Чаща - Джо Р. Лансдейл
Когда мы проезжали мимо, Коротыш сказал:
– Это один из самых больших и известных борделей в Восточном Техасе. Его еще называют клубом скотоводов. Впрочем, чтобы вступить, не нужно отличать хвост коровы от рогов, главное то же у женщин не перепутать. Тут мне довелось изведать пучину наслаждений, чему в значительной степени способствовал размер моего кошелька. Когда деньги вместе с силами иссякли, я сразу же стал жалким и куда менее привлекательным.
– Боров, – сказал Юстас, – лучше тебе погулять. Пойди нарой желудей.
Боров утвердительно хрюкнул и отправился на промысел.
– Он и вправду тебя понимает? – спросил я.
– Не знаю, – ответил Юстас. – Может, просто подкалывает. Да и нужны ему эти желуди. Глядишь, ищет себе свинку или планы строит на ферму твоего старика. А то не уперлась ему эта ферма и моя компания. Пойдет, вон, с Коротышом и купит нефтяную скважину.
– Боров совсем как его папаша, – кивнул на Юстаса Коротыш. – Непредсказуемый. Хотя я в два счета взял бы его компаньоном в нефтяной бизнес. Насмотрелся, как он может копать своим рылом. Отыщет нефть скорее, чем с вышкой и буром.
В городе стоял тяжелый запах. Не такой, как в Сильвестере или Задворье, а въедливый смрад отхожих мест и конского навоза, отмеченный на каждом шагу ручейками или наваленными кучами. И в Задворье, и в Сильвестере специально нанятые люди убирали с улиц конские яблоки, а выгребные ямы опорожнялись в бочки золотарей. Здесь сортиры стояли на задворках, но никто их не чистил, так что зловонные потоки, кое-где перекрытые дощатыми настилами, струились прямо в канавы вдоль улиц. В одной такой канаве я заметил утонувшую птицу, ее точно облили дегтем и, понятно, вываляли в перьях.
Сами улицы представляли собой мокрое месиво с бесчисленными рытвинами и ухабами, и мостками из неструганых досок с одного тротуара на другой. По пути справа от нас открылся проход между строениями, где тесным кружком сбились мужчины вместе с мальчишками и несколькими девочками. Оттуда доносился страшный клекот, который едва не перекрывал вопли сгрудившихся людей.
Недолго думая, Коротыш повернул в ту сторону. Мы с Юстасом последовали за ним.
– Это не входило в наши планы, но готов поспорить, что придется сделать крюк, – сказал Юстас.
Я не сразу понял, что он имел в виду, но стоило нам троим спешиться, стало ясно, что происходит. Петушиный бой. Люди обступили двух петухов и делали ставки на победителя. Я не любитель петушиных боев, да и видеть прежде случалось только их дворовые стычки. Потому-то многие скажут, что птицы ведут себя как заложено природой – однако, если их не принуждают, один, улучив момент, обычно сдается, и все заканчивается мирно. Так что это их выбор, и никто не ставит доллар на выигрыш.
Но когда дерутся за деньги, кому-то, или обоим, точно не поздоровится, ведь к ногам им пристегивают маленькие железные шпоры. Теперь, налетая друг на друга, они подобны людям, дерущимся на ножах. Место для боя, присыпанное песком, уже пропиталось горячей петушьей кровью, и ее запах оседал во рту терпким медным привкусом.
Коротыш протиснулся внутрь круга и завопил:
– А ну разойдись, не то получите пулю.
– О чем толкует тот карлик? – спросил человек, стоящий напротив.
Тем временем «тот карлик» извлек из-под тужурки небольшой короткоствольный револьвер, открыв мне вероятную причину странного выбора своего гардероба, и твердой рукой нацелил его на вопрошавшего. Человек пустился наутек. Часть круга по обе стороны от него расступилась волнами влево и вправо, подобно водам Красного моря.
Один петух явно выдохся, его голова бессильно свесилась вниз. Второй кружил вокруг, собираясь нанести последний удар.
– Убить и съесть или не трогать, – сказал Коротыш и дважды нажал на курок. Пули снесли петухам головы не хуже, чем отточенный тесак оставляет их на колоде для рубки мяса. Один безголовый петух упал и стал дергать ногами, второй стал носиться кругами, хлопая крыльями, как будто искал голову в надежде вернуть ее на место и отбыть в неизведанные края. Казалось, это продолжается бесконечно, пока он, наконец, не упал, задергался, и длинный фонтанчик крови не брызнул из его шеи.
– Вы сборище чертовых трусов, – сказал Коротыш.
К тому времени толпа рассеялась, но несколько человек оставались на месте. Один из них, здоровенный толстяк, сказал:
– Тот, покрупнее, был мой петух. Ты мне должен, мелкий говняный обсосок.
Коротыш и бровью не повел. Он убрал револьвер под тужурку, поднял петуха за шею, достал свой большой нож и отрезал одну его ногу. При этом металлический шип блеснул на солнце. Затем он обернулся к толстяку и сказал:
– Советую тщательнее выбирать выражения, когда обращаешься ко мне.
– Тебя где говорить учили? – сказал толстяк. – В сраных чужих краях? Бога ради, разговаривай как положено. Мы делали ставки, мой петух побеждал. Ты не имел права портить нам веселье, так что плати.
– Называешь это весельем? – спросил Коротыш.
– Называю, – сказал толстяк.
Не успел он закрыть рот, как Коротыш подскочил, оперся ногой о его колено, одной рукой ухватил за рубаху, а другой, с зажатой петушьей ногой с острым наконечником, полоснул его по щеке, да так, что кровь брызнула фонтаном.
– Черт! – завопил толстяк, пытаясь стряхнуть Коротыша. – Проклятье!
Только это было все равно что пытаться сдернуть енота с дерева за хвост. Бесполезно. Коротыш был повсюду, забирался с одного бока, съезжал с другого и не переставал кромсать противника шипастой куриной лапой.
Мужчина заорал, призывая нас стащить с него карлика. Кинув мне поводья вместе с веревкой краденой лошади, Юстас подбежал, ухватил Коротыша за талию и резким рывком усадил на землю, сразу же надавив ладонью на макушку. Коротыш попытался вскочить и снова броситься в атаку, но ладонь Юстаса крепко сдавила его голову вместе со шляпой. Под его могучей дланью Коротыш крутился, шипел и плевался, и размахивал петушьей ногой в сторону толстяка, точно волшебной палочкой.
В свою очередь, обработанный петушьей ногой толстяк упал на колени, обливаясь кровью, исполосованный от головы до пупка, так что там, где прошлась острая шпора, одежда висела клочьями.
– Вот тебе веселье, – сказал Коротыш, пока Юстас удерживал его за воротник.
– Лучше держите эту маленькую сволочь от меня подальше, – сказал толстяк, – или я…
– Или ты что? – спросил Юстас. – Убирайся, пока я его не отпустил.
Толстяк поднялся и последовал совету со всей возможной прытью. Тут я заметил, что и прочие, стоявшие рядом, исчезли, будто утренняя роса. Остались только мы и два мертвых петуха.
– Нельзя так поступать с птицами, – сказал Коротыш, и его маленькие плечи поникли.
Юстас увещевал его, повторяя:
– Ну-ну-ну, Коротыш. Все уже кончилось. Послушай меня: я тебя отпущу, а тебе больше ничего не надо
