великолепна.
— Здесь нет людей, — предположил Кеокотаа.
— Иногда это лучше.
Индеец бросил на меня через плечо взгляд, выражавший полное согласие.
Вот почему, наверное, Кеокотаа путешествовал — чтобы остаться наедине с природой или почти наедине. Как долго это продлится? Зная свой народ, легкий на ногу, зараженный духом стяжательства, я предвидел скорый конец всему. Нам повезло. Мы были из самых первых. Пользуясь благами этой богатейшей земли, мы могли везде легко прожить, свободно путешествовать без помех.
