Джеймс Купер - Поселенцы
— Чего хотите вы отъ безпомощнаго старика? спросилъ онъ торжественно. Вы выгнали Божіе твореніе изъ пустыни, куда переселила его воля Всевышняго, принесли всѣ безпокойства въ мѣстность, гдѣ съ незапамятныхъ временъ никто не затрогивалъ другъ друга. Мало этого, вы отняли y меня, жившаго здѣсь 40 лѣтъ, домъ и кровъ, которые я предалъ пламени только для того, чтобы ваша испорченность и нововведенія не запятнали ихъ. Да, вы принудили меня зажечь это строеніе, подъ которымъ я пользовался дарами неба цѣлыхъ полъ-столѣтія, теперь же я долженъ грустить о пеплѣ, лежащемъ подъ моими ногами, какъ груститъ человѣкъ, потерявшій самое дорогое ему въ мірѣ. Вы наполнили горькимъ чувствомъ противъ всего міра сердце человѣка, не желавшаго никому зла, и довели его до того, что онъ лучше бы желалъ быть животнымъ; и теперь, когда онъ воротился сюда, чтобы въ послѣдній разъ увидѣть свою хижину, прежде чѣмъ она превратится въ золу, вы въ полночь преслѣдуете его, какъ собаки, бѣгущія по слѣдамъ раздразненнаго, умирающаго оленя. Чего хотите вы отъ меня? Я одинъ противъ многихъ и пришелъ не сражаться, a грустить; если на это воля божія, то поступайте какъ хотите.
Старикъ послѣ этихъ словъ серьезно посмотрѣлъ на своихъ преслѣдователей. Въ это время огонь отъ его хижины бросалъ матовый свѣтъ на его почтенную личность. Констабли невольно отступили въ темноту отъ мѣста пожара и предоставляли Натти свободный путь къ побѣгу въ кусты, гдѣ преслѣдованіе было бы безполезно. Но онъ не обратилъ на это вниманія и каждаго человѣка оглядѣлъ по очереди, какъ бы желая знать, кто первый прикоснется къ нему. Никто не обнаружилъ этого желанія, пока Ричардъ не вышелъ, извиняясь своей судейской обязанностію, и не арестовалъ стараго охотника. Другіе послѣдовали его примѣру, помѣстили Кожанаго-Чулка въ средину, и подъ предводительствомъ шерифа возвратились въ деревню; потомъ разошлись, посадивъ предварительно стараго Натти въ тюрьму.
Въ присутственный день множество народа собралось въ судѣ и между ними присяжные, судьи и адвокаты. Когда Мармадукъ Темпль занялъ предсѣдательское мѣсто, то присяжныхъ привели къ присягѣ, объяснили сущность жалобы, и судилище приступило къ дѣлу. Въ залѣ господствовала глубокая тишина, пока молчаніе не было прервано волненіемъ слушателей, и вскорѣ затѣмъ къ периламъ подошелъ Кожаный-Чулокъ. Затѣмъ опять наступило такое мертвое молчаніе, что слышно было тяжелое дыханіе преступника.
Одежда Натти, какъ обыкновенно, состояла изъ оленьей кожи. Ему въ первый разъ приходилось переступить за порогъ суда, и потому къ его обыкновенному чувству присоединилась немалая доля любопытства. Онъ поднялъ глаза на скамью судей, потомъ на присяжныхъ, на адвокатовъ, на массу народа, и вездѣ встрѣчалъ направленные на него взгляды.
— Снимите вашу шапку, подсудимый! сказалъ судья Темпль.
Но приказаніе не было исполнено; можетъ быть потому, что его не слышали.
— Натаніель Бумпо, здѣсь не стоятъ съ покрытой головой, повторилъ судья.
При звукѣ своего имени Натти вздрогнулъ, обратился къ судейской скамьѣ, и сказалъ:
— Какъ?
Адвокатъ, по имени Липитъ, былъ данъ на помощь узнику. Онъ поднялся и что-то шепнулъ ему на-ухо, послѣ чего Натти радушно кивнулъ головой и снялъ шапку.
— Господинъ обвинитель! сказалъ судья: обвиненный готовь; изложите вашу жалобу.
