Евгений Костюченко - Зимний Туман - друг шайенов
— Точно.
— Да где это видано, — прикапывать человека, как собака прикапывает кость! Кем бы его ни считали в Колорадо, нам-то он ничего плохого не сделал.
— Верно, шериф. Он был отличный парень. Похороним по-людски.
— Вам просто лень лишний раз шевельнуть лопатой. Черт с вами, лодыри, тащите его в часовню.
* * *Голоса исчезли, постепенно размываясь в тишине. Вместе с голосами ушла и боль. "Все, конец, — подумал Гончар. — Сейчас отключится мозг, и все. А где же обещанные картины прошлого? Почему не проносится перед мысленным взором вся жизнь?
Нет, это еще не смерть. Смерть приходит вместе с туманом. И туман перенесет меня обратно, в покинутый мир. Возможно, перенесет только для того, чтобы оставить мое тело на обочине Пулковского шоссе. Ну и пусть. Только бы не оставаться навеки погребенным. Лежать в могиле и понимать, что лежишь в могиле. Наверно, это и есть ад. Неужели я не заслужил ничего, кроме ада? Ребята, не надо меня хоронить… " Он вдруг понял, что не злится на шерифа. Палмер исполнял свой долг. Одно дело наемный убийца, и совсем другое — парочка полицейских. Конечно, он обязан был оказать им содействие. Итак, шериф прощен.
А Штерн? Ты и его сможешь простить?
Легко. Да, он всегда стреляет в спину. Так он убил Харви Дрейка и Бена Смоки. Возможно, что из-за него погибли и другие парни. Да, это подло. Но пусть его судят те, кого он убил. Если они попали в ад, то, само собой, сейчас вспоминают Штерна особо теплыми словечками. Ну а если Харви вместе с Беном прошел чистилище и начал бесконечное путешествие по всем кругам рая? Тогда выходит, что Фредерик Штерн оказал им неоценимую услугу.
"Я сам виноват перед ним, — подумал Степан. — Я хотел его убить. И при случае обязательно убил бы. Так чем я лучше его? Прости меня, Штерн. Но когда я вернусь, постарайся больше не попадаться мне на пути".
Перед ним проплывали лица множества людей, и перед каждым он в чем-то был виноват. Что это? Эскалатор в метро. Степан бежит вниз по ступенькам. Он торопится, а на пути стоит тетка в вязаной шапке с начесом, она загораживает проход, и он, протискиваясь, раздраженно толкает ее локтем — едва заметно, но толкает, и мельком замечает ее серое лицо…
"Вот оно, началось, — понял Степан, — те самые картинки прошлого. Потом впереди загорится свет, появится туннель, и больше ничего не будет. Сто раз читал про клиническую смерть. И каждый раз — не до конца. Все рассказчики возвращались, остановившись на самом интересном месте. Кажется, сейчас я узнаю продолжение… " "А где же колечко?" — послышался голос Мелиссы, и чернота перед глазами вдруг заиграла искрами. Они кружились, оставляя за собой мерцающие следы, и от этих огоньков ему стало тепло и спокойно.
"Нет, я не умер. Я не могу умереть. Меня ждет невеста. Я не могу ее обмануть", — думал он, чувствуя, как постепенно возвращается откуда-то.
— Да, это он, — сказал кто-то. — Я его забираю.
— Это еще зачем?
— У него есть сыновья. Они должны проститься с отцом. Мы сами его похороним.
— Да где это видано, чтобы индейцы хоронили белого!
— Не спорьте с ним, парни. Черт с тобой, краснокожий. Забирай.
И снова все погасло и отступило. Но теперь Степану казалось, что он куда-то летит. Нет, не летит. Под спиной подрагивали шершавые доски. Кто-то плакал навзрыд тонким детским голоском. Нет, это не детский плач, это визг раненого зайца. Как он визжит! Душу выворачивает!
Прошла целая вечность, прежде чем Гончар понял, что звук, который так его мучает, — это скрип колес.
— Я знаю, брат, ты меня слышишь, — раздался чей-то знакомый низкий голос. — Ты не можешь шевелиться, не можешь говорить. Но ты меня слышишь. Мы едем домой, брат. Тебе рано уходить к Великому Духу. Тебе надо жить среди нас, Зимний Туман.
"Майвис, — вспомнил Степан. — Майвис Красная Птица. Ты нашел меня. Брат, ты очень вовремя. Еще немного, и они бы меня зарыли".
— Белые ничего не знают о смерти. Они думают, что ты умер. Но я знаю, ты меня слышишь. Скоро ты сможешь дышать. Потом откроешь глаза. Потом заговоришь. Скоро. А пока спи. Я знаю, ты не спал все это время. Спи, Зимний Туман. Я разбужу тебя, когда мы будем дома.
Часть 2
ШАЙЕН
11. БУБЕН ШАМАНА
Майвис Красная Птица был одним из сыновей шайенского вождя. С двенадцати лет он время от времени нанимался в кавалерийский полк, сначала погонщиком мулов, потом — скаутом. Сейчас ему было тридцать три года, следовательно, почти две трети своей жизни он провел среди белых. Подвергаясь долгому воздействию цивилизации, из всех ее плодов он усвоил только грамоту, да еще блестяще, как все шайены, овладел стрелковым оружием. Гуманисты из Вашингтона мечтали воспитать в коренном населении привычку к созидательному труду, любовь к ремеслам и земледелию, а также покорность, миролюбие и уважение к собственности. Увы, Майвис не оправдал их надежд.
В походы с кавалеристами он отправлялся только тогда, когда его племя останавливалось на зимовку. И делал он это даже не ради денег — он никогда не интересовался размерами своего жалованья, — а ради того, чтобы не сидеть дома. Кроме того, находясь среди военных, он всегда знал о настроениях и планах Большого Белого Брата. А эти настроения менялись, как погода в марте.
Сегодня белые клятвенно заверяют краснокожих соседей, что ни один новый переселенец никогда не перешагнет очередную "вечную границу". А завтра за "вечной границей" уже копошатся в реке какие-то незнакомцы с лотками и лопатами. Через месяц им уже нестерпимо хочется попробовать индейскую женщину, и они устраивают набег на ближайший поселок, выбрав время, когда мужчины уходят на охоту. У индейцев своя охота, у старателей — своя. Разница только в том, что за убитого бизона никто не будет мстить, а за изнасилованную сестру индеец снимет скальп с первого попавшегося белого. Причем не только с головы, но и с других мест, где растут волосы. Этот обычай, вполне справедливый по меркам индейцев, вызывает бурю негодования среди цивилизованных пришельцев. На их защиту выдвигается кавалерийский эскадрон, и после нескольких стычек "вечная граница" передвигается еще на десяток миль к западу.
Прислушиваясь к разговорам возле солдатской кухни, Майвис узнавал, по каким маршрутам армия будет двигаться летом. И как только кончалась зима, его семья уходила кочевать подальше от этих маршрутов. Во-первых, чтобы не нарываться на неприятности. А во-вторых, потому, что семья кормилась бизонами, а там, где армия, — там нет бизонов.
Гончар знал, что Майвис — крещеный, как и многие его сородичи. Шайены, принявшие христианство, почти ничем не отличались от прочих индейцев. Разница была только в том, что они лечились, принимали роды, хоронили умерших и выполняли ритуалы охотничьей магии, не прибегая к помощи шаманов и священников, и самостоятельно, без посредников обращались к Великому Духу и Деве Марии.
