Макс Брэнд - Семь троп Питера Куинса
«Глупые шутки, — подумал про себя Куинс. — Им это еще зачтется». С такой мыслью он машинально взялся за кольт и в тот же миг почувствовал что-то неладное. Почудилось, что барабан странно легкий. Питер до того сжился с револьвером, что рука ощущала малейшую разницу в весе. Он вынул патроны, и все стало ясно. Кто-то зарядил револьвер холостыми, удалив боевые патроны. С таким револьвером он становился совершенно беспомощным, как с деревянной игрушкой.
Было бы приятнее сообщить, что наш герой, пожав плечами, перезарядил револьвер, бросился в постель и моментально заснул, но на самом деле Питер еще долго сидел, со всех сторон обдумывая случившееся. И чем больше ломал голову, тем чаще по спине пробегали мурашки. Ясно, что подменить патроны могли только в то недолгое время, когда он уснул у себя в номере. Кто-то, вероятно, проник в номер и оставался здесь довольно долго, чтобы заняться лежавшими на стуле у кровати револьвером и патронташем, и действовал так осмотрительно, что Питер не услышал ни звука, хотя спал, можно сказать, вполглаза. Не верилось, что он так оплошал.
Но прежде всего, зачем им понадобились эти манипуляции с револьвером? Или по крайней мере зачем лазутчикам Монтерея вообще с ним возиться? Разве что им известно, что он американец, и они исходили из маловероятного предположения, что он придет на помощь соотечественнику. А когда он отправился в номер Эвери, зачем им понадобилось бросать этот вызов — вырезать не украшенный черточкой инициал, что, если верить Эвери, означало непосредственную угрозу жизни?
Возникавшие вопросы требовали тщательного обдумывания, но Питер так и не сумел найти на них удовлетворительных ответов, разве что эти невидимые посланцы сеньора Монтерея действительно подслушали сквозь такие толстые стены его разговор с Эвери и решили, что гринго требуется убрать.
Прокручивая в голове эти мысли, Куинс перезаряжал револьвер. Они приговорили его, понимая, что, если дойдет до дела, он окажется более грозным противником, чем Мартин Эвери. В отношении Эвери невидимые соглядатаи удовлетворились предупреждением, а вот ему нанесут удар без промедления.
Питер вернулся к окну и стал угрюмо созерцать спящего пса и распластавшуюся рядом с животным его черную тень. При виде этой залитой лунным светом мирной картины грозившая ему опасность казалась еще страшнее. И все же спасаться бегством он не собирался. Во-первых, наверху оставался соотечественник, который нуждался в помощи. Во-вторых, Злому Року, к сожалению, требовалось подкормиться и отдохнуть.
Наконец Питер запер дверь, тихо выдвинул кровать из угла и лег лицом к окну. Он решил провести остаток ночи в таком положении — не раздеваясь, лицом к окну, с револьвером в руке. В результате почти моментально крепко заснул. Разбудил его — был поздний час ночи или начало утра — топот копыт во внутреннем дворике, довольно большом, куда приезжие въезжали прямо на лошадях.
Но кто мог явиться сюда в такой час? Питер настроился снова уснуть, но, уже закрыв глаза, вдруг вспомнил, что, кроме стука копыт, слышал во сне что-то еще. Короткий сдавленный звук, вроде как кто-то пытался крикнуть, но ему зажали рот. В этом звуке он явно уловил страх и боль. И именно он заставил Питера окончательно проснуться с сильно бьющимся сердцем.
Куинс поднялся и опять подошел к окну. Ранее мирно дремавший дворик заволокло пылью. Там стояли четыре лошади. Две из них под седоками. В третье седло мужчина гигантских размеров усаживал человека со связанными за спиной руками. Он словно перышко подбросил пленника и, быстро пропустив в стремена веревку, связал ему ноги под брюхом коня. Питер глядел как зачарованный. Никогда еще он не встречал такого гиганта. Казалось, сложи вместе двоих, и тогда не получится такая громадина.
Большую часть времени великан стоял лицом к окну. И Питер хорошо его разглядел. В лице было что-то от хищной птицы — резкие черты, выдававшийся вперед нос и подбородок, глубоко посаженные глаза, грозно поблескивавшие из-под бровей и надвинутой на лоб широкополой шляпы. Громила имел верных два метра росту. Огромная голова, широченные плечи и длинные могучие руки. Но книзу туловище сужалось, как это бывает у атлетов, — верхняя часть как у профессионального боксера, а низ как у бегуна на длинные дистанции. В тяжелых плечах и руках незнакомца чувствовалась невиданная сила, но в целом он не представлял большого бремени для хорошего скакуна. Особенно для такого коня, как стоявшее рядом гнедое чудо — полных семнадцать ладоней высотой и с могучими мышцами, свидетельствовавшими о резвости и силе.
Управившись с жертвой, гигант бросил поводья одному из двух спутников, и те встали по бокам связанного пленника. Сам вожак вскочил на своего гнедого богатыря. Они уже тронулись, когда пленник, освободившись от кляпа во рту, закричал:
— На помощь! Куинс, ради всего святого, помоги!
Никаких сомнений не осталось — бедняга Мартин Эвери, веривший, что ему больше ничто не грозит, попал в беду. И вот теперь эти негодяи его похищали, чтобы потом, когда им заблагорассудится, расправиться с несчастным! На раздумье времени не осталось. Питер мигом перелез через подоконник, повис на руках и спрыгнул на землю, подняв пыль.
Один из находившихся рядом с Эвери темнолицых парней выхватил револьвер и принялся бешено палить в направлении Питера. Пули глухо застучали в глинобитную стену постоялого двора. И словно эхом откликнулись голоса разбуженных постояльцев, по всему дому разносились испуганные возгласы. Правда, пули летели вразброс. Внимание Питера больше привлекал второй всадник, яростно бивший по голове Мартина Эвери рукояткой револьвера. Молодой инженер вдруг обмяк в седле. Убит или только оглушен — Питер не мог сказать.
Все это Куинс успел увидеть, спрыгнув на землю и присев в облаке поднятой им пыли. Он понял, что первая пуля должна достаться не этим двоим. Она полагалась вожаку. Когда раздался крик Мартина Эвери, гигант даже не пошевельнулся в седле. Но, оставив поводья в левой руке, легко опустил правую на бедро, ожидая, что будет дальше. Он держался так надменно, так невозмутимо, что у Питера невольно дрогнуло сердце. Да, да — он, так любивший все эти годы ввязываться в драки, теперь обнаружил, что пасует перед опасностью!
Сделав над собой усилие, он с ревом выпрыгнул из пыльного облака и выхватил револьвер, заметив, что в тот же миг взялся за оружие и великан. Теперь стало понятно, чего тот ждал. Его собственный кодекс чести запрещал браться за оружие, пока этого не сделает противник. Бандит хотел показать, что стреляет быстрее и лучше других.
Все это пронеслось в голове Питера в те доли секунды, когда он одним привычным движением кисти выхватывал свой револьвер. В ушах все еще звенел крик Эвери. То ли он, пораженный увиденным, чуть промедлил, то ли его оглушил прыжок с подоконника, — ему казалось, что он делает все как всегда, — но великан выстрелил первым. Грохот выстрела, лязг металла у самого уха — и Питер провалился в темноту.