Призванный господинъ Шооль началъ громко читать обвиненіе, которое въ особенности касалось оскорбленія. Натти серьезно и внимательно слушалъ, и съ такимъ вниманіемъ обратился къ читающему, что выказывалъ этимъ глубокое и искреннее участіе. Когда окончилось чтеніе, онъ выпрямился съ глубокимъ вздохомъ. Слушатели надѣялись услышать его голосъ, но Натти молчалъ, и судья опять началъ:
— Вы слышали, что говорятъ противъ васъ, Бумпо? Что можете вы возразить на это?
Кожаный-Чулокъ задумчиво опустилъ голову, но тотчасъ же поднялъ ее и засмѣялся своимъ обыкновеннымъ смѣхомъ, потомъ сказалъ:
— Да, я не могу отговариваться, что немного живо обошелся съ этимъ Долитлемъ, но чтобъ я сдѣлалъ все то, что привелъ этотъ господинъ, то это безсовѣстная ложь. Нѣтъ, нѣтъ, я уже не особенный боецъ по своей старости. Когда я находился въ Шотландіи, постойте, это, кажется, было въ первыхъ годахъ послѣдней войны…
— Господинъ Липитъ, — вмѣшался судья, — такъ какъ вы адвокатъ обвиняемаго, то объясните ему, что отъ него требуется. Если вы не исполните этого, то судъ назначить ему другаго защитника.
Послѣ такого приказа законовѣдъ всталъ, тихо поговорилъ съ старымъ охотникомъ и объяснилъ суду, что они ожидаютъ дальнѣйшихъ вопросовъ.
— Въ чемъ виноваты вы и въ чемъ нѣтъ, Натаніель Бумпо? спросилъ судья.
— Я съ покойной совѣстью могу сказать, что не виноватъ, увѣренно сказалъ Натти. — Если поступаешь справедливо, то не можетъ быть и разговора о винѣ. Я скорѣе далъ бы убить себя на мѣстѣ, чѣмъ позволилъ бы Гираму Долитлю перешагнуть мой порогъ.
— Хорошо, сказалъ судья, продолжайте дѣло, господинъ обвинитель, вы, секретарь, запишите показанія обвиняемаго.
Господинъ Шооль всталъ, пригласивъ за перила Гирама, который долженъ былъ подписать свое показаніе въ этомъ дѣлѣ. Затѣмъ всталъ Липитъ и предложилъ свидѣтелямъ вопросы.
— Господинъ Долитль, я спрашиваю васъ въ виду суда, вашей совѣсти и знанія законовъ; имѣли ли вы право врываться въ хижину этого человѣка?
— Сударь, — съ замѣшательствомъ, откашливаясь сказалъ Гирамъ, — я думаю… что… по силѣ законовъ… гласитъ… предвидя… хотя и не настоящій, строгій законъ… я думаю… было законное право… но въ сущности дѣло… Билли не хотѣлъ начать, то я думалъ, что мнѣ слѣдовало въ это вмѣшаться.
— Я еще разъ спрашиваю васъ, Гирамъ Долитль, повторилъ юристъ: этотъ старый, храбрый человѣкъ запрещалъ вамъ нѣсколько разъ входить въ его домъ или нѣтъ?
— Ну, да, сказать правду, я долженъ признаться, что онъ былъ очень негостепріименъ, но онъ долженъ былъ видѣть, что я пришелъ навѣстить его дружественно, какъ сосѣда.
— Такъ вы допускаете, что хотѣли только навѣстить Бумпо, не имѣя въ виду законовъ. Замѣтьте, господа присяжные, слова свидѣтеля Гирама Долитля. Онъ какъ сосѣдъ дружески пришелъ навѣстить его. Однако, отвѣчайте мнѣ на вопросъ: Бумпо воспрещалъ вамъ входъ?
— Мы нѣсколько поспорили, отвѣчалъ Гирамъ: однако, я ясно прочелъ ему мое порученіе.
— Еще разъ повторяю вамъ мой вопросъ: развѣ не довольно ясно запретилъ вамъ входить въ свое жилище Бумпо?
— Да, y насъ произошелъ довольно жаркій споръ, но вѣдь y меня было порученіе; оно и теперь y меня въ карманѣ, и если судъ хочетъ принять во вниманіе, то…
